По существующим правилам, требовалось поставить в курс дела «партнеров». Родик связался с Алексеем. Благо, теперь это было несложно. Недавно Родик обзавелся пейджером, а Алексей пользовался им уже несколько месяцев. Ответ на свое послание он получил быстро. Встреча должна была состояться в шесть вечера следующего дня.
Алексей на этот раз появился вовремя, сопровождаемый какими-то незнакомыми Родику молодыми людьми, имеющими ярко выраженную кавказскую внешность.
– Наше вам, Родион Иванович. Пацаны будут теперь вместо Игоря и Миши. Имена у них сложные. Вот это Вахтанг, а это – Амиран, знакомьтесь.
Родик замешкался, не зная, кому первому протянуть руку для приветствия.
– Зовите меня Виктором, – предложил невысокий, худощавый, коротко стриженный парень.
Родик, подивившись его странному, пошитому на манер кителя со стоячим воротником, наглухо застегнутому зеленому пиджаку, заметил:
– Я вполне могу запомнить ваше имя. Зачем такие условности?
– А меня зовите Андреем, – не дав ответить, твердо потребовал тот, кого Алексей представил как Амирана – круглолицый, с крупными миндалевидными глазами и гладко зачесанными, неестественно блестящими волосами жгучий брюнет.
– Хорошо… Пусть будет так, – согласился Родик, сделав вид, что хотел поправить очки, а не протянуть руку для приветствия, и, помедлив, сообщил: – А меня зовите Родионом Ивановичем.
– Что за срочность? – вмешался Алексей.
Родик подробно изложил свои достижения.
– Ну по этому поводу кипишиться не стоило. Точку мы за собой на Москве забьем. Базара нет. То, что движение есть, – радует. Подогрева что-то не чувствуется. Бабок не видим.
– Месяца через три появятся. Как договаривались. Пока затраты на ремонт компенсируем.
– Пурга это все. Мутно. Живые бабки требуются.
– Мы тоже пока не в прибыли. Плюс пришлось за пируэты моего зятя Сергея с вашими начальниками расплачиваться. До сих пор не отработали. Кредиты опять же висят. Потерпите.
– Терпежу нет! У нас изменения предвидятся. Я вам говорил про Отарика. Под него ляжем. Бабки во как нужны. – Он провел ребром ладони по горлу. – А от тех денег, что за вашего чмошника отдали, мы ничего не получили. Все старшим отошло в счет наших недоплат в общак. Да и в оборот мы много запустили.
– Вы в оборот? Коммерцией, что ли, занялись?
– Коммерцией нам нельзя. В «МММ» под проценты положили. Со старшими согласовано. Наши многие это сделали, хотя спорим, куда лучше. В «Хопер» вот думаем еще. Так что башли нужны позарез.
– Это не мой вопрос. Я что обещаю, то делаю. Кстати, помещение на Садовой за свой счет отремонтировал, скоро аренду начну платить. Двойная выгода у вас.
– Сколько это будет?
– В этом месте долларов двести пятьдесят–триста за квадратный метр в год. Где-то тысяч пять долларов в месяц. Надо уточнить по метражу.
– С этим вашим салоном еще мрачнее. Пришлось на той недели перетирать вопрос. Засветились вы по самое не могу. Вас теперь за крупняк принимают.
– Разве плохо?
– Как зырить. По крупняку другой базл. Платить будете семнадцать косарей в месяц.
– С какой стати? Вашей доли прибыли в таком объеме никогда не будет.
– Не о том базар. Я сказал – вы подумайте, не кипишитесь. Все без понтов и в масть. Те условия, что раньше забивали, отменены по срокам давности и в связи с выявлением новых обстоятельств. А вообще-то меня просили сдать это помещение…
Родик хотел возмутиться, но тут зазвонил телефон и одновременно пейджер Алексея. Извинившись, он ответил. Кто-то хотел переговорить с Алексеем. Родик удивился и передал ему трубку.
Тот, отрешенно глядя на дисплей пейджера и приложив трубку к уху, внимательно слушал, а потом заключил:
– Оборзели твари. Сейчас подскочим.
Родик вопросительно посмотрел на Алексея.
– В Отарика стреляли… Потом добазарим. Сейчас может такое начаться. От воров гниль эта… Мы погнали.
Родик проводил «партнеров» и, обдумывая ситуацию, решил по возможности отсрочить дальнейшее обсуждение новых требований, считая, что они навеяны эмоциями. Полученные же сведения о вероятном покушении на известного полутеневого дельца взволновали, поскольку странным образом совпали с просьбой Комиссии о его привлечении к клубной деятельности. Поэтому требовалось внимательно отследить это событие, и не только по реакции прессы, хотя дел было и без того невпроворот. Хотелось успеть к своему и Ленина дню рождения оборудовать новое помещение и провести презентацию. Времени было в обрез, но и опыт уже имелся. Родик дал команду начать рекламную кампанию с указанием срока открытия второго салона в конце апреля.
Отвлечение на исследование обстоятельств и последствий покушения не потребовали много времени. Уже к концу дня информация заполнила эфир, а утром вся пресса кишела комментариями. Родик не стал утруждаться анализом, посчитав, что и без этого у Комиссии достаточно сведений, и полностью отдался работе. К намеченному сроку в целом все было готово, но заветное число выпадало на пятницу. Поэтому решили назначить презентацию на двадцать шестое апреля.
На этот раз организаторы разработали совершенно иную программу. Действие выносилось на улицу с привлечением к нему случайных прохожих, для чего была приглашена одиозная личность – колдун Кулебякин, «таланты» которого широко обсуждались в бульварной прессе и у многих вызывали живой интерес. Маг обещал продемонстрировать разгон облаков в тот момент, когда торжество перейдет в фазу фуршета, часть которого, по задумке, выносилась на улицу. Для этого на прилегающем к витринам салона тротуаре надо было выставить пластмассовые столы с выпивкой и закуской. Планируемое мероприятие разрекламировали в газетах и по радио.
Потенциальных покупателей привлекали к участию в торжестве через клуб, а фирма-устроитель обещала обеспечить явку прессы, телевидения и местных чиновников. Специальных пригласительных билетов и иной атрибутики, использованной при презентации первого салона, решили не делать в связи с открытым характером планируемого мероприятия.
Из зарубежных гостей предполагалось присутствие только Калемана с женой.
В субботу Родик в ресторане отметил свой день рождения, пригласив только родственников, близких друзей и партнеров.
Все развивалось в обычном порядке, пока Валентин не поднял тост за успех предстоящей презентации второго светотехнического салона, созданного на принципиально новой основе и являющегося детищем Родика, в которое он вложил не только деньги, но и душу.
Абдужаллол по-восточному расцветил тост в части дальнейшего роста богатства таких бизнесменов, как его друг, и, обращаясь к сидящему рядом с ним отцу Родика, поздравил его со столь успешным сыном.
Иван Алексеевич, который успел уже изрядно выпить, поднялся и, прервав поток хвалебных слов, принялся поносить Родика как яркого представителя мироедов, которых не добили при социализме и они воспряли, чтобы погубить страну. Речь его изобиловала метафорами, вероятно когда-то почерпнутыми из журнала «Коммунист», а завершилась словами Тараса Бульбы: «Я тебя породил, я тебя и убью».
Все, кроме Родика, приняли это за шутку и весело выпили. Иван Алексеевич тоже выпил, но при этом бросил грозный взгляд на Родика и о чем-то стал выспрашивать Валентина. Родик, опасаясь скандала, попросил сестру приглядеть за отцом. Вскоре Надежда подошла к Родику и сообщила, что тот хочет домой и они с Сергеем его отвезут. Родик огляделся, но отца нигде не заметил.
– Он уже вышел из зала, – поняв недоумение брата, пояснила Надежда. – Не дергайся. Он какой-то возбужденный. Похоже, у него опять коммунистический заскок.
– Это я заметил. Он меня поносил на полном серьезе. Не пойду его провожать, а то очередная размолвка получится. Мы и без того почти год из-за моего развода не разговаривали. Ты уж постарайся как-нибудь его успокоить.
Отмечание продолжалось до поздней ночи. На следующий день Родик повез Абдужаллола, Олю и Оксу гулять по Москве, а вечером проводили их на воронежский поезд. Родик вволю наговорился с другом, и на душе у него было легко, несмотря на обсуждение продолжающих волновать его вопросов.
Произошедшему в ресторане Родик не придал большого значения, как и не подумал позвонить отцу. Рано утром в понедельник тот позвонил сам и после нескольких вводных фраз стал опять обличать Родика как врага отечества.
Настроение у Родика было не самое хорошее, и он вместо того, чтобы, как обычно, дать отцу выговориться, начал спорить. Кончилось тем, что Иван Алексеевич, нецензурно выругавшись, бросил трубку. Родик не стал принимать и это близко к сердцу, поскольку подобное между ними происходило периодически еще со школьных времен Родика и заканчивалось в конечном итоге примирением, хотя разрыв мог длиться иногда годами. Так случилось, когда Родик против воли отца поступил в инженерно-физический институт, а не в фамильный Бауманский и отказался сделать перевод. Тогда отец с ним не разговаривал четыре года. Во многом поэтому Родик рано стал жить отдельно от родителей, но ссоры все равно происходили, возникая в основном в поворотные моменты карьеры и личной жизни Родика, когда общения избежать было невозможно. Он не мог припомнить, чтобы отец одобрил хоть одно его начинание. Пока была жива мать Родика, она умудрялась демпфировать это противостояние. После ее смерти скандалы приобрели крайние формы, и Родик старался по возможности избегать общения с отцом, ограничиваясь материальным обеспечением его пенсионного существования. Во всем остальном он действовал через сестру, с которой у отца были диаметрально противоположные отношения.
