День давно перевалил за полдень. Скудное ноябрьское солнце освещало почерневшие от пожара дома. Потому как комиссар Голиков, покидая опустевшую деревню, приказал сжечь её дотла. Сподручные комиссара выполнили его приказ – деревня староверов запылали сразу со всех концов. Однако стоило комиссару и его отряду уйти, как начался проливной дождь. Видно, Господь смилостивился над староверами – сгорело лишь несколько домов и хозяйственных построек, остальные пострадали незначительно. (Но толстые брёвна впоследствии надолго сохранили следы пожара). Ливень затушил пожарище. Староверы, переждав опасность в лесу, решили вернуться.
Староверы, увидев, измождённого Алексея, невольно осеняли себя двуперстием. Капитан шёл, покачиваясь, от слабости и болезни. Так он достиг молельного дома и рухнул на его пороге.
Отец Тихон и его сын Акинфий подобрали завшивевшего капитана, отмыли, переодели в чистое исподнее, накормили с ложки и напоили травяным отваром от простуды.
…Алексей очнулся на сеновале под двумя тёплыми одеялами. Воспалённым взором он обвёл помещение и попытался подняться. Голова кружилась, тело за время болезни и дальнего перехода ослабло. Неподалёку от своего лежбища он обнаружил офицерские умелой рукой залатанные сапоги и крестьянские штаны, рубаху и телогрейку. Одевшись, Алексей вышел на воздух, его обдало по-зимнему холодным ветром.
Хозяйка, жена отца Тихона, Матрёна, хлопотала по хозяйству во дворе.
– Господь всемогущий! – вскрикнула она и перекрестилась. Перед ней стоял худой, бледный с отросшей бородой Алексей. – Идём в дом, а то простудишься на старые дрожжи…
Матрена подхватила Алексея и увлекла в дом. Усадила его за стол и быстро собрала на поесть.
Алексей не притронулся к еде.
– Скажите, что сталось с моей женой, Кристиной?
Хозяйка потупила очи долу. Ледяной страх сковал сердце капитана.
– Прошу вас, говорите…
Хозяйка перекрестилась.
– Земля ей пухом… Померла супружница ваша от родильной горячки. Схоронили мы её в дайге[63], а уж потом в деревню возвернулись.
Алексей беззвучно заплакал.
– А ребёнок? Ребёнок… – наконец вымолвил он.
– Дык, девочка родилась! Хорошенькая! Софьей назвали… Бабка из Спасского приходила, забрала её…
Алексей закрыл лицо руками.
– Дык, ты поешь, сердешный! – беспокоилась хозяйка.
Алексей закрыл лицо руками и застонал.
В тот же день Алексей ушёл на болота. Долго ходил по острову, размышляя, что же ему теперь делать. Приказ Колчака он выполнил: золото надёжно спрятано, офицеры, как он надеялся, ушли в Манчжурию. Но он потерял любимую жену. Он не мог жить с ней нормальной семейной жизнью…
Наконец, он вошёл в одну из землянок и лёг на деревянные нары в надежде умереть. Но Господь распорядился по-своему.
Спустя пару дней Алексея нашёл Акинфий. Юноша решил, что капитан спит, и попытался разбудить его, но тщетно. Потом Акинфий подумал: «Вишневский умер, однако тело его хранит тепло». Тогда Акинфий расстегнул телогрейку, прильнув к груди Алексея, – он долго прислушивался и, наконец, уловил редкие слабые удары сердца.
Акинфий спешно направился домой. Он поведал родителям, что нашёл, наконец, Алексея.
– Батя, он ни жив, ни мёртв! – воскликнул юноша.
– Как такое может быть? – удивилась Матрёна.
Тихон задумался.
– Я про такое слыхал… Хворь редкостная… Называется летаргия[64]… При ней человек находится между жизнью и смертью.
Тихон вместе с женой и сыном отправились на болота, там внимательно осмотрели Алексея.
– Обихаживать его надобно, как живого… – решил Тихон. – Может ещё очнётся…
– А такое бывает? – удивился Акинфий.
– Всё в руках Господа… – назидательно ответил отец.
С тех пор Акинфий и Матрёна ходили на болота – ухаживали за телом Алексея, кормили его с ложки жидким бульоном. Тихон же беспрестанно молился, чтобы Господь либо прибрал раба своего Алексея к себе, либо пробудил ото сна.
Много лет сын с матерью несли свою ношу. Покуда не умерла Матрёна, затем, не намного пережив жену, скончался Тихон. Случилось это уже после Второй мировой войны. Акинфий по решению старейшин занял место отца. Вскоре Глеб Хлюстовский оставил Спасское и перебрался к староверам. Они приняли его, как своего. И семья Глеба приняла на себя заботу о капитане Алексее Вишневском.
1994 год. Село Спасское. Деревня староверов
Кристина, запыхавшись, вечером примчалась к Григорию.
– Старовера не видал?
Григорий пожал плечами.
– Не-а… А что случилось-то?
– Да пропал он! – выпалила девушка. – Уж весь двор обшарила, по деревне пробежалась, в церковь зашла. Батюшка сказывал: заходил к нему мужик, на Старовера нашего похожий. Помолился, постоял подле алтаря, поплакал и ушёл…
– Худо дело… С головой-то у него явно не в порядке. Чего учудит – неизвестно… – сокрушался Григорий. – А Владимиру ты сказала?
– Да знает уже… На газике по округе поехал… Может забрёл куда по ошибке…
Владимир вернулся вечером – Старовера и след простыл.
Григорий, обеспокоенный случившимся, пришёл к Кристине.
– Ну что нашёлся? – спросил он Владимира.
– Куда там! Как в воду канул… – участковый беспомощно махнул рукой.
– Говорил вам ещё поначалу: старовер он. Значит, искать его надобно у староверов в деревне. Видать помыкался в миру, а у своих-то лучше!
Кристина и Владимир переглянулись.
– Только вот дорогу к староверам я точно не найду… Уж больно далеко они в тайге обосновались. – Сказал Владимир.
Григорий почесал за ухом.
– Дык, мне тоже невдомёк в такую глушь захаживать… Может, бывший учитель, Павел Назарович, вас к староверам отведёт. Говорят, он в тайге ориентируется, как у себя дома.
Владимир поспешил к бывшему учителю в музей. Тот же занимался изучением дневника штабс-ротмистра Пахомова.
– Беда у нас приключилась, Павел Назарович! – с порога выложил Владимир.
Бобровский отложил дневник Пахомова в сторону.
– Что стряслось, Володя? – обеспокоился он.
– Старовер пропал! Думаем, к своим собратьям по вере ушёл!
Бывший учитель задумался.
– Так это хорошо, ему там самое место… Чего беспокоиться-то?
Владимир осёкся.
– И то верно… – растеряно согласился он. – Только вот Кристина волнуется… А я к староверам не дойду, больно далеко они в тайгу забурились. А вы, наверняка, к ним дорогу знаете! Коли он там, у своих, вернёмся со спокойной душой!
Бобровский задумался. Он не терял надежды разговорить Старовера. Ибо был по-прежнему преисполнен уверенности, что Старовер – потомок Алексея Вишневского. Правда, в дневнике штабс-ротмистра по этому поводу никаких записей он не нашёл. А, если эти странички стёрлись от времени? К тому же Бобровский ходил к староверам, и этого потомка Вишневского там точно не встречал. Откуда он вообще взялся? Точно – золотоискатель, к староверам прибился. Всё это будоражило воображение бывшего учителя. И тайна исчезнувшего золота Колчака ему не давало покоя!
– Хорошо, отведу вас к староверам… – согласился Павел Назарович. – Если там нет вашего найдёныша, то помочь ничем не смогу…
* * *
Бобровский уверенно ориентировался по тайге. К вечеру он вывел Кристину и Владимира к деревне староверов. Григорий, сославшись на занятость по хозяйству, в поход идти отказался. Уж больно до староверов далеко…
Компания оказалась в довольно большой ухоженной деревне.
– Заправлял здесь когда-то отец Акинфий. Божий старец! Во времена гражданской войны ещё юнцом был. Теперь, коли жив, ему уж за девяносто перевалило! – сообщил Бобровский, уверенно шествуя по деревне к молельному дому.
Центральная улица была малолюдна. Однако редко встречавшиеся прохожие косо поглядывали на незваных гостей, их здесь явно недолюбливали.
Отец Акинфий уже отслужил павечерницу[65]. И выходил из молельного дома, когда заметил троих нездешних селян. Он напряг зрение, один из пришельцев, показался ему знакомым.
– Вечер добрый, батюшка! – начал разговор Бобровский.
Отец Акинфий обладал хорошей памятью и тотчас вспомнил, как лет пятнадцать назад этот человек приходил в деревню и допытывал о пропавшем колчаковском золоте. Ответов от селян он не получил. Акинфий тогда заверил бывшего учителя, что понятия не имеет о золоте. И Бобровский ушёл не солоно хлебавши.
Кристина заметила напряжённость и недоверие во взгляде отца Акинфия. Она пышной грудью оттеснила бывшего учителя.
– Помощь ваша нужна, батюшка. Прибился к нам старовер, назвался Алексеем Вишневским…
Акинфий удивлённо «вскинул» кустистые брови.
– Продолжай, дочь моя… – спокойно произнёс он, внимательно вглядываясь в лицо девушки.
– Думала я, что он родич мой по прадеду, белому офицеру капитану Вишневскому… Павел Назарович, – девушка кивнула в его сторону, – в селе нашем музей организовал. Так вот фото его старое имеется. Найдёныш уж больно похож на предка моего… Вроде прижился в моём доме… По хозяйству помогал… Думала, кладоискатель, ну знаете те, что золото Колчака ищут… Мол, рехнулся на почве своих поисков… Жалела его… Приют дала… А он пропал… – сбивчиво рассказывала Кристина. – Волнуюсь я за него… Он хуже ребёнка малого… Вбил себе в голову, что – белый офицер… То штабс-капитаном назовётся, то капитаном… Вот…
