В армию он ушел, когда уже родился Кирюшка. Два года Валерия жила со свекровью и верно ждала мужа. Через год после возвращения из армии муж ушел к женщине, которая была старше его на двенадцать лет. Я видела его фотографию – огромный, толстогубый юнец с круглыми глазами и тяжелым подбородком.
У Валерии была изумительная внешность: волосы она красила в темно-медный цвет и была белокожа. Мелкие, изящные черты постоянно меняющегося, подвижного лица придавали ей вид подростка. Ей и давали в самом худшем случае лет восемнадцать, но никак не двадцать пять. Но главным достоинством были глаза: живые, глубокого изумрудного цвета, они постоянно смеялись. Я редко видела ее грустной или озабоченной.
– А чего хмуриться, скажи на милость? – спрашивала она меня. – Иду по улице, все хмурые-прехмурые, смотреть тошно. А я улыбаюсь – назло им всем. А вот так! А вот мы такие!
Валерия демонстративно жевала резинку и постоянно красиво курила, выпуская тонкие струйки дыма аккуратно подкрашенными губами. У нее был безупречный вкус и даже в этот грязный ларек она одевалась, словно в офис. Крохотная витрина в ее смену всегда поражала порядком. Складывалось впечатление, что бутылки, завидев ее элегантный костюм, сами выстраивались по росту и цене. Илья то и дело поглядывал на нее, а она воспринимала его знаки внимания с таким юмором, что он тушевался и старался держаться подальше. Я быстро с ней подружилась.
Вечером того же дня, во время пересмены в ларьке появилась Леночка. Она прибыла, тщательно разработав стратегию борьбы за Ломакина, вернее – за его карман. Вместе с Ильей они обрушились на меня с просьбами поговорить и с Олегом, и со Светланой. Леночка отнюдь не выглядела убитой горем: норковый берет и ее лучшая каракулевая шубка сидели на ней безупречно. Недоуменным взглядом аристократки, неожиданно попавшей в чахоточный барак, она смотрела вокруг и говорила тихо, но твердо.
– Лиана, ты ведь понимаешь, у него просто блажь, мы прожили два года, а это что-то значит… Ну кто она такая, эта девочка… – Лена не была старше Светланы, но считала, что может позволить себе фамильярность по отношению к сопернице. – Лиана, поговори с ним, пожалуйста. Он тебя послушает. Мы ведь подруги, сделай это ради меня.
Говорить с Ломакиным мне не хотелось, но Леночка умело давила на чувство долга, которое было у меня развито. В конце концов я промямлила, что поговорю с Олегом. Леночка сразу же подхватилась с лежанки и засобиралась домой.
– Илья, ты меня проводишь, тут ведь недалеко, это быстро. Лиана, ты не против? – я пожала плечами.
Пользуйтесь!
Разговор с Олегом состоялся через два дня. Он приехал в ларек на своей белой «шестерке», и я, оставив Илью подежурить, решила прокатиться с ним, а заодно и поговорить. Мы отъехали в сторону Еловского водохранилища и остановились на обочине.
– Лиана, – первым начал Ломакин, – я знаю, что Лена просила тебя поговорить со мной и все такое прочее. Говорю сразу – бесполезно. Это решение обдумано. С Леной я больше жить не буду. Все, баста! Она сейчас наизнанку вывернется, лишь бы все вернуть назад. Раньше надо было думать! Светланка нормальная девчонка, без всяких вывертов, я люблю ее. Все.
Я вспомнила, как Олегу кто-то нагадал, что он женится на девушке по имени Светлана и через два года разобьется у нее на глазах. Ломакин с безнадегой посмотрел на меня.
– Слушай, лучше быть два года счастливым, а потом умереть, чем еще сорок лет терпеть Лену. Ты ведь сама знаешь, на что она способна, сама знаешь, в каких компаниях она бывает, к тому же выпить не дура… Баста! Я больше не могу! Три часа ночи, ее дома нет, сидишь, думаешь, ну все, убью сучку! Наверняка ведь со своими институтскими кобелями шляется. Придет. Сразу – прыг ко мне на колени. Олежек милый, Олежек хороший, такого наплетет, что сам думаешь, может, с ума схожу, может, в самом деле мерещится мне все это. Не-е-ет, больше не могу.
Потом он как-то странно на меня посмотрел, это было заметно даже в темноте.
– А знаешь, по-моему, на этом все не кончится, – он что-то хотел добавить, но только тряхнул своими кудрями и завел машину.
Ломакин понял меня по-своему и решил форсировать события. Он знал, что просто так Лена не съедет из его квартиры, и на следующий день вернувшаяся не вовремя домой Лена банально застукала его со Светланой. Судя по всему, он подстроил это специально, но когда в прихожей послышались шаги жены, Ломакин… спрятался за шкафом. Об этом намного позже рассказала мне сама Светлана.
– Знаешь, это сейчас я смеюсь, – говорила она, прыская в кулак, – а тогда мне было не до смеха! Пуговицы на платье у меня расстегнуты до пояса, хоть бы дверь подержал, что ли… Вот чудо!
Разнообразные события, последовавшие за этим, напоминали мыльную оперу, только закручено все было похлеще, чем в сериале, и происходило на самом деле. Пересудам не было конца.
Мужики сочувствовали Олегу, женщины жалели Леночку. Через два дня прямо перед сменой Олега уволили. Светлана осталась одна, и с ней вышел работать Илья, который как-то очень вовремя оказался в ларьке. План, разработанный, безусловно, Леночкой, был прост и, как ей казалось, гениален: Илья должен был всеми мыслимыми и немыслимыми способами «соблазнить» Светлану в ларьке, а потом «открыть глаза» Олегу на то, какую дрянь он, оказывается, полюбил. Затея не удалась, однако Илья уверенно заявил, что Светлана испорченная дрянь и приставала к нему всю смену. Поверить в это мог только младенец да и то, если вчера родился.
Светлана, может, и выглядела простушкой, но таковой не была. Она мигом сообразила, откуда дует ветер, и тоже уволилась. Она предпочла надежного Олега сомнительному заработку. После чего Ломакин поставил Леночке условие – или она немедленно выезжает из квартиры, или он меняет замок. Тут Леночка сообразила, что может остаться без своих шубок, юбочек и туфелек и быстренько нашла машину – грузовичок. Она поставила одно условие: чтобы Олега в тот момент, когда она будет забирать вещи, в квартире не было. Вернувшийся вечером Ломакин обнаружил пустые шкафы (вся его одежда была на нем – джинсы, рубаха и куртка) и то, что исчез мамин дорогой сервиз.
– Ну сервиз-то ей зачем? – воскликнул он в полном недоумении.
В остальном запустение квартиры не произвело на него сильного впечатления: он уже ожидал, что Леночка своими хищными лапками выгребет все.
Два последующих дня Леночка появлялась в ларьке по вечерам. Она роняла скупую слезу и жаловалась на то, что ее жизнь сломана, а сердце разбито, потому что жить без Ломакина она не может.
– Лиана, ты не понимаешь, ведь он такой… А какая у него попочка, боже мой! Ну у кого я еще найду такую?
Против этого аргумента возразить было нечего, и я молчала. Потом Лена ездила куда-то далеко, в деревню, к какой-то бабке, чтобы та «отворотила» Ломакина от Светланы и «присушила» его к Лене. Результатов это не принесло.
– А ты съездить не хочешь? – спросила она меня, глядя в упор. Я пожала плечами. Я не поняла куда она клонит, а может, не захотела понять.
Во всей этой суматохе я заняла выжидательную позицию, потому что просто не успевала следить за менявшимися декорациями и к тому же абсолютно ничего не понимала в ситуации, которая все больше напоминала мне спектакль, поставленный плохим режиссером.
Я приходила в ларек и честно отрабатывала смену.
Илья был все время занят днем. То работал в ларьке, подменяя кого-то, то просто пропадал на весь день и появлялся только на работу, поэтому по ночам мне приходилось работать за двоих. На смене он все время спал. Я в ларьке предпочитала бодрствовать, скрючившись над обогревателем. Несмотря на все наши усилия утеплить ларек, в нем по-прежнему было адски холодно, от двери дуло, у порога стала появляться наледь. Какой тут, к черту, сон?
В середине ноября мы узнали, что на другом конце Ангарска подожгли ларек. Он сгорел вместе с продавщицей. Какие-то отморозки подперли дверцу и подожгли. Я понимала, что наш «сейф» в один прекрасный момент тоже может стать горящим гробом.
Со временем легче не становилось, появились постоянные клиенты, которые приезжали специально, чтобы «подоить» Илью. Они знали, что «базара» он не выдерживает, сачкует и готов откупиться чем угодно, лишь бы на него не давили. Я же никогда ничего не боялась, совершенно спокойно ходила по ночному городу, могла в три часа ночи пройти сквозь компанию пьяных мужиков и даже бровью не повести в ответ на пошленькие шуточки.
Теперь же в мою душу медленно, но верно запускал свои щупальца страх. Когда непрерывно за тонкими стенами ларька слышишь пьяные ругательства, когда каждую смену видишь физиономии обколовшихся подростков и слышишь, как они за ларьком кого-то избивают, когда каждый день у тебя вымогают деньги и стараются тебя «кинуть», поневоле начнешь воспринимать весь мир, как ад.
Я всегда была очень замкнутым человеком, а теперь и вовсе ушла в себя, отгородилась от действительности толстой стеной безразличия. Иногда мне кажется, что именно эта стена спасла меня от безумия.
