Если Z. захочет, чтобы мы двигались быстрее, она сожмет зубами мой хуй один раз. Если ей захочется замедлить наши движения, она сожмет его два раза. Мы с ней тут же отрепетировали эти знаки. Чтобы избежать попыток со стороны мужчин завязать с ней разговор, после того как все кончат, она покинет нас, и мы должны будем уйти. На этот раз свидание было назначено в особняке ее родственницы, которая вместе с семьей уехала в поместье. Мы должны были расположиться в гостиной и запереть двери, ведущие в нее. Расчет был на то, что, если кто из слуг вдруг появится, они подумают, что Z. опять устроила вечер. Слуги привыкли, что Z. часто приглашала гостей на вечера и вела себя как хозяйка дома.
Третьим участником был выбран приятель А. – назову его К. Они всегда появлялись вместе на балах и считались неразлучными друзьями. Z. выбрала его, чтобы избавить А. от соблазна рассказать о своем приключении К. и чтобы оба друга были связаны одной тайной.
На ловца и зверь бежит – я встретил А. на следующий день на Невском. Он первым делом спросил, как поживает наша общая знакомая и не желает ли она опять повеселиться. Я сказал, что она хочет, чтобы к нам присоединился К.
– Он-то обрадуется, но хватит ли всем места? – заволновался А.
– Твоя фантазия не может состязаться с ее возможностями, – успокоил я его.
Вскоре мы собрались втроем в кондитерской, чтобы договориться о порядке совместного служения Венере. Я объяснил основное условие гробового молчания и предупредил, что на этот раз они должны будут ехать с завязанными глазами – Z. опасалась, что они могут узнать, кому принадлежит особняк, а это наведет на ее след. Потом я отругал А. за его эгоизм и начертал план их будущего поведения – полное подчинение моим командам, следование моему ритму. К. хихикнул, но его одернул А., начавший понимать, что ожидается не просто очередное приключение, а редкая возможность: принести женщине огромное наслаждение. «И главное, – опять повторил я, – не пытаться узнать, кто она, ибо светские завистницы не простят ей наслаждений, которые им недоступны».
Войдя в гостиную, мы увидели Z., лежащую на ковре. На ней было надето длинное платье из тончайшего шелка, сквозь который отчетливо проступали формы ее ненасытного тела. Маска открывала жадный полуоткрытый рот. Она встала, заперла за нами дверь и приветствовала каждого из нас, жадно лизнув в губы, а потом, вставая перед каждым из нас на колени, облизывала хуй. Делала она это, как настоящее приветствие, не задерживаясь ни на одном из нас, не давая никому увлечься, а лишь удостовериваясь, что хуи стоят крепко на ногах. Мы разом поскидали одежды, и Z. сбросила с плеч платье, переступив через него, как через последнее препятствие.
Мне пришлось напомнить разгоряченному К. о его обязанностях, и он послушно опрокинулся на ковер. Z. занесла над ним ногу и умело оседлала его. Она поманила к себе А. Он подошел; его хуй, натянутый, как струна, подрагивал. В руках у Z. оказалась баночка с мазью, которой она густо смазала его. Потом Z. протянула баночку мне и согнулась над К. Ягодицы у нее были небольшие и их не пришлось раздвигать – чуть вздутое отверстие открыто просило о хуе. Я жирно смазал, протолкнув мазь в плотную горячую глубину. Z. в благодарность сжала мой палец. Надо мной в нетерпении дышал А. Я, следуя нашему плану, вынужден был уступить ему место и переместиться к ее рту. А. плавно проскользнул в нее, и она раскрыла рот от вкушенного ощущения и в то же время приглашая меня. Z. ухватила губами мою дирижерскую палочку и дала указание исполнять наше любовное произведение медленно.
– Не забывайтесь, братишки, следите за мной, – окликнул я их, – и не вздумайте кончать, покамест наша дама сердца не кончит.
Мои партнеры заверили меня, что не бросят нашу возлюбленную на полпути. Z. подняла на меня затуманенные блаженством глаза и улыбнулась с полным ртом.
Мы по пути в экипаже пополоскались шампанским, и это делало нас выносливыми.
Стал подступать конец. Z. начала вскрикивать, и вот она, дав мне почувствовать ее сахарные зубки, стала двигаться быстрее, и мне уже не пришлось командовать – они стали засаживать ей, обрадовавшись дозволенной скорости. Z. громко воскликнула, будто вдруг прозрела, и застонала, но стон ее прервался моим концом и необходимостью проглотить мое семя. А. и К. излились одновременно со мной.
Когда мы разомкнулись и К. выполз из-под нее, Z. повалилась на ковер, безжизненно, будто тело ее лишилось остова, коим были наши хуи. Я смотрел на нее как на наше общее творение. Время от времени по всему ее телу пробегала судорога.
Z. пришла в себя через несколько минут, грациозно поднялась с ковра и дала мне знать, что нам пора уходить. Мы нехотя, но быстро повиновались.
У выхода я снова завязал им глаза и усадил в поджидавший нас экипаж. Извозчик смотрел на меня со страхом. К. пытался снять повязку до того, как я ему разрешил, и я пригрозил, что, если он мне не повинуется, это будет бесчестным поступком, ибо он мне дал слово повиноваться, и я его вызову на дуэль, причем стреляться мы будем немедля. К. понял, что я не шучу, и ждал, пока я не разрешил ему снять повязку. Он даже стал философствовать, что самое благородное, что может мужчина сделать для женщины, – это доставить ей наибольшее наслаждение и он не в состоянии представить себе более рыцарский поступок, чем совершенный нами.
Я спросил моих собратьев, что можно сделать, чтобы наслаждение, полученное нашей возлюбленной, стало еще сильнее. А. предложил установить зеркала на стенах и на потолке, как он видел в одном из борделей. К. предложил пригласить цыган, чтобы они пели в соседней комнате. А я сказал, что вижу место еще для двух собратьев: мы будем в тех же позициях, а они будут лежать слева и справа от нее, головами к ее ногам. Они станут сосать ее груди и чесать пятки, а она будет им дрочить. Тот из нас, на котором она будет сидеть, будет руками подпирать ее в плечи, так как руки ее теперь будут заняты.
К. и А. загорелись. Стали думать, кого взять в помощники. Это должны были быть непритязательные юноши, которые были бы удовлетворены такой «невинной» ролью. Мы, естественно, не хотели поступаться ее горячими внутренностями, несмотря на наше рыцарство.
А. вспомнил о своих двух племянниках пятнадцати и четырнадцати лет, которые, он уверен, девственники и которые согласятся на все, что сулит сближение с женщиной. Мы договорились, что я предложу это нашей даме сердца, а вернее, даме наших сердец.
Когда я рассказал об этом Z., она улыбнулась и поведала, что не зря избрала меня в сводники, ибо я прочел ее мысли. Она призналась, что фантазия о пяти хуях не дает ей ни минуты покоя и что сегодня она собиралась просить меня поделиться ее телом с еще двумя. «Я знаю, что тебя не убудет, со сколькими бы я тебя ни делил», – сказал я и поцеловал ее в пизду.
Мы разработали очередность – сперва мальчикам дать по груди и пусть присосутся. Щекотать пятки они начнут по моему знаку, когда все остальные займут свои места в ее сокровенных глубинах. Для разнообразия мы решили поменять местами А. и К. Я оставался на своем дирижерском месте.
Z. умоляла меня следить, чтобы маска не сползла с ее лица, если она потеряет сознание. В прошлый раз она была очень близка к этому. И хотя я всегда утверждал, что женщина может, если захочет, преодолеть свое обморочное состояние, то теперь я видел, что это может быть превыше ее сил.
На этот раз мы должны были ждать ее появления в квартире, которую она снимала для тайных свиданий. Она дала мне ключ. Я всем сказал, что это моя квартира, которую я держу для своих тайных свиданий. И эта ложь была так сладка, ибо они завидовали мне.
Квартира располагалась во флигеле двухэтажного дома и состояла из гостиной, столовой и спальни. На столе красовались пять бокалов и пять запотевших бутылок шампанского, только что вынутых кем-то из ледника. Мы осушили три.
Нам было велено ожидать в гостиной. Я в этой квартире раньше не бывал и неожиданно почувствовал острый приступ ревности. Было мгновенье, когда я захотел в отместку раскрыть всем имя Z., но мне удалось овладеть собой.
Мы расселись в креслах и на диванах, поспешно вливая в себя шампанское – льда мы не нашли и не хотели дать шампанскому согреться. Потом мы не выдержали и заглянули в спальню. Спальня была заполнена огромной круглой кроватью, предназначенной явно не для сна. Окно закрывала занавеска, сквозь которую легко просвечивало солнце. В гостиной у окна стоял клавир. Один из племянников А. стал играть веселую мелодию, но пальцы его заплетались от шампанского. Другой племянник, что был постарше, старался скрыть в одеждах стоящий хуй, но он выпирал через ткань, когда тот в нетерпении прохаживался по комнате. Я поднял тост за женщину, которую все мы так страстно ждем.
– Разве будет только одна? – удивился старший племянник.
– Это такая женщина, которой хватит всем, – мудро ответил ему дядя.
