Их последняя надежда на встречу провалилась вместе с обвалом рубля и ростом евро – она не смогла прилететь на Кубу. Ее дела шли к разводу, разделу имущества, доллар уже скреб небеса, а их сердца – кошки. Он не понимал, что значит пустить корни и обрасти вещами, не догадывался, что развод в России – это маленькая смерть, особенно если муж не ангел. Не понимал, потому что у самого не было ничего, кроме сердца, которое влюбилось вопреки здравому смыслу.
– Я спросил ее, а что было бы, если бы я жил в другой стране, к примеру в Штатах? Ты бы переехала ко мне?
Она ответила, что могла переехать ко мне, но Куба… «Кем бы я была на Кубе?»
– Я рад был познакомиться с тобой, Галя, – сказал Яни. – Думаю, это добрый знак. Если моя история когда-нибудь увидит свет – пришли фото из книги, я покажу друзьям и стану звездой.
Засмеялся, потом посерьезнел:
– Мне пора. Сегодня ночью я поплыву в Майами на самодельной лодке. Куба не то место, откуда легко уехать, и, если я попаду в тюрьму, нас будет разделять уже не только океан и 10 000 км, но и стальная решетка… А вдруг получится? Мне нечего терять.
Он написал мне адрес своей электронной почты.
– Если я не появлюсь в течение трех-четырех недель – скорее всего, я утонул. Но обещаю: я доплыву до Майами! Стану гражданином Америки и однажды подарю своей Джи маленький домик в Калифорнии.
– А она знает, что ты собираешься рисковать жизнью? Каков шанс, что ты выживешь? А если ты все же выйдешь на берег, то что дальше? Гражданство – это не два шага по новой земле.
Но Яни будто не слышал.
– Я знаю, она ответила бы что-то подобное. Вам, русским, не хватает безумия. Вы боитесь рисковать, но я не виню вас.
Яни ушел, чтобы собрать вещи для предстоящего путешествия вплавь по Флоридскому заливу навстречу мечте. А я сидела и думала под шепот океана. Думала про 10 000 км. Это расстояние не только между нашими странами, но и между нашими культурами, это дистанция между нашими взглядами, это расстояние, которое бывает между мужем и женой, сидящими в соседних комнатах. И не каждый готов рискнуть, чтобы изменить что-то.
Спустя три-четыре недели он мне так и не написал.
Анна Левина. Любовь до гроба
Наташа жила на Брайтоне, около океана, а Сэм – в пригороде Нью-Йорка, в городке, похожем на большой пустынный парк.
– Зато там нет русских, – любил повторять Сэм. Прожив двадцать лет в Америке, он считал себя настоящим американцем и на эмигрантов, приехавших после него, смотрел так, как смотрит взрослый человек на неразумное дитя. Семой его называла только мама, а остальные – на американский манер – Сэм.
Однако найти себе подружку-американку Сэму не удалось. Несколько лет назад, правда, на одной из вечеринок он познакомился с американкой Эвелин, маленькой, хрупкой, с густой темной гривой кудряшек и грустно-испуганными глазами. Весь ее облик излучал детскую беззащитность и беспомощность.
«Не то что наши русские бабы – танки в цветочках! – с восхищением подумал тогда Сэм. – Эта не запилит, не заорет, не затыркает до полусмерти».
Эвелин с обожанием смотрела на Сэма снизу вверх, и от этого Сэм чувствовал себя выше, сильнее и значительней. Во время свиданий с Эвелин в основном говорил Сэм, а Эвелин только слушала и поддакивала, даже его ошибки в английском не поправляла, чтобы не перебивать, а русский акцент считала забавным и даже милым.
Беззащитность и беспомощность Эвелин были безграничны. В ее руках все ломалось, терялось и сыпалось. Она обжигала себе пальцы, ставя на огонь чайник, поскользнувшись, падала на свежевымытом полу и могла целый день простоять перед своей закрытой дверью, не справившись с замком. Непонятно было, как она вообще жила раньше, до встречи с Сэмом. Опекать ее приходилось на каждом шагу и по телефонному звонку днем и ночью приезжать на помощь.
А звонки раздавались все чаще и чаще.
Поначалу Сэму даже нравилось чувствовать себя незаменимым, но, по странному стечению обстоятельств, кипяток из душа лился именно в тот момент, когда Эвелин хотела помыться, полочка на кухне падала прямо ей на голову, а ножницы, иголки и ножи, казалось, только и ждали, чтобы вонзиться, уколоть, порезать.
Внутри Сэма завелся маленький червячок раздражения, который с очередным несчастьем Эвелин становился все больше и больше. Терпению Сэма пришел конец после очередного звонка Эвелин среди ночи. Во время сна в ухо ей залез таракан, да так глубоко, что домашними средствами его было не вынуть.
…Весь следующий день после бессонной ночи, проведенной с Эвелин в госпитале, Сэм мучился и клевал носом на работе. А вечером он позвонил на телефонную станцию и поменял номер своего телефона и дополнительно заплатил за то, чтобы этот новый номер по справочному никому не давали.
Расставшись с Эвелин, пару лет Сэм ни с кем не встречался. С утра до вечера он работал, по выходным дням собирал и разбирал компьютер, что-то чинил, что-то читал, изредка встречался со старыми друзьями. Но у всех были семьи, свои заботы, и Сэм заскучал настолько, что, когда двоюродная сестра предложила ему познакомиться со своей сослуживицей, сразу согласился. В тот же вечер Сэм позвонил Наташе, и на следующий день они встретились.
Наташа Сэму понравилась. У нее было такое лицо, будто в рот ей попала смешинка и она сдерживается, чтобы не рассмеяться.
– Симпатичный, – описывала Сэма Наташа в разговоре с подружкой. – Похож на Чехова без очков, но задиристый какой-то, все русское презирает, а сам портному снес три старых костюма от умершего дяди перешивать. Нет чтобы за те же деньги купить новый костюм и современный. Тоже мне, американец! Но, по-моему, он хороший человек. Я определяю по глазам, а они у него добрые.
– Неправильно ты живешь, – снисходительно поучал Наташу Сэм. – Тратишь деньги на всякую ерунду! Кому нужны эти бездарные русские концерты и рестораны? Деньги надо вкладывать во что-то нужное. Вот, например, место на кладбище ты себе уже купила?
– Нет, – прыснула Наташа. – А зачем? Я еще молодая, умирать не собираюсь!
– Это Америка! При чем тут возраст? Всякое может случиться, и начнутся проблемы. Заранее обо всем надо думать.
– А я не хочу думать о смерти, во всяком случае сейчас, – смеялась Наташа. – А ты сам-то уже присмотрел себе могилку?
– Еще нет, но собираюсь. Такие покупки с налету не делаются. Надо все взвесить, выбрать, обдумать.
– Думай, – отмахнулась Наташа. – А я лучше платье себе куплю новое, у меня день рождения через месяц, и, между прочим, круглая дата. Хочу быть красивой!
– А у меня день рождения через неделю, однако мне это не мешает заботиться о серьезных вещах, – назидательно начал Сэм, но Наташа сморщила нос и взмолилась:
– Кончай эту похоронную тему, пойдем лучше на океан, погуляем, смотри, какая погода хорошая!
На Брайтоновском бордвоке все ходили кругами, как когда-то в городской филармонии во время антракта. Пестрая толпа жевала огромные аппетитно-золотистые пирожки, грызла семечки и лизала стекающее по пальцам мороженое.
Декоративные, почти игрушечные собачки с маленькими разноцветными бантиками на макушке рвали поводки навстречу друг другу.
Около каждого ресторана голоногие официантки с обветренными загорелыми лицами натруженно-охрипшими голосами по-русски и по-украински зазывали обедать и ужинать.
Резвились разнаряженные в бальные платья и маленькие таксидо дети.
Тщательно накрашенные старушки, сидя на скамеечках спиной к океану – задом наперед, чтобы лучше разглядеть гуляющих, придирчиво осматривали туалеты проходящих дам.
Вечерние платья, рваные джинсы, золотые блузки, застиранные футболки, лаковые туфли, старые кроссовки, бриллиантовые серьги и пластмассовые бусы ярким хороводом сходились и расходились только в им одним хорошо известном порядке.
А рядом раскинулся желтый ковер песка, под горластый хор чаек танцевали сине-зеленые волны, океанский ветерок заигрывал с женскими юбками, по-хулигански раздувал тщательно уложенные волосы и щекотал ноздри, заставляя радоваться неизвестно чему.
…На следующей неделе Наташа позвонила Сэму рано утром, перед уходом на работу.
– Поздравляю с днем рождения! – Она лукаво хохотнула. – Хочу спеть специально для тебя. Слушай.
И на мотив хорошо знакомой песни с чувством запела:
Я могла бы тебе в день рождения
Впрок и саван, и гроб подарить,
Но хочу этой ночью весеннею
Лишь о жизни с тобой говорить.
Пусть березки шумят над могилами,
Ты там землю успеешь купить
И, собравшись с последними силами,
Свой остаток сумеешь дожить.
A сегодня со мной, непрактичною,
Лишь о жизни и только любя.
Я желаю здоровья отличного,
Чтоб рассохся тот гроб без тебя!
Сэм давился от смеха, но произнес в своей излюбленной снисходительно-насмешливой манере:
– Спасибо за оригинальное поздравление, однако американки из тебя, увы, не получится.
