Ознакомительная версия.
Всё было в стране привычно, рутинно и монотонно до тех самых пор, пока не выстрелило вдруг практически незнакомое для советского уха слово «Афганистан». СССР неожиданно ввёл в эту незнакомую страну «ограниченный контингент» своих войск, что мгновенно стало главной темой всех мировых средств массовой информации.
Официальной причиной ввода стало оказание поддержки правящему режиму Афганистана, а неофициальной, передаваемой из уст в уста была цель не допустить размещения американских баз на границе с Советским Союзом.
Юные новобранцы спешно проходили военную подготовку и втайне от родителей отправлялись в афганскую «командировку», откуда потом возвращались на родину в лучшем случае покалеченными физически и духовно, а в худшем – в цинковых гробах. Афганистан стал для советских матерей кошмаром. Мировая пресса подняла шум, злорадно обвиняя СССР в наглой интервенции. Афганская тема вновь болезненно напомнила людям о войне, но если война 1941 года была отечественной, где люди защищали собственную землю, то здесь, почти лишённые информации, они плохо понимали и цели этой войны, и то, почему их сыновья должны проливать свою кровь на чужой земле против каких-то чуждых им талибов.
Почти одновременно с афганской зазвучала в стране и другая тема, представленная на телеэкранах итальянской компанией «РАИ» и потрясшая всех советских людей. То был «Спрут», телевизионный сериал, поведавший миру об ужасах, творимых итальянской мафией. Советские граждане, шокированные увиденным, ежевечерне приникали к экранам телевизоров, поражаясь страшному сюжету и воспринимая его не иначе, как фантастику. Мужественный, благородный комиссар Каттани мгновенно стал идеалом мужчины, пусть даже всё происходившее на экране и было для советских людей почти нереальным.
Да и Афган поначалу тоже казался нереальным, но когда тут и там стали появляться молодые люди на костылях, с потухшим взглядом мрачных, неулыбчивых глаз, общество замерло, ужаснувшись рассказами о страшных боях и гибели сотен советских ребят, ещё не успевших пожить и возвращавшихся теперь на родину в цинковых гробах с названием «груз-200». Люди не знали, что надо предпринять и как обосновать упорное нежелание воевать на чужой, неведомой земле.
Тогда-то и пошёл по стране ропот, усиленно подпитываемый голосами западных радиостанций и газет. Тогда-то и стала создаваться в стране ситуация, которая многими ассоциировалась с «предреволюционной».
Афганистан, наряду с полупустыми прилавками магазинов, стал миной замедленного действия, многократно усилившей растущее недовольство советских людей своими коммунистическими вождями.
Айша с любовью глядела на внучку. Через несколько месяцев ей предстояло стать матерью, а значит, сама она будет уже прабабушкой. Чуть слышно она прошептала «Иншаллах!», привычно возлагая окончательное решение вопроса на Всевышнего.
Днём Марьяша с мужем приехали в Буйнакск, и Султан, пробыв здесь пару часов, вернулся в Махачкалу – его ждали дела.
– Смотрите, берегите как следует мою половинку! – наказал он, прощаясь. – Я не могу разбрасываться жёнами, тем более что она у меня единственная!
– Ладно-ладно, уговорил, уж как-нибудь позаботимся о ней без тебя! – отвечала ему шутливо Фарида, с которой у Султана с первого же дня сложились сердечные отношения.
Проводив мужа до ворот, Марьяша вернулась в дом и уселась подле бабушки. Она чувствовала себя вполне счастливой, даже невзирая на порой накатывавшую на неё волнами тошноту.
Айша пытливо посмотрела на внучку, стараясь по её виду определить, насколько та счастлива в браке, и, не отыскав в её глазах следов горечи или грусти, отметила про себя, что замужество придало Марьяше ещё больше привлекательности, округлив и подрумянив её щечки и усилив блеск в глазах. Она подкоротила свои волнистые волосы, и они красиво обрамляли её нежное лицо, на котором отражалось чувство покоя и умиротворенности.
Марьяша действительно чувствовала себя счастливой. Затаив дыхание, она прислушивалась к себе, поражаясь таинству зародившейся внутри неё жизни. Она уже страстно любила это жившее в ней существо, появления которого она с нетерпением ожидала.
Она забыла о злости, сопровождавшей первые месяцы беременности, когда токсикоз выворачивал её наизнанку при одном виде еды, не говоря уже о запахе и вкусе, когда она лежала обессилевшая и безразличная ко всему и обида накатывалась на неё, заставляя злиться на крошечную каплю зарождавшейся в ней жизни.
Пребывая в твёрдой уверенности, что родится сын, она всё же перебирала в уме женские имена, примеряя их к будущему ребёнку, а о мужских именах не думала вовсе, полагаясь в этом вопросе на мужа. Как он решит, так и будет.
Вчера утром ей захотелось увидеть Айшу, и она попросила Султана отвезти её к бабушке. Нигде Марьяше не было так хорошо, как в Буйнакске. Здесь всё дышало провинциальным покоем, воздух был до пронзительности чист, а вода так вкусна, что напиться ею было просто невозможно.
В Махачкале было море, а в Буйнакске – всё остальное, что нужно душе. И Марьяше нередко приходило в голову, что, если бы Султан захотел здесь работать, то она с удовольствием перебралась бы сюда жить.
Вечером, вволю наговорившись с родными, она примостилась возле бабушки и произнесла сонным голосом:
– Что-то так блинчиков захотелось!
Сказав так, она тут же погрузилась в глубокий сон.
Ранним утром следующего дня Айша подошла к спящей внучке и, ласково потрепав её по щеке, произнесла негромко:
– Вставай, моя родная!
Марьяша открыла глаза и увидела склонившуюся над ней Айшу.
– Что, дадэй? Что случилось?
– Ничего не случилось, слава Аллаху, просто подымайся и идём со мной!
В тишине спящего дома ничего не понимавшая Марьяша последовала прямо в пижаме в летнюю кухню. Айша усадила её за стол и поставила перед ней блюдо с возвышавшейся на нём горой аппетитных блинчиков, пиалу с густой свежей сметаной и вазочку с вишнёвым вареньем.
– Ешь! – сказала Марьяше бабушка. – Пока никто не встал, поешь, сколько хочешь, а то потом только понюхать и останется!
– Дадэй! – воскликнула Марьяша. – Это ты специально для меня напекла?
– Ну конечно! Ты ведь сказала вчера вечером, что хочешь блинчиков!
– Да? – удивилась девушка. – А я и забыла! Бедная, когда же тебе пришлось встать, чтобы наготовить всю эту гору!
– Какая разница? Ешь вволю – и за себя, и за малыша, пока глаза не насытятся!
Марьяша поднялась со стула и крепко обняла Айшу.
– Ты самая лучшая в мире бабушка! – с чувством произнесла она.
Девочка родилась прелестной и вполне здоровой, с унаследованными от отца зеленовато-карими глазами и тёмными, как у матери, волосами.
Марьяша часами готова была любоваться ею, разглядывая бровки, носик, ушки, пальчики и умиляясь тому, как она смешно зевает, морщит носик, обиженно кривит губки либо улыбается чему-то своему, неведомому даже её матери.
– Это с ней ангелы разговаривают! – пояснила Айша, впервые после многих лет приехавшая по такому случаю в Махачкалу.
Взяв малютку на руки, она стала нашёптывать ей на ушко слова молитв, и та, будто слыша и понимая их, тихонько лежала, посапывая, на руках у своей прабабушки.
Счастливая Малика суетилась вокруг ребёнка, а Юсуп с Мажидом, гордые новыми званиями деда и дяди, то и дело подходили к двери и смотрели, как женщины хлопочут, пеленая и распелёнывая новорожденную.
– Не станем нарушать наших древних лакских обычаев, – сказал полушутливо Омар Сиражутдинович, – и, так и быть, оставим их у вас на сорок дней! Но, учтите, ни днём больше! – Он помолчал и добавил: – Конечно, будь это внук, я бы ни за что не оставил его у вас, даже несмотря на обычай!
Малика с трудом уговорила мать побыть у неё пару дней. И сейчас, когда собрались вместе самые дорогие её сердцу люди – мать Айша, дети Марьяша и Мажидик, муж Юсуп и, наконец, это крохотное, пока ещё безымянное существо, в котором течёт и её, Маликина, кровь, – сердце её было переполнено счастьем и радостью, и дом её тоже был ими наполнен.
А ещё Малику переполняло ощущение единения и безмятежного покоя, когда она сидела возле матери и вполголоса, чтобы не разбудить уснувших домочадцев, вела с нею неторопливый разговор о том, что её в жизни волновало и что радовало.
Дом был погружен в тишину, неподалёку мирно плескалось ночное море, а звёзды, свесившись с неба, точно кумушки, схватывали обрывки их беседы, чтобы, перемигнувшись, донести их потом до других звёзд.
Посреди разговора Малике вдруг пришла в голову мысль, которой она тут же поделилась с матерью.
– Смотри, мам, как интересно получается! У твоей матери первой родилась ты, у тебя первой родилась я, а у меня тоже сначала родилась Марьяша, и вот теперь у неё тоже первая – девочка… Что-то в этом есть, тебе не кажется? Как будто что-то передаётся из поколения в поколение…
Ознакомительная версия.
