– Черт! – выругался Спиридонов. – Что же будет-то?
– Да что будет… – угрюмо пробурчал Власик. – Помните красный террор? Ну вот, а теперь второй акт, пока мы ему компромата полные карманы не набьем да сменщика не подготовим. Но пару лет он покуражится. Потому, Виктор Афанасьевич, вы тоже будьте начеку. Если что – прямо мне звоните или хоть Хозяину, если меня не будет. И вот еще что…
Он наклонился ближе к Спиридонову:
– Очень вам советую: не сближайтесь ни с кем. Ни сейчас, ни впредь. Если не хотите, чтобы этот человек пострадал только от того, что вам близок. Время сейчас такое, прямо скажем. Сучье время.
Где-то Спиридонов это уже слышал.
– Коля, скажи мне только одно, – негромко попросил он. – А будет в этой стране не сучье время? Ну хоть когда-нибудь?
– Надеюсь, – вздохнул Власик. – У нас с Машенькой детей быть не может, врачи приговор вынесли, а вот у сестры у моей уже четверо. Души в них не чаю. Приезжаю к ним, смотрю и думаю – ну, пусть не нам, так хоть бы им пожить по-человечески…
* * *
Некоторое время они молчали, затем Власик сказал:
– Ах да, насчет вашей помощницы. В общем, так: в главке ее личного дела нет, запропастилось куда-то. Там с делами такая чехарда, сам черт ногу сломит. Но я поспрашивал по смежным организациям и кое-что выяснил…
Он достал тоненькую папочку:
– Понятовских Варвара Дементьевна, родом из села Березовка Пермского края. Из зажиточной крестьянской семьи. Родилась десятого сентября тысяча девятьсот пятого года…
– По старому стилю? – уточнил Спиридонов. Почему-то эта цифра его, что называется, кольнула.
– По новому, – ответил Власик. – Кто ж сейчас по старому-то считает? Короче говоря, через шесть дней после Портсмутского мира. Отец погиб в Империалистическую, мать и другие дети – в результате несчастного случая в восемнадцатом. Дом сгорел, спаслась только Варя. Думаю, это вам все известно, ведь так?
Спиридонов кивнул. Варя рассказывала правду, но он в этом и не сомневался.
– Во всем этом есть только два интересных момента. Во-первых, история с пожаром какая-то темная. В то время в селе был отряд продразверстки, и в пожаре погиб один из бойцов того продотряда. Говорят, пытался спасти детей. Я в это верю с трудом, зная, какие фортели выкидывали эти отряды… А во-вторых… – Власик посмотрел на Спиридонова: – Девичья фамилия матери Вари – Тесликова. Ее отцом был пермский мещанин Тесликов, матерью – некая Агафья Выдрина, купеческого сословия. Тесликовы унаследовали довольно-таки крупное состояние, однако щедро жертвовали на благотворительность, кроме того, мать Вари была восьмой из одиннадцати детей в семье. Что до мещанина Тесликова, то, видимо, у него не было коммерческой жилки. В купцы он не вышел. Может, и к лучшему.
– Не вижу здесь ничего необычного, – потер переносицу Спиридонов, соображая, что к чему.
– Необычное в том, от кого Агафья Выдрина получила свое состояние! – загадочно пояснил Власик.
– И от кого же? – развернулся к нему Спиридонов. – От государя императора Александра III?
– Да полно вам, – коротко улыбнувшись, отмахнулся Власик. – От купца второй гильдии Семена Никаноровича Ощепкова. Своего деда.
Глава 13
…и к злодеям сопричтен
1937
Первый звоночек для Спиридонова прозвучал еще в декабре тридцать шестого года, когда он узнал о назначении заместителем нового наркома Ежова и начальником ПСК «Динамо» товарища Фриновского. Фриновский был тем самым чиновником, на которого в свое время указал ему майор Аударин. Виктор Афанасьевич, не спускавший подобных вещей, тут же написал рапорт на имя наркома внутренних дел, в котором обращал внимание на преступную халатность товарища Фриновского в отношении подготовки кадров. Выяснилось, что «преступная халатность» была принципиальной позицией Фриновского, но после разговора с Ягодой, тогда еще наркомом внутренних дел, Фриновский от этой позиции отступил, по крайней мере на время.
Но Ягоду сменил Ежов, а в конце марта ставший наркомом связи Генрих Григорьевич был арестован, и это, казалось, развязало Фриновскому руки. Через несколько дней на собрании Центрального совета пролетарского спортивного клуба «Динамо» он выступил с речью о неуклонно возрастающей роли комплекса ГТО в военно-патриотической подготовке кадров. После чего с гневом, хотя и анонимно, обрушился на тех «несознательных личностей из числа недобитых военспецов, бывших лакеев царского режима», которые сдерживают продвижение комплекса в структуру Наркомата внутренних дел. Спиридонов все понял и тут же, на заседании, написал заявление с просьбой уволить его по собственному желанию.
На следующий день его впервые вызвал к себе Ежов.
Спиридонов прибыл к назначенному времени в давно знакомый ему кабинет, помнивший еще Железного Феликса. Он понимал, что разговор будет не из приятных, к тому же Варенька почему-то очень переживала из-за этого.
– Все говорят о людях, которых сначала вызывают на Лубянку, а потом они пропадают, – сказала она, и взгляд ее был тревожным.
– Пустое это, – отмахнулся Спиридонов, – уж я-то не пропаду.
– Ваши слова, да богу в уши, – очень серьезно ответила ему Варя, а он снова некстати вспомнил, что она – внучатая племянница Ощепкова. Который одним фактом своего существования постоянно портил ему жизнь, но за которого Спиридонов был готов, если потребуется, драться.
Окна в бывшем кабинете Менжинского были задернуты плотными шторами так, что в помещении царил полумрак. На столе перед наркомом стоял поднос с чайником, чашками, розеткой рафинада и вазой на длинной ножке – с какими-то сладостями.
– А, Виктор Афанасьевич, – заулыбался при виде его Ежов. – Ждал вас, а вы не заходите. Пришлось посылать за вами. Проходите, садитесь, чаю попьем. Или чего покрепче? Ах да, вы же не любите алкоголь.
Под эту тираду Спиридонов прошел и сел за стол. Ежов, как радушный хозяин, тут же стал самолично наливать ему чай.
– Угощайтесь вот цукатами, – предложил он. – Теперь это безопасно.
– А когда-то было опасно? – машинально уточнил Спиридонов, глядя на новенький портрет Сталина за спиной наркома. Сталин сидел за столом и что-то писал при свете лампы с зеленым нэповским абажуром – при свете такой же лампы работал и Спиридонов.
– А вы не знаете? – удивился Ежов, наливая чаю себе. – Ведь Генрих наш Георгиевич смешной чудак был – он Менжинского угощал сладостями все время, да не простыми, а с интересом: в них добавляли вещества, которые возбуждали кровоток. А у Вячеслава Рудольфовича, сами знаете, какое сердце было. То-то ему все хуже становилось, и врачебный догляд был не впрок…
Спиридонову вновь вспомнился Фудзиюки. Похоже? И да, и нет. Фудзиюки знал, на что шел. А Менжинский, судя по всему, оставался в полном неведении.
– До меня дошли слухи, что не так давно кто-то покушался на Сталина, – проговорил Спиридонов, отхлебнув чаю. – Думаю, не ошибусь, если предположу, что почерк обоих преступлений схож.
– А вы мне нравитесь! – восхитился Ежов. – Вы в шахматы не играете случайно?
Спиридонов отрицательно покачал головой.
– Жаль, очень жаль, – с искренним сожалением ответил Ежов. – Не могу найти противника по себе. До мастеров не дотягиваю, любители не дотягивают до меня… Выпьете что-нибудь? Ах да, простите… Так по какому поводу вы хотели меня видеть?
– По поводу нового руководства «Динамо», – ответил Спиридонов. – Николай Иванович, мне кажется…
– Вам вовсе не кажется, Виктор Афанасьевич… Вы абсолютно правы: мой заместитель не сможет построить работу общества столь же безупречно, как предыдущее руководство. Именно в этом и заключается логика его назначения. Хотите курить? Закуривайте, здесь сердечников нет.
Если это была шутка, то Спиридонову она не понравилась.
– Тогда зачем же ставить на руководство человека, возможно, компетентного в других вопросах, но не в этом? – спросил он, доставая папиросы.
– Спортивные общества наркоматов предназначены для популяризации, с одной стороны, закалки и физического воспитания населения, а с другой – деятельности самого наркомата, – пояснил Ежов. – Мы идем к людям с определенным сообщением. И каково же оно у «Динамо»? Как сказал товарищ Сталин, милиция – это часть советского народа, плоть от плоти и кровь от крови пролетариата и трудового крестьянства. Так?
Спиридонов кивнул. Спорить со Сталиным было, выражаясь словами Ленина, архиглупо и архисамонадеянно. К тому же с высказанной мыслью он не мог не согласиться.
– А что мы видим в динамовских секциях самообороны под вашим руководством? – продолжил Ежов. – Ваши питомцы серьезно превосходят всех остальных, не давая им конкуренции, не мотивируя расти над собой. Потому что, сколько бы ты ни занимался, тебя все равно уложит на татами Федя из «Динамо».
– По-моему, как раз поражение – наилучшая мотивация! – быстро парировал Спиридонов. – И какой же это спорт получается? Мы таким образом попираем саму идею спортивного движения…
