После вечерних посиделок на берегу, возле не в меру шумящего водопада, мы переходим ко второй части нашего визита и отправляемся пешком на ту сторону в центр города, откуда доносятся приглушенные грохотом воды звуки музыки.
Заходим в кабак. Крутые ступеньки, освещенные тусклой лампой, ведут куда-то под старинное здание. Там, внизу, возле здоровенной амбарной двери с нас взимают по три лата за вход.
Пить мне уже не хотелось, мы достаточно приняли еще на берегу. Я сел за столик и принялся внимательно вглядываться в темноту, чтобы получше разглядеть представительниц противоположного пола. Начинало появляться ощущение, что тут собрали школьниц-малолеток. В конце концов я обнаружил возле барной стойки вроде бы подходящий экземпляр с грудью побольше. Эрик тем временем уже присел за столик с двумя девчонками и принялся лить мед им в уши, многозначительно поглядывая в мою сторону. Я уже собирался подняться со стула и перейти к осаде приглянувшегося мне объекта, как рядом появился официант и поинтересовался: «Что будем заказывать?» Чтобы его не разочаровывать, я попросил две водки с соком.
Звали ее Майга, она плохо говорила по-русски и до моего прихода пила только сок. Я включил все свое обаяние, и вскоре мы уже подпрыгивали под музыку, а в перерывах между танцами выпивали по стаканчику. Я уже собирался пригласить ее к себе за столик, как она вдруг вскрикнула: «Ой, Петерис пришел!» – и убежала. Тут я увидел, что за столиком сидит нечто.
Думаю, что латышский мифический герой Лачплесис, сын медведя и женщины, по сравнению с ним был просто мальчиком. У меня под ложечкой что-то засосало и захотелось домой, к жене. Вот она пришла, божья кара за прелюбодеяния. Его глаза поблескивали в темноте и явно смотрели в мою сторону, а когда я повернулся к бармену, чтобы выпить для храбрости сто граммов водочки, то чувствовал, как его взгляд сверлит мне спину. Мои мысли лихорадочно пытались найти выход из положения. Одна мысль подсказывала: «Надо взять в баре бутылку и треснуть великана по голове», другая возражала: «После чего ты будешь сражаться не только с ним, но и со всеми остальными», третья советовала: «Сделай вид, что идешь в туалет, а там наверх по лестнице и…», четвертая уговаривала сдаться на милость победителя, остальные мысли притихли и с любопытством ждали. Только обжигающая горло водка остановила внутренний спор; я подошел к столу, отодвинул стул, уселся напротив местного Геракла как ни в чем не бывало и мило ему улыбнулся.
Его лицо явно выражало замешательство, он ждал боя с чужеземцем и хотел, чтобы я хоть как-то проявил свое неуважение к нему, чтобы потом размазать меня по стенке, да, наверное, и по полу.
Рука великана медленно потянулась к стакану с коктейлем, который я заказал еще перед танцами со своей «смертью». Если стакан помещался мне в ладонь, то он его взял двумя пальцами, как рюмку, и страшно посмотрел мне прямо в глаза. На что я ответил идиотской дружелюбной улыбкой, поднял свой стакан, приветствуя его, и отпил половину. Он закинул содержимое в рот одним махом, и мне показалось, что там, за зубами, осталось место еще для одного стакана. Я поискал взглядом Эрика, тот сидел за соседним столиком и изо всех сил делал вид, что он меня не знает.
От безвыходности и от выпитого во мне вдруг появилось беспричинное дружелюбие ко всем. Я подозвал бармена и заказал еще парочку коктейлей – один для себя, другой для своего молчаливого соседа с громадными кулаками. Он так же быстро проглотил второй и снова угрожающе молчал. А у меня в голове от страха вдруг что-то переклинило, я ухватил его через стол за шею и запечатлел на его губах долгий поцелуй, и как он ни пытался вырваться, ему это не удавалось, любая пиявка по сравнению со мной была просто ничто. Оторвавшись от него, я только и смог произнести, глядя ему прямо в глаза: «Какой ха-а-аро-о-оший ты парень!..»
Сбросив с себя мои руки, обвивавшие его шею, уставившись на меня ошалелым взглядом и кинув единственное за весь вечер слово: «тулит», что означает «сейчас», дальний родственник Лачплесиса скрылся в темноте. Видно, все-таки недополучил в детстве ласки.
Мы возвращались по каменному мосту, заглушая своим смехом шум водопада, и фантазировали на тему, что он рассказывает обо мне своим друзьям.
Любовь – страшная сила, и хотя в Библии сказано, что если тебя ударили по одной щеке, подставь другую, я все же думаю, до того, как тебе дадут оплеуху, надо просто успеть поцеловать, и все уладится.
Днем в ресторане редко появлялись посетители, бармен со скучающим выражением лица изредка с надеждой поглядывал на входные двери, но народ пробегал мимо и с удовольствием располагался в кафе на улице, наслаждаясь последними днями короткого лета. «Ничего, ничего, скоро польют дожди, и вы все будете у меня», – успокаивал себя бармен, расстраиваясь из-за уплывающих чаевых.
Только один посетитель неизменно сидел за столиком, буравя взглядом монитор своего старенького ноутбука. Самое дорогое, что он заказывал, был обычный черный чай из бумажного пакетика. За весь день он выпивал три небольших чайничка, посадив множество желтых пятен на скатерть, и около шести вечера, пожав руку бармену, отправлялся восвояси. А на следующий день, как по расписанию, ровно в двенадцать снова стоял возле дверей с нетерпением на лице: «Ну, сколько можно ждать!». Бармен смотрел на него сквозь занавеску и медлил, мстя этому писаке за испачканную вчера скатерть. Потом, звеня связкой ключей, отпирал двери, наблюдая, как менялось лицо у этого «лимонадника» – оно становилось радостным, словно сквозь дверь он увидел близкого друга. И, проскользнув в появившуюся щель, почти бегом бежал к полюбившемуся ему столику и снова стучал своими толстыми пальцами по клавишам ноутбука.
Хозяйка гостиницы и ресторана была женщиной, приятной во всех отношениях, и она питала большую слабость к творческим людям. Любой, кто хотя бы умел держать в руке кисть, уже казался ей талантливым художником, а если кто-то был хоть чуть-чуть похож на писателя, она готова была кормить и поить его бесплатно. И если бы не строгий муж, в ее ресторане никогда бы не было прибыли. Но вот этому постоянному гостю она все же велела подавать чай по себестоимости, и муж, посмеиваясь над милой слабостью жены, согласился. Шесть лет тому назад этот поглотитель чая подарил ей свою первую маленькую книжку с романтичным названием «Хранитель голубого неба». Ее супруг, лишенный таких тонких чувств, иронизировал: «Хранитель голубых задниц и розовых устремлений». Ему казалось, что все эти творческие люди – конченые педрилы или что-то вроде этого. Но после одного случая, когда молодой автор на его глазах защитил девушку от подвыпившего и озабоченного мужика, разбив тому в кровь все лицо, мнение его конкретно об этом писаке кардинально изменилось, после чего тот стал-таки получать чай по себестоимости.
Он приходил почти ежедневно на протяжении нескольких последних лет, и если вдруг около двенадцати он не появлялся возле дверей, официанты даже начинали беспокоиться. За это время он стал для них неотъемлемой частью интерьера. И когда через несколько дней он снова стоял у дверей, все радовались, что с ним все в порядке, и расспрашивали, где он был и что делал.
Когда вышла его вторая книга, весь коллектив ресторана скинулся и подарил ему громадный торт с надписью «К чаю». Автор был очень тронут, всем казалось – еще немного, и он расплачется, но этого не произошло. Он заказал всем шампанского, а себе водки, и они выпили за достижение номер два. Через день он уже опять сидел за излюбленным столиком, медленно пил свой чай и о чем-то думал, витая в каких-то своих, только ему известных далях.
Третью книгу он закончил перед самой зимой, после чего напился до беспамятства и кричал всем собравшимся: «На хрена это кому-то надо! Все, поставлю на этом точку!» А потом снова сидел за столиком, склонившись над компьютером.
Четвертая книга продвигалась очень долго, ему казалось, что он не закончит ее никогда. И сколько у него было радости, когда он держал в руках первый авторский экземпляр! Небольшая белая книжка была для него по ценности равной самому большому в мире бриллианту, и то в тот момент он вряд ли поменял бы ее даже на бриллиант, ведь в ней была часть его души, его жизни.
Однажды в ресторан зашел посетитель, которого раньше здесь никогда не видели, и поинтересовался, где можно встретить такого-то. На что бармен молча указал рукой в сторону столика, за которым колдовал писака. Незнакомец подошел к нему, они поздоровались, тот подсел и тоже заказал чай. На что бармен подумал: «Ставлю один к тысяче, он тоже из этих», – и не ошибся.
О чем шел разговор, бармену расслышать было трудно, до него долетали лишь отдельные фразы. Писака смущенно говорил: «Да не достоин я ее, на фиг она мне нужна!» Незнакомец убеждал его: «Да ты думаешь, что говоришь? Ты знаешь, какие люди ее получали?» – и начинал перечислять известные всему миру имена. «Да тебя никто и не спрашивает, просто мы ставим тебя в известность. Может, ты ее еще и не получишь». Потом разговор стал тише, и вскоре незнакомец поднялся и, не рассчитавшись за чай, ушел, оставив огорошенного автора сидеть одного за столом. Он стал весь какой-то напряженный и неестественный; посидев еще немного, он сложил свой компьютер, подошел к стойке и с испуганно-удивленным лицом сказал: «Меня на литературную премию выдвинули имени какого-то писателя, а я его даже не читал. Надо будет книжку достать».
