Ознакомительная версия.
Думаю, если бы я попросил обоих директоров раздеться догола и станцевать в таком виде польку «Трик-трак», выражение их лиц было бы менее удивлённым.
– Гар-р-ри, я не ослышался: наш мальчик, которого мы с тобой вот уже почти год учим уму-разуму, просит у нас с тобой денег? – картавя, спрашивает своего тёзку Востоков.
– Да, Гар-р-ри, он именно это от нас и просит, – тем же Макаром отзывается Климов, – у меня просто нет слов.
Востоков театрально закрывает ладонью глаза:
– Какая же меркантильная нынче пошла молодёжь…
– Не говори, – принимает подачу Климов, – никаких моральных ориентиров, не то, что у нас, стариков…
Востоков роняет сивую голову на грудь коммерческому директору:
– Куда катится мир! Неужели времена альтруизма прошли!
Востоков начинает трястись, изображая рыдания.
– Да, Гарри, прошли, – вторит ему Климов, – их уже не вернёшь!
– Что же мы будем делать? – сквозь рыдания спрашивает Востоков.
– Гарри, надо ему заплатить…
– Да, другого выхода нет…
Климов перестаёт паясничать, запускает во внутренний карман пиджака здоровенную пятерню, которой можно спокойно колоть кокосовые орехи, и извлекает оттуда три бумажки с донельзя огорчённым Б. Франклином на каждой. Одну из них он достаточно изящно протягивает мне.
– Вот это, Валера, твой вклад в общую победу. Бери и помни нашу с Игорем Борисовичем доброту.
Принимаю из его рук новенькую банкноту:
– Даже не знаю, что сказать…
– Скажи: «Спасибо».
Смотрю на своих директоров, которые похожи на двух добрых дядюшек, которые решили-таки облагоденствовать непутёвого племянничка.
– Спасибо, – говорю я, – правда, спасибо.
– Пожалуйста, – отвечает Востоков с улыбкой, – только смотри, не зазнавайся. Садись, пиши ответ с благодарностью, а мы с Гарри подберём оправы для заказа. Как там они написали, не менее пяти штук одной модели?
– Да, и после стопроцентной предоплаты, – отвечаю я.
Климов сокрушительно вздыхает:
– Что поделать, не станут же они нам кредит открывать на первом свидании, – обращаясь к нему, говорит Востоков, – я их прекрасно понимаю.
– Да я их тоже понимаю… только, как бы нам с тобой, Гарри, денег занимать не пришлось…
– Надеюсь, не придётся…
Востоков раскрывает свежеполученный каталог на первой странице, берёт в руку карандаш и садится за стол, где обычно сидят клиенты. Рядом тут же плюхается Климов – теперь мои шефья похожи на двух первоклашек, у которых один букварь на двоих.
По классификации, разработанной лично моим обожаемым генеральным директором, все существующие в мире оправы делятся всего на три группы: «жёсткое порно», «мягкое порно» и «шедевры». Четвёртого не дано. Именно поэтому через полчаса приехавший из далёкой и непонятной Японии каталог украшают карандашные пометки: «МП», «ЖП» и «Ш». Даже при беглом его осмотре видно, что «ЖП» больше всего – новая коллекция, особенно её часть, предназначенная для женщин, вышла с нашей точки зрения несколько революционной.
Эйфория от успеха прошла, и теперь оба директора пребывают в некоем подобии прострации: они не понимают, как это можно продать. Что до меня, то я уже десять минут как написал благодарственное письмо, но не спешу докладывать об этом руководству – не хочу отвлекать.
– Никогда нам их не понять, – с досадой в голосе говорит Климов, то ли нам с Востоковым, то ли самому себе. – Вот, например!
Он тычет пальцем в одну оправу, помеченную как «ЖП». Оправа эта мне кажется странной: у неё сильно сплюснутые эллиптические окуляры и тонюсенькие заушники, на каждом из которых прилеплено по здоровенной искусственной жемчужине.
– Ты не одинок, Гарри, – отвечает Востоков, отбирая у него каталог и откладывая в сторону, – их вообще мало кто понимает.
– В какой-нибудь другой ситуации, Гарри, я бы, наверное, с тобой согласился, но, понимаешь ли, какая штука – этого же никто не будет носить. Для нашего рынка тут всего две-три модели.
Климов встаёт. Видно, что он уже немного на взводе.
– Ты абсолютно прав, Гарри, – с олимпийским спокойствием говорит Востоков, – в этой коллекции для нашего пипла почти ничего. Но мы же не собираемся эти оправы колхозникам на Мытищинском рынке втюхивать! У нас совсем другая целевая группа – люди, которые в состоянии выложить за то, что мы называем «жёстким порно», триста долларов, только потому, что оно из Японии. Наша задача – найти их, а всем остальным просто объяснить, что это охренительно модно.
– Просто? – горько усмехается Климов. – И уж не ты ли будешь это делать?
В ответ Востоков широко улыбается:
– Нет, Гарри, это будем делать мы вместе. Ты лучше взгляни на эти оправы как на предмет выпендра, того, что обычный человек никогда на себя не наденет. Поверь, сейчас в Москве полно молодых людей, которым для того, чтобы выделяться из толпы себе подобных, нужно иметь что-то особенное… понимаешь?
– Всё равно я не верю, что это продастся, – мотает головой из стороны в сторону Климов, – слишком большой риск.
– Думаю, в данном случае, риск будет оправданным, – уверенно говорит Востоков, – я это чувствую.
Ничего на это не ответив, Климов удаляется в глубину шоу-рума. Какое-то время он молча слоняется от стены к стене, видимо, размышляя над услышанным, пока его внимание ни привлекают оправы из коллекции «Pertegas», рассчитанные исключительно на «сорок за сорок», как удачно выразился наш обожаемый генеральный директор. Сняв одну с демонстрационной стойки, Климов сначала её сосредоточенно разглядывает, а затем усердно протирает линзы галстуком, предварительно на них подышав. Я понимаю, что он делает всё это только для того, чтобы хоть чем-то себя занять.
– Гарри, нам нужен независимый эксперт! – неожиданно заявляет он.
Востоков поворачивается к нему на стуле:
– Женщина?
– Да, молодая женщина, которую мы оба знаем. Покажем ей каталог и увидим, что она по этому поводу думает.
– Согласен.
Востоков встаёт и одёргивает пиджак.
– Валера, будь добр, позови, пожалуйста, Зою.
Пойти к нам в офис Зою долго уговаривать не приходится. Она собирается мгновенно, будто знала о том, что она нам понадобится, заранее. Вопросов, зачем именно она нам нужна, Зоя не задаёт, видимо, это для неё не столь важно. По дороге от своего рабочего места до двери она успевает, заглянув в зеркало, поправить причёску, вильнуть в мою сторону задом и поставить факс на «автомат».
– Ну, очкарики, что у вас? – спрашивает она с порога. – Без тёти Зои никак?
– Никак, солнце, – Востоков приветствует её элегантным поклоном, – только ты можешь нам помочь, – будь добра, присядь.
Зоя плюхается на стул, где пять минут назад сидел Климов:
– Ну?
Егоров садится напротив и пристально всматривается ей в глаза:
– Зоя, я тебе сейчас покажу фотографии оправ одной жутко дорогой фирмы, посмотри на них внимательно, и скажи, какие из них ты бы смогла носить.
– Ну, я не знаю, Игорь, – начинает мяться гостья, – я же очков не ношу…
– А ты представь, что это украшение. Я же сказал: оправы очень дорогие.
Перед Зоей раскрывается злополучный каталог.
– Так, вот эта неплохая, – Зоя с ходу тычет пальцем в одну из оправ.
– Не спеши, – останавливает её Игорь. – Дело серьёзное. Посиди, подумай, а мы пока пойдём, покурим.
Он делает нам знак пальцами, и мы с Климовым покидаем помещение.
Перекур даётся нам нелегко. Оба Игоря молчат, изредка поглядывая друг на друга. Я также молча наблюдаю за обоими. Если честно, мне до одури интересно, чем всё это закончится.
Когда мы возвращаемся, рядом с Зоей сидит Эдуард, сосредоточенно вглядывающийся в каталог. При нашем появлении он вздрагивает:
– А что это за каталог такой? Где вы его взяли? Зоя сказала, вы какой-то опрос проводите.
Востоков молча берёт у него из-под носа каталог и убирает себе за спину.
– Тебя кто сюда звал? – спрашивает он.
– Я к Зое проходил, – глупо хлопая глазами, отвечает Эдуард, – её не было, решил у вас поискать…
Игорь переводит вопросительный взгляд на Зою.
– Я всё сделала, – быстро отвечает она, – там галочками отмечено.
– Спасибо тебе, солнце, – улыбается в её сторону Востоков, – я к тебе попозже зайду.
Зоя встаёт, кивает Игорю и удаляется восвояси, не забыв на прощание вильнуть задом. И вроде бы в её поведении нет ничего необычного, только я вдруг замечаю, что перед тем, как нас покинуть, она обменивается с Игорем взглядами, характерными для людей близких, а точнее… любовников. В моей голове происходит небольшая, но довольно яркая вспышка, схожая по воздействию с приходом в иступлённый долгими раздумьями мозг решения непростой задачи.
«Так вот где собака-то порылась! – сдержавшись от высказывания только что понятого, думаю я. – А жизнь-то становится всё интереснее и интересней!»
Ознакомительная версия.
