Самсон внимательно слушал говорливого гельминтолога.
– Но это еще не все, – продолжал Лаубе. – Человек чрезвычайно любознателен. Он всегда лезет туда, куда не надо…
– Лаубе! – перебил король. – Скажите, вы всегда так много болтаете? Или словесный пароксизм разбил вас только что, в тюрьме? Вы что, лекцию мне читаете? Заметьте, ваша аудитория состоит из одного человека…
– Но зато какого человека! Моей аудитории может позавидовать любой профессор… Мало того, что вы король, но вы еще и интеллигентный человек. А это сочетание встречается не часто. Ваше величество! Может, эта лекция последняя для кого-то из нас…
– Аргумент веский, ничего не скажешь.
– Позвольте продолжить, ваше величество. Это, может, отвлечет нас от страшных мыслей… Кто знает, что ждет нас через мгновение? Так вот, мерзопакостная привычка везде совать свой нос привела к тому, что человек сумел расщепить атом! Как Господь допустил такое, ума не приложу… Это же надо было такое придумать! Бомба размером с теленка может сравнять с землей целый город! А СПИД?! Это что ж, теперь, значит, и трахаться уже нельзя?! И как быть? Обходиться своими силами? Дрочить без передышки?! И это еще не все! Что-то подсказывает мне, что вот-вот на человечество обрушится что-то настолько необычное и страшное, что все войны, эпидемии, цунами, землетрясения и прочие эскапады Всевышнего покажутся шутками цирковых клоунов.
У молящегося Лемке натянулась кожа на затылке. Не оборачиваясь, он сурово сказал:
– Безбожник! Несет черт знает что, прости мою душу грешную!
– Не нравится – не слушайте!
– Как вы разговариваете с лицом духовного звания?! Лицом, облеченным…
– Оставьте, падре. Священник такой же человек, как и любой из нас. Служители церкви узурпировали право обращаться к пастве от имени Бога. Делают они это с такой неподражаемой наглостью, будто находятся с Господом в приятельских отношениях. Церковники сами все придумали. Священникам так удобней держать наивных верующих в узде… Вы же сами говорите, что вы пастыри, а мы стадо. Вы одомашнили нас и две тысячи лет пасете… С тех пор как изобрели своего Бога, сделали его главным действующим лицом примитивной поэмы под названием Библия. Я сказал, что священник точно такой же человек, как и любой из нас. Я погорячился: вы хуже…
– Вы рассуждаете, как… как коммунист! И в вас заговорила гордыня! Вы беретесь рассуждать о предмете, о котором не имеете ни малейшего представления! Занимались бы своими глистами, вы, атеистический выродок!
Гельминтолог сделал страшное лицо и перекрестился.
Все это время Лемке находился спиной к оппоненту. Самсон с больший интересом слушал обоих. Да и остальные заключенные во все уши следили за перепалкой Лаубе и Лемке. Гельминтолог с удовольствием продолжил дискуссию:
– Это вы, святые отцы, напоминаете мне коммунистов! Вы, также как и они, предлагаете верить в нечто априори. Не рассуждая и не сомневаясь! А не сомневаются лишь идиоты, это я вам как медик говорю… Сколько зла совершено в мире теми, кто не сомневался в своей правоте… Это и есть гордыня.
Лемке наконец встал и поворотился к врагу. У священника было красное, будто сваренное, лицо и горящие злобным огнем светло-голубые глаза. Если его вооружить огненным мечом, подумал Самсон, он бы стал похож на старинных христианских проповедников, несущих слово Божье в широкие массы атеистов.
– Господа! – плачущим голосом обратился Лемке к сокамерникам.
– Ну, куда это годится! Какой-то засранный безбожник сует свое свиное рыло в нетленные догматы святой церкви! Как можно сомневаться в Создателе, если все в мире создано Им!
– Господь зря старался… Сколько сил потрачено, а результат нулевой… А за оскорбление вы мне ответите…
Лемке махнул рукой и опять опустился на колени.
– Лаубе! – воскликнул Самсон. – Если мне удастся вернуть себе корону, то первое, что я сделаю, это повешу того, по чьей вине вам расцарапали щеку, а второе – сделаю вас главой асперонской католической церкви! Я давно подозревал, что народу нужен именно такой проповедник. Проповедник, более похожий на богохульника.
Кожа на жирном затылке патера Лемке затрещала от напряжения. Не король, а какой-то Люцифер – безбожника хочет определить в архиепископы!
Самсон заботливо заглянул гельминтологу в глаза.
– Вы сегодня с утра выпивали? Говорите смело, я никому не скажу…
– Увы, нет…
– Представляете, насколько ярче и увлекательней будут ваши проповеди, если они будут предваряться добрым глотком водки!
– Святая правда, ваше величество! Я давно заметил, если горло хорошо промочить, то это оказывает благотворное воздействие не только на сердце и пищеварительный тракт, но и на мыслительные способности и речевой аппарат индивидуума. Речь льется, как моча после выпитого ведра пива.
– А со щекой-то все-таки что?..
– Это во время допроса, когда полковник Шинкль поинтересовался, чем я занимаюсь в свободное от работы время…
– Вы, вероятно, сильно его обидели?
– Разве можно обидеть гремучую змею?!
– И все же?..
– Я полковнику Шинклю объяснил, что свободного времени у меня не бывает, я ученый, гельминтолог, и когда не пью, то много работаю… Тут полковник меня перебил. Что такое – гельминтолог? Специалист по жратве? Полковник явно спутал меня с диетологом. Нет, отвечаю я вежливо, я исследую человеческие экскременты, все время имею дело с глистами… И, глядя в глаза этому питекантропу, сказал, что по целым дням копаюсь в говне и что, мол, и сегодня не повезло… Тут он как подскочит да как даст мне по морде…
– Один раз дал?.. – участливо спросил священник.
– Один…
– Жаль! Надо было вам всю морду разворотить, язычник проклятый! – заорал священник. – Будь я на его месте, я бы вообще из вас велел чучело набить…
Арестанты разделились. Кто-то поддержал священника, кто-то – гельминтолога.
Писатель да Влатти по-прежнему стоял у окна в вольной позе пророка, провидящего отдаленное будущее.
– Эй, вы! – окликнул его Самсон. – Да, да, вы, господин писатель! Подойдите ко мне. И не делайте вид, будто оказываете мне необыкновенное одолжение… К вам как-никак король обращается!
Да Влатти, неся на сонном лице гримасу философа-стоика, одурманенного собственной мудростью, величественно приблизился к Самсону.
Группа заключенных обступила короля.
Самсон понимал, необходимо было что-то предпринять.
Вот уже несколько часов, с момента ареста, когда его разлучили с другом, возлюбленной и придворными, он неотступно думал об их судьбе. Почему их не поместили вместе? Почему его, короля Самсона, посадили не в одиночку, сообразно его королевскому достоинству, а в многоместную камеру с малознакомыми или вовсе не знакомыми людьми? Случайность, неразбериха, обычный революционный бардак?..
Хотя Самсон и не был растерян, но он был очень недоволен собой. Арест прямо у трапа самолета произвел на него удручающее впечатление. Короля везли по улицам его столицы в грязной машине с решетками на окнах. Как дикое животное…
Он был просто обязан предусмотреть такое развитие событий.
Помощь извне? Кто будет спасать короля? Кому в наше время нужны короли?..
Самсон не тешил себя надеждой. И все же…
– Да Влатти, – сказал король, – где же ваши друзья, где эти бескомпромиссные борцы за свободу слова и демократию? Почему я их не вижу? Почему их не посадили вместе с вами? Где ваши славные правозащитнички?
– Ваше величество! Диссиденты никогда не были моими друзьями!
– надменно произнес да Влатти. – У меня вообще нет друзей. Их и не должно быть у настоящего художника. Художник всегда одинок…
– Очень жаль, – вмешался в разговор Лаубе, – кое-какие людишки на свободе нам бы сейчас пригодились.
Да Влатти, не глядя ни на кого, в пространство:
– Художник всегда одинок, но это не значит, что нет на свете людей, которым он дорог…
Звякнули ключи, дверь камеры отворилась, и в ее проеме появились двое тюремщиков.
– Гражданин Самсон! На выход! – произнес одни из них, пряча глаза.
Арестанты заворчали. Раздались голоса:
– Который день сидим без допроса!
– Где же справедливость?!
– Королям, значит, без очереди!
– Мы требуем демократического суда! – одновременно выкрикнули маркизы.
– А я требую вина, хлеба и зрелищ! – возвысил голос да Влатти.
– Вина ему захотелось! А зуботычину не хочешь? – угрюмо спросил тюремщик.
– Вы перепутали, – сказал Лаубе, обращаясь к да Влатти, – Армбург – это, голубчик, вам не Древний Рим.
– Я требую вина, хлеба и копченой колбасы! – настаивал да Влатти.
– Этот чревоугодник требует генеральский паек?! Получить хотя бы баланду! Третий день маковой росинки во рту нет, – занервничал священник, поднимаясь с колен. – Могли бы, кажется, хотя бы к служителям церкви отнестись по-человечески…
Тюремщик бросил на Лемке суровый взгляд.
– Ишь, какую будку наел, ваше преподобие! Поститься надо. Поститься! Сами же с детства нам вдалбливаете, что пост полезен!
