Все было серое и белесое, как на старой черно-белой кинопленке.
Он понял, что встречные люди в упор их с отцом НЕ видят. Но в то же время как бы обходят, как невидимые препятствия.
Это его возбудило и даже развеселило – стать невидимкой.
Он попробовал помахать руками у кого-то перед носом. Тот что-то почуял, только не понял что. Лицо его приобрело недоуменное выражение.
Отец снисходительно усмехался, позволяя ему экспериментировать.
Бибо попробовал зарычать на встречного, скроив свирепое лицо… Ничего, кроме странного шипа вроде кошачьего, он от себя не услышал, а встречный, похоже, и шипа не услышал. Однако шарахнулся.
Сходство с кошкой понравилось Бибо, и он попытался вспрыгнуть на ограду.
И проделал это с легкостью и ловкостью той же кошки.
Он напрыгивал на сетку, вскарабкивался до верха, но потом как-то сползал назад. Была ли там, наверху, тоже сетка? Был ли там, поверху, пропущен некий невидимый и неощутимый энергетический ток?
– Сразу не объяснишь, – сказал отец. – Присматривайся, привыкай.
И вот еще: как же они разговаривали, если встречные их не слышали?
4-014
На некоторые вопросы отец отвечал со всею определенностью. На некоторые отмалчивался: мол, потом.
– Кое-что ты уже видел и испытал сам. Ты же прошел над Джаханнамомпо Сирату.
– Что это?
– Ну как же. Помнишь бритву? Это и был Сират. А помнишь пропасть внизу? Это и был Джаханнам. И в саду Пророка ты побывал. Помнишь дерево, под которым ты очнулся? Это и было дерево счастья Туба. Помнишь Бруну и Бьянку?
– Ну помню.
– Это были гурии. Они могут обретать облик тех, кого ты любил. И они вечно девственны.
– Как страшно! Как же я спасся?!
– Так я же был рядом! Я же тебя сопровождаю еще с самолета… Помнишь, как Бьянка пролила кофе? Это я ее подтолкнул. А как бы ты из тюрьмы вышел? Мадонну нашел?
– Это тоже ты?
– Ну да. Я бы, конечно, не мог всего этого, если бы не моя дружба с херувимами.
– С этими младенцами?
– Нет, мои друзья древнейшего, еще ассирийского образца. Да ты же его видел!
– Так это твой крылатый Конь? Как я не догадался! Но он же Ангел Смерти!..
– Ты бы меньше слушал этого невежу и подлеца.
– Так это антиквар меня заложил?
4-015
Растаяли встречные, растаял забор, растаял отец… Хотелось пи́сать, пить и есть. Светало.
Бибо не хотел просыпаться, хотел догнать сон. Оказался под деревом, с которого свисали финики, виноград, бананы… как оно называлось? Сейчас появятся Бьянка с Бруной…
Что-то стукнуло его по лбу.
Банан.
Он лежал на дне трехметровой ямы, свернувшись калачиком на клочке соломы, над ним было белое зарешеченное небо с осклабившимся лицом туземца с краю. Прицелившись, он ронял на Бибо перезрелые бананы.
– Па-адъем!
4-016
В первом приближении жизнь делалась понятной.
Там, наверху, в решетке был лючок со специальным блоком.
На бечевке спустился мятый армейский котелок с водой. Дали попить.
Так же спустили мрачное ведро для оправки.
И все. Бананы, стало быть, были уже сброшены…
В яме. На бананах и воде. Так.
Машинально почесал голову и застонал: на затылке запеклась внушительная ссадина.
И – странное, непривычное чувство. Взамен отчаяния…
Глубже ямы, острее боли и унижения – отвращение к себе!
«Да что он такого сделал!» – с пафосом оправдывал Бибо себя перед собой.
Как вспышка молнии, как удар по голове – мысль не о себе.
«ЧТО С БЬЯНКОЙ?!»
4-017
Сдвинули решетку, спустили лестницу.
Скомандовали:
– Прихватить парашу!
По шаткой стремянке с плещущим ведром в руке… Зубами, что ли, перехватываться? Бибо ухмылялся, припоминая ночные небесные похождения.
Эта лестница вела уж точно в небо.
И здесь, посреди пути, в раздумье, за что сначала ухватиться зубами: за перекладину или за дужку ведра?.. – испытал Бибо неожиданный, ни с чем по остроте не сравнимый укол счастья.
4-018
Петрос Порфириди, следователь по особо тяжким, как вы сами понимаете, был по происхождению грек.
Необычайная обходительность была его стиль. Необычайнейшая!
Наряд полицейских, из которых один держал таз, другой – кувшин, а третий – полотенце (накрахмаленное!), помог Бибо окончить утренний туалет.
Кофе был подан по-гречески – в турецкой посуде.
Сигарета.
Его английский этому соответствовал.
– Я не буду шарить вас в кустах, – сказал он, гордясь своим произношением. – Никакого плаща и кинжала!
– А, так, значит, это именно вы ближайший друг господина антиквара?
– Откуда вы знаете? – как бы насторожился следователь.
– У вас такой же прекрасный английский.
– Да, знаете, в этой ужасной дыре совершенно не с кем поговорить по-человечески.
– Вы давно из Греции?
– Как вы это определили?
– Так, дикая догадка. По носу.
Следователь насупился в раздумье: обидно это или не обидно?
– Так. Перейдем к делу. Как я понял, вас не вполне устраивает отведенная вам камера? Я вас сегодня же переведу в более благоустроенную. Но вы должны нам помочь. Сами понимаете, вы беглый по обвинению в убийстве, которое с вас до сих пор не снято. Так что вам определена камера смертников.
– К-к-как сме-е-ртников? – проблеял Бибо.
4-019
– Вообще-то для этого достаточно и одного побега. Но учитывая, что вы европеец… Короче, даже если обвинение в убийстве отца окажется окончательно снятым… Учтите, все ваши подельники задержаны и уже дали исчерпывающие показания. Революционная пропаганда у нас приравнивается к террористическому акту, что так же карается сме-ее… – заблеял следователь.
– К-какая еще пропаганда?!
– Призыв к свержению законных властей путем установки незаконного памятника разбойнику Лапу-Лапу!
– Знаете что, – вскипел Бибо, – слезайте с вашей ночной кобылы! Этот шляпный трюк вам не пройдет. У меня не три головы, чтобы пройти по трем смертным приговорам!
– Хорошо. За памятник мы отрубим голову Пусио. Поверьте мне, вам все равно хватит.
– Слушайте, я не буду давать вам никаких показаний! Я требую консула и адвоката!
– Будет, будет вам консул, не беспокойтесь. В конце концов, без него мы не можем привести приговор в исполнение в отношении иностранца. А адвоката я бы вам не советовал. Здесь он один, и вам не хватит денег на взятки.
– Взятка адвокату?!
– Зачем адвокату? Адвокат так и так получит свой гонорар. Судье, прокурору, мне…
– Вы с ума сошли!
– Видите ли, любезный мистер, какое дело… Допустим, мне удастся отбить все три приговора… Но что прикажете делать вот с этим? – Он выдвинул ящик стола и покопался в нем, выдерживая паузу.
Это была бабушкина коробочка с кокаином.
4-020
И не страх, а настигшее его с утра неожиданное отвращение к себе все росло.
«Господи! Господи! – взмолился он, сидя напротив параши, в окружении гнилых бананов. – Как же это я ничего, настолько ничего не понимал! Понял ли я, что у меня отец – УМЕР?! Нет. Понимал ли я, когда сидел за решеткой, чем это мне грозило? Опять нет. Понял ли я, какая удача вывела меня из тюрьмы? привела к Мадонне? столкнула с Бьянкой? Нет, нет и нет! Всё – как само собой разумеющееся. Понял ли я, что люблю ее?.. Господи! Пощади хоть ее! Как же я тебя люблю… что с тобой, Бьяночка?.. Козленочек!!! О Боже…»
И он что-то быстро строчил уже в полной тьме на бумаге, данной ему для дачи показаний.
«Чистосердечное признание смягчит вашу участь».
4-021
Врожденный идеал был крепок:
Плоть нанизалась, как шашлык.
Перерождение всех клеток:
Все было в строку этих лык…
И получился ты не нужен.
Никчемен. КТО тебя создал,
В Творенье оказался сужен,
Поставил точку и сказал:
– Прости! Увлекся бегемотом:
Он мне казался так красив!
Ты был последним в ту Субботу:
Я слабо глину замесил…
Ты у Меня не получился,
Я пред тобой должник навек.
Но, чтобы ты не устыдился
Происхожденья, Человек,
Я поручу тебе работу:
Стань сам таким, как Я хотел.
Сам выбирай себе охоту
И попотей, как Я потел.
Прошу тебя, будь человеком,
Как можешь. Богу помоги.
На Слово послужи Ответом,
Во Благо потреби мозги.
Не сотвори себе кумира,
Но лишь люби, как Я люблю —
В твоем подобье – Образ Мира,
И не скорби, как Я скорблю.
За безответственность всех тварей
Ответить суждено тебе…
Я – поручил. Не будь коварен
И следуй избранной Судьбе.
Не сетуй. Чувствуй Назначенье
Под грузом участи своей.
Молись – и будет облегченье
Тебе отдельно от людей.
Терпи, трудись. А Я – в ответе.
Тебе усердье – по плечу.
Что ты оплачешь в этом свете,
Я в Своем Свете оплачу.
Итак, до встречи. Я хотел бы,
Чтоб ты Мой Облик отыскал…
Я одинок. Здесь нет предела.
И нет зеркал.
