И тут я вспоминаю, что на улице-то ранняя весна совсем, а Вова-то мой прямо в тапочках и побежал, а там тебе и лужи, и сугробы, и лёд – ну прямо все бонусы заполярной весны на щербатом асфальте! Жалко стало мне Вову. Дай, думаю, гляну я на него в перископ, авось ему от этого теплее и суше станет. Ну мало ли. Смотрю в перископ – а Вовы уже и не видно за штабом флотилии, добежал уже, значит. Может же, гад, когда захочет! От безделья, неопределённости и муторных ожиданий начинаю водить перископом туда-сюда и играть в морской бой в полном три-дэ. Вожу, вожу, и такое необычное чувство, знаете, когда вы мельком увидели какую-то настолько странную картину, что даже не придали ей значения в связи с её невозможностью и уже смотрите в другую сторону, а до мозга доходит, что вы только что увидели, и он такой вспышкой яркой эту картинку зажигает в голове. Вот оно самое. Смотрю внимательно. Ого!
НЭМС бежит в нашу сторону прямо в тапочках и с этим галстуком расстёгнутым, который на животе у него вихляется, как маленький чёрный флажок с оборочками. Брызги от него во все стороны, комья снега – вообще дороги не разбирает. И лицо красное такое…
Я вот сейчас точно же ни в чём не виноват, начинаю я уговаривать сам себя. Точно не виноват, но всё равно – страшновато внутри-то. Спускается. Дышит тяжело, что понятно – чай, не мальчик уже.
– Где? – рычит на меня.
– Рабочие в корме уже.
– На хуй мне эти рабочие! Лосьон где?
– А вот, одна коробка осталась, остальное унесли уже.
НЭМС начинает распихивать пузырьки с лосьонами по карманам. Два – в брюки и по два в каждый карман куртки, ещё два сжимает в руках.
– В корме, говоришь? Зови.
Сам становится у переборки в третий отсек, широко расставив ноги и держа в чуть разведённых руках бутылочки с лосьоном. И так их держит, что костяшки пальцев побелели – нормально он завёлся. Если бы сейчас из третьего во второй отсек ехал танк с фашистами, то из танка бы сильно завоняло, без вариантов. Но работяги, видимо, уже успели по флакону накатить и идут во фривольном настроении и расслабленные.
– О, здоров, Егорыч! – кричит их старшой.
– Хуёрыч! – отвечает НЭМС и начинает метать флаконы в работяг. Сначала те, что в руках (судя по звуку – одним попал в тело, а другим промазал), а потом выхватывая по очереди из карманов. Двумя руками, как ковбой, бьёт, при этом приговаривает:
– Егорыч. Да мой. Егорыч. Тебе! Сука! В рот! Не влезет. Я вас, блядей, научу Родину любить.
Из третьего начинает вкусно пахнуть свежестью, огурцами и спиртом. Вокруг всё железное, и флаконы разбиваются со смачными звонкими бэмсами, щедро поливая вокруг себя лосьоном. Работяги сначала опешили, но потом дали дёру в корму. Егорыч, держа на весу последний флакон, бежит за ними – хочет бить наверняка, так как в отсеке уже и так свежо, а рабочие всё ещё недостаточно покалечены. Те заскакивают в четвёртый и держат оттуда кремальеру. НЭМС безуспешно её дёргает и бежит обратно в центральный. Я успеваю сделать вид, что я и не смотрел вовсе, но когда он с лосьоном наперевес заскакивает, начинаю оправдываться, что я сразу хотел их выгнать и нет моей вины в том, что так произошло. НЭМС раздражённо отмахивается от меня, бормочет: «Так, переходим ко второму акту» – и хватает переговорное устройство. Включив на нём кормовые отсеки, орёт:
– Десять! Минут! На одиннадцатой даю ЛОХ[17] в корму! Не потравлю лохом вас – дам ВВД в отсеки! Мне по хуй! Меня в тюрьму не посадят – я двадцать лет на железе! Я уже психический мутант, а не человек! Десять! Минут! У вас!
В центральный поднимается командир – его привлекают шум и непонятные запахи; увидев НЭМСа, он начинает приветливо улыбаться:
– Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга!
– Ага. Ты. А ну-ка пошли к тебе в каютку отойдём, мил чеаек.
И так с флаконом и уходит. Каюта командира далеко, и, к сожалению, из неё ничего не слышно, но дрожь по переборкам доходит. Да, НЭМС там орёт. Жирные, сочные «… яти», «…уи» и «…ецы» просачиваются через систему кондиционирования и гроздьями свисают с подволока – им явно тесно в командирской каютке. А в конце глухой «звяк» явно ставит точку в судьбе последнего флакона лосьона «Огуречный». Рабочие в это время спешным порядком выгружают коробки в люк третьего и явно собираются бежать с поля боя. От командира НЭМС приходит уже спокойный, как лев, съевший антилопу.
– Кто дежурный?
– Йа, – тоненько пищит из-за перископа наш молоденький минёр.
– Вызови мне машину из дивизии. Не буду же я в таком виде разгуливать по территории.
– Есть вызвать машину!
НЭМС садится в кресло и смотрит на меня:
– Чего я сюда в тапках-то прискакал, а?
– Не знаю, тащ капитан первого ранга. Торопились, наверное.
– Эти-то ушли?
– Сбежали, побросав орудия своего труда. Только лосьон и забрали.
– Пиздец, да?
– Сам в шоке, тащ капитан первого ранга!
– Ладно. Если что – звони немедленно! Если утаишь, пойдёшь на поводу – порву, как Тузик грелку. Веришь?
– Ага.
– Не ага, а так точно! Ладно. Я пошёл. Надо валидолу. Или корвалолу. Или валокордину…
Так, бормоча название седативных препаратов, НЭМС уходит. Минут через несколько в центральный заглядывает командир. Видя, что НЭМСа уже нет, смелеет и врывается в центральный, пылая гневом:
– Ты, сука, меня сдал?
– Никак нет, – говорю, – собирался, не скрою, но не успел даже ботинок надеть!
– Звонил? Минёр, он звонил?
– Никак нет!
Командир хватает трубку и звонит на коммутатор, там выясняет, что да – никто с борта не звонил; потом звонит в штаб, там выясняет у дежурного, что в штаб никто из его экипажа не приходил.
– Только ты! Больше некому! Но как, сука, как?
А у меня после слов «Только ты» всегда в голове Элвис петь начинает, даже не знаю, с чем связано, но вот триггер такой стоит там где-то. И командир ещё больше бесится от моего блаженного внешнего вида, не, ну а как? Элвис же красиво поёт – настоящее блаженство.
В центральный спускается Вова – всё произошло так быстро, что он только сейчас вернулся из штаба: обратно-то он не бежал, а крался, да потом ещё у работяг пока пару флаконов лосьона отобрал в качестве моральной компенсации.
– Так! – набрасывается на него командир. – Где был?
Вова хлопает синими глазами и включает белорусский акцент. Вообще он обычно разговаривает без него, но в напряжённых ситуациях всегда включает – так он выглядит более беззащитным и вызывает к себе больше милосердия. По его собственному мнению.
– Таш командир. Ну хде я был у робе и тапках? Покурыть ходил. А што? Нельзя уже курыть?
У Вовы мокрые носки и штаны по колено, но командир в гневе этого не видит. Никогда не пытайтесь что-то выяснить в гневе, запомните. Сначала – валокордин, потом – расследование.
– Ладно, иди!
– Дык я и иду, – бубнит Вова, спускаясь вниз. – Никого не трогаю, как на вахте через сутки – так «войди в положение, Уладимир»… А как покурыть сходить – так тут же и выебут тебя ещё!
Ну артист, говорю же вам! Командир ещё пометался по центральному некоторое время и, затаив на меня ещё больше злобы, ушёл. Через пару дней работяги вернулись с нормальным спиртом и провели ППР системы ВВД ко всеобщему удовольствию.
Так что и такие бывали командиры. Правда, хочу заметить, крайне редко, буквально в единичных экземплярах. Тогда мне первый раз и пришла в голову мысль, когда я сравнивал Сан Сеича и вот этого, другого, что, в принципе, была бы определённая польза в том, чтобы люди были в чём-то похожи друг на друга. Ладно, пусть не огульно все на всех, а хотя бы по профессиям, должностям и рангам – от этого некоторые вещи стали бы более правильными. Это фантастика, скажете вы? А кто нам может запретить фантазировать, позвольте вас спросить?
Скука… Эх, сколько замечательных и искромётных случаев прошло бы мимо нашего взгляда, не отложив своего следа в истории, если бы чувство это учёные научились купировать у моряков при поступлении на службу. Но не научились, и скука выходит с моряками в дальние и не очень походы во всеоружии, с готовностью заполняя всё свободное ментальное пространство, подталкивая взрослых (с виду) дядечек к поступкам, рассказ о которых вызывает как минимум изумлённые заломы бровей.
То ли дело в Средние века – вот уж когда везло людям в борьбе с этим недугом! Туберкулёз, малярия, оспа, чума, тиф, дизентерия, крепостное право, религиозный обскурантизм и бесконечные войны – ну где тут скучать? Если от всего этого повезло дожить до пятнадцати лет – стругай себе копьё из осины и иди погибать на поле боя, когда тебе скучать-то? А? Но цивилизация и научный прогресс, будь они неладны, почти все эти задорные вещи победили, оставив напоследок в геноме только тягу к приключениям. И то, видимо, просто из любопытства понаблюдать, что с ней будут делать люди дальше, не борясь с саблезубыми тиграми, а растрачивая весь свой задор в интернетах и на работе. И прошу заметить, что в наши, как принято обзывать ныне, стародавние времена, которые здесь и описываются, хоть и победили уже тиф с дизентерией, но ни Интернета, ни мобильных телефонов, ни даже духовных скреп изобрести ещё не успели. Да что там – мы даже танчики и солдатиков отливали себе из олова и свинца, которые добывали в основном из пластин аккумуляторов, а рогатки выстругивали прямо из деревьев вот этими вот самыми руками.
