Девушка умолкла и неожиданно всхлипнула.
Акинфий ещё долго смотрел на неё, дивясь, как девушка похожа на свою прабабку Кристину Вишневскую, в девичестве Хлюстовскую.
– Найдёныш ваш в деревню не приходил… – наконец, произнёс Акинфий. – А коли придёт – дам вам знать. Да не из наших он будет. Видать, ты права: из золотоискателей. Кто знает, сколь детей Вишневский по белу свету раскидал. Может и вправду его потомок… А теперь время позднее до дома возвращаться. Велю жене вам на сеновале постелить…
Жена Акинфия собрала гостям повечерить[66], а затем проводила на сеновал.
Акинфий тем временем переоделся в мирское, взял длинный шест, фонарь, по старинке наполненный светлячками и покинул деревню. Его путь лежал к болотам. Знал он их вдоль и поперёк и потому, даже при свете луны не боялся оступиться.
Стояла полная луна, когда Акинфий, освещая баглю светляками, взошёл на остров, спрятавшийся посреди непроходимых болот. Он огляделся, казалось, здесь ничего не изменилось – Акинфий был на острове, убежище последнего белого офицера, несколько лет назад.
Акинфий прислушался – в ответ лишь звенящая тишина. Он направился к землянке, расположенной на дальней оконечности острова. Остальные землянки, построенные его предками, давно пришли в негодность и обрушились (а может быть стараниями белых офицеров, сокрывших в них золото).
Последним из представителей власти деревню посетил комиссар Голиков с отрядом карателей. После пожара староверов никто не беспокоил, лишь изредка заходили кладоискатели, верившие в пропавшее колчаковское золото. Отец Акинфий ничего им не рассказывал, только дивился для поддержания разговора. Охотники за кладами так и уходили ни с чем.
…Акинфий спустился по земляным ступеням, открыл старую скрипучую дверь и вошёл в землянку. Светляки выхватили скудную обстановку: узкие деревянные нары, стол, табурет, бадья с водой, в углу стояла печь, сложенная из обожженных кирпичей.
На нарах лежал человек, отвернувшись лицом к стене.
Акинфий приблизился к нему, держа фонарь со светляками перед собой.
– Алексей! – позвал он.
Человек очнулся и повернул к Акинфию своё лицо. Священник замер – на него смотрел поседевший, сморщенный старик. Казалось, Акинфий в свои девяносто лет выглядит куда лучше.
– Алексей, это ты? – не поверил своим глазам Акинфий.
– Я… – прошептал тот. – А кто вы?
– Акинфий! Я – Акинфий, сын отца Тихона! Помнишь меня?
Алексей задумался.
– Смутно… На память приходит белокурый мальчик…
– Я и есть. Только много лет прошло с тех пор…
Акинфий вгляделся в глаза Алексея. Они были мутными и бесцветными.
«Господи… – подумал Акинфий. – Он так резко состарился… И всё-таки время взяло своё… Сколько же ему должно быть лет?.. – Акинфий мысленно посчитал. – Меня старше лет на двенадцать… Значит, перевалило за сто…»
– Я умираю… – едва слышно произнёс Алексей. – Исповедуйте меня…
– Я – в мирском платье… – как-то смущённо ответил Акинфий.
– Всё равно… Вы – священнослужитель, христианин… Пусть и старообрядец… У меня осталось слишком мало времени…
Отец Акинфий поставил фонарь на стол и начал читать надлежащую молитву:
– Боже, Спасителю наш, Иже пророком Твоим Нафаном покаявшемуся Давиду о своих согрешениих оставление даровавый, и Манассиину в покаяние молитву приемый, Сам и раба Твоего Алексия, кающагося о нихже содела согрешениих, приими обычным Твоим человеколюбиемю, презираяй ему вся содеянная…
Акинфий закончил читать молитву и умолк. Собрался с силами и продолжил:
– Се, чадо, Христос невидимо стоит, приемля исповедание твое. Не усрамися, ниже убойся, и да не скрыеши что от мене…
Акинфий хотел снять образок с шеи, дабы представить его Алексею в виде иконы. Тот же жестом указал себе на грудь. Акинфий догадался: расстегнул рубашку – на груди Алексея виднелся золотой крестик и серебряный старообрядческий образок. Он аккуратно снял образок с шеи умирающего.
– Жены твоей образок? – не удержался от вопроса Акинфий.
Алексей кивнул. Священник поднёс к его губам образок…
Алексей исповедовался долго. Напоследок он сказал:
– Прошу похороните меня рядом с женой… Обручальное кольцо, – он с трудом приподнял правую руку, – отдайте Кристине, правнучке моей… Она как две капли воды на жену похожа… Имя тоже самое носит…
Отец Акинфий отпустил Алексею все грехи. На рассвете с первыми лучами солнца капитан Вишневский ушёл в мир иной.
Стояла звенящая тишина, неожиданно её нарушил шелест крыльев… Акинфий резко обернулся: нечто светящееся метнулось из землянки через приоткрытую дверь.
Возвращаясь с болот, отец Акинфий размышлял о промысле Божьем: отчего Всевышний дал Алексею второй шанс и вернул его к жизни? Может быть, чтобы он увидел жизнь свободную от коммунистов? Или для того, чтобы Алексей встретился со своей правнучкой? И со спокойной душой ушёл в мир иной? А ведь он, Акинфий, последний, кто знает правду о пропавшем колчаковком золоте. И что ему делать с этой тайной? Хранить, как и прежде, до самой смерти? И что он видел в землянке: освободившуюся, наконец, душу?
Акинфий терялся в догадках…
…Через несколько дней к Кристине в Спасское пришёл молодой старовер.
– Меня Тихоном зовут, я – правнук отца Акинфия. – Представился он. – Он велел передать, что родственник ваш упокоился с миром.
Кристина перекрестилась.
– Жаль его… – сказала она. – За кого ж мне в церкви свечку ставить? Как его взаправду звать?
– За Алексея Вишневского, раба Божия, – ответил Тихон и протянул девушке широкое золотое обручальное кольцо с рубиновой вставкой, принадлежавшее покойному. – Вот возьми, тебе велел кольцо передать…
Кристина приняла кольцо, покрутила его и надела на безымянный палец правой руки. Кольцо оказалось ей впору…
Тарта́с (от кетского «тар» – выдра, «тас» – река) – река в Новосибирской области России, правый приток реки Омь.
Бараба – историческое название обширной территории вдоль Транссиба, расположенной примерно от города Барабинск до города Каргат (современная Новосибирская область).
Божница – красный угол у староверов, где располагались иконы.
Лестовка – распространенный на Древней Руси и сохранившийся в обиходе старообрядцев тип четок. Представляет из себя плетеную кожаную или из другого материала ленту, сшитую в виде петли. Знаменует одновременно и лествицу (лестницу) духовного восхождения от земли на небо, и замкнутый круг, образ вечной и непрестанной молитвы. Употребляется лестовка для облегчения подсчета молитв и поклонов, позволяя сосредоточить внимание на молитвах.
Бадаран – окошки в болотистых местах, где можно провалиться.
Бальник – колдун, знахарь.
Дожиночный сноп – собирался в последние дни жатвы. Каждая женщина, участвовавшая в жатве, складывала в него по колоску. Хранился в избе около печки или около божницы. Стоял в течение года и менялся со сбором нового урожая. Согласно поверьям приносил в дом достаток, благополучие, мир, удачу.
Базгалить (базгальничать) – шалить, дурить.
Абанат – упрямец.
Согласно житию, Вонифатий был управляющим имениями у знатной римлянки Аглаи, с которой состоял в любовной связи. При этом житие сообщает, что «он был милостив к нищим, любвеобилен к странникам и отзывчив ко всем находящимся в несчастии; одним оказывал щедрые милостыни, другим с любовью доставлял успокоение, иным с сочувствием оказывал помощь». Аглая как и Вонифатий была христианкой и направила его в Малую Азию выкупить мощи мучеников и привести их ей. Вонифатий вместе с рабами прибыл в киликийский город Тарс, где стал свидетелем мученичества 20 христиан. Видя их, он открыто исповедал себя христианином, целовал оковы мучеников и отказался принести жертвы языческим богам. Вонифатия подвергли истязаниям.
Курма – женская тёплая одежда на вате.
Выворотижки – мужская обувь, сшитая из грубой кожи(шов слева).
Салозган – оборванец.
Татарка – круглая мужская зимняя шапка, сверху суконная, отороченная мехом.
Больший Тартас, Малый Тартас – деревни, расположенные недалеко от села Спасское.
Абой – означает восклицание, одобрение, восторг.
Поддёвка – нарядная мужская одежда с длинным рукавом из хлопчатобумажного бархата или сукна.
Медалью награждали все чины тюремной стражи (кроме надзирательниц) за безупречную непрерывную службу в должности не менее пяти лет. Учреждена 3 декабря 1887 года.
