На палубе гордо восседал Пусио, прикованный наручниками за ногу.
Он подал Хулио знак, и они не стали обгонять, а проводили родного арестанта до участка.
И около дома их уже караулили.
Деться было некуда.
Пока полицейские выясняли отношения с Хулио, пытаясь выбрать, за какое соучастие его арестовать, Бибо и Бьянка выскользнули из-под покрова матрасного тента под покров ночи.
Деться теперь совсем было некуда.
Но Бог покровительствует пьяным и влюбленным: не то удовлетворившись поимкой соучастника, не то желая воспользоваться попутным транспортом, полицейские уселись в мотоциклетку Хулио, то есть сняли наружное наблюдение.
И Бибо с Бьянкой беспрепятственно проникли в дом.
Далее они, еще более беспрепятственно, проникли в отцовский бункер.
И далее они, опять же беспрепятственно, несмотря на усталость и шок…
3-021
– Что же теперь делать?
Малейшая пауза повергала Бибо в отчаяние.
– Давай погадаем на дневнике…
Сура девяносто четыре. Ашшар
Не Мы ль раскрыли грудь тебе?
Утишили души пожар?
Что ж тлеешь ты в немой борьбе?..
Аллаху Слава! И – ашшар!
Не Мы ль возвысили ту честь,
К которой частью ты приставлен?
Сумей же про себя прочесть,
Листая впрок страницы Славы…
Как вдох и выдох, мир живет:
Наступит время сбросить ношу,
И облегчение придет,
И тяготы твои раскрошит.
Да, облегчение придет!
Тащи же ту же тяжесть в гору.
За высью – высь, за годом – год:
Ни связи нет меж них, ни спора.
Трудись!.. пока спекутся жилы
В броню от неустанных битв.
Верни Ему свое бессилье:
Труд – продолжение молитв.
– Что же это?.. – бормотал Бибо, опять приникая к Бьянке. – Что же это! Что! Что! Что!
– Любовь… – ответила Бьянка притихшему Бибо.
– Что же это… труд или молитва? – прошептал он.
Часть четвертая
Побег из рая
4-000
– Дьявол! – выругался Бибо. – Последняя сигарета!
– Знаешь, – сказала Бьянка, прижимаясь к Бибо, – что мне всего больше нравится в тебе?
– Кажется, знаю, – отвечал он, независимо лежа на спине, бездумно уставившись в низкий дощатый потолок, походивший на сгнившее днище, попыхивая последней сигаретой.
– Дурак, – констатировала Бьянка, холодно отстраняясь.
– Ну уж и дурак… – самодовольно усмехнулся Бибо, силой ее к себе привлекая.
– Козел! Всем вам только одного и надо!
– Вот как? Откуда ты знаешь? Ты же девица!
– Девицы лучше женщин в этом разбираются.
– Интересная мысль. Как так?
– Они много об этом думают.
4-001
– Ну не плачь! Бьяночка, не плачь…
– Затрахал ты меня.
– Интересно… – обиделся Бибо. – А я-то думал, что тебе нравится.
– Нравится… Кому это может нравиться?!
– Некоторым нравится.
– Много ты понимаешь! Испортил двух девиц и доволен. Да это самая легкая и грязная работа! Ну и катись к тем, кто лучше в этом разбирается! Катись к своим шлюхам! Вот они-то все и прикидываются!
– Что-то не замечал…
– Как же… заметишь ты… у тебя одно на уме. Циклоп!
– Циклоп! – хохотал Бибо. – Значит, у меня во лбу ствол, как у танка?
– Только не смеши меня, умоляю! Я сержусь. – И Бьянка залилась серебряным колокольчиковым своим смехом. – Во лбу… Я не могу тебя больше видеть без этой штуки во лбу… Ой, не могу! Не могу… отстань!
4-002
– Ну и что же тебе больше всего нравится во мне?
– Отец.
– Старый козел! Так у тебя все-таки что-то с ним было?
– Что у меня могло с ним быть?
– Ну… то, в чем так хорошо разбираются девицы.
– Надо было мне больше подумать: генетика – странная вещь…
– Вот как! Ты и про генетику слыхала?
– Я темная только снаружи.
– А я изнутри? Ты это хочешь сказать?
– Ну да. Странная наследственность: отец – святой, а сын у него – козел.
– Святой?! Как же не козел!.. Распылил детей по всему свету, а сам смылся в неизвестном направлении.
– Милый! Ты тоже не веришь, что он погиб?
– Какая мне разница…
– Дурачок… Мне нравишься ты как отец.
– Слушай, отстань от меня с этим старым козлом. Что вы все в нем нашли? Сладкий, что ли? Чем он был таким намазан?
– Не намазан, а помазан. Дурак! Ты мне нравился как отец… моего ребенка.
– Вот как? В прошедшем времени? А козленочка не хочешь?
– Свойства иногда как раз через поколение передаются.
– Мне тоже твоя мама больше нравится.
– И тут я с тобой согласна. Если будет девочка, то в маму.
– Такая же толстая?
– Такая же добрая.
– Слушай, что же тебе, в конце концов, во мне понравилось?
– То, как ты бегаешь. Смываешься ты хорошо.
– Это у меня как раз в отца. Значит, что-то все-таки передается напрямую. Так что, есть уже козленочек?
– Завтра-послезавтра будет ясно.
4-003
– Надеюсь, теперь будет еще более ясно, – сказал Бибо, снова лежа на спине. – Дьявол! – сказал он снова, ничего не находя в пачке.
– Может, ты еще и голоден?
– Что толку козлу на пляже? Только зелени никакой.
– У меня есть заначка. Не смотри!
Не успел он подсмотреть, как в руках у нее оказалась купюра.
– Знаешь, что мне в тебе больше всего нравится? – сказал Бибо.
– А вот это действительно интересно!
– То, как ты умеешь прятаться.
– А это у меня в маму. Тс-с! Сюда идут.
Птичий щебет перерастал в гвалт. Они приникли к удобной для того щели в борту баркаса. (Сгнившая на берегу лодка – единственный и последний безопасный приют, который они обрели.)
– Как в танке, – отметил Бибо.
– Ты что, воевал?
– В кино видел.
– Ты кино видел?! – восхитилась Бьянка.
– Да, у нас на Пикадилли… – небрежно и снисходительно сказал он.
– Ты бы не прижимался слишком лбом…
– Тс-с!
Так они боролись за смотровую щель.
Это была семейка. Папа и мама прошли вперед со своими цветными зонтиками, папа приобнимал маму за талию, что-то нашептывая. За ними следовали детки, мальчик и девочка, выпасаемые нянькой-филиппинкой.
Мальчик первым увидел баркас и с индейским криком ринулся на него. Он, по-видимому, брал его на абордаж, колотя по нему картонным мечом. На вспотевших от страха беглецов посыпалась труха.
К счастью, подбежала и девочка и присела тут же пописать. Это отвлекло мальчика от боевых действий.
– Не смей смотреть!
– А я уже видел!
4-004
– Ну что, по-прежнему жаждешь козленочка? – ехидствовал Бибо, когда филиппинка наконец прогнала детей. – Не кажется ли тебе, что наше убежище становится небезопасным?
Они воровато выбрались, воровато искупались, смыв с себя наконец пот, песок и древесную пыль, и огляделись. Пространство показалось им слишком хорошо просматриваемым.
И, кроме гнилого баркаса, укрытия нигде не было.
– Это было последнее в мире применение Ноева ковчега, – ворчал Бибо. – Ну, умница, что ты на этот раз придумаешь? Ты же такая мастерица пряток…
– Уже придумала!
– Где же?
– Очень просто. На базаре.
4-005
– Твой отец тоже обожал базар…
Действительно, Бибо увлекся.
Заначка Бьянки оказалась огромными деньгами. «Чем глубже нищета, тем выше дешевизна», – формулировал он, и чем ниже была цена, тем охотнее он торговался, радуясь отыгранному грошу. Бьянке нравилась эта игра: он разыгрывал жадного кавалера, а она как местная, как переводчица как бы его раскалывала, вступая в патриотический союз с торговцем.
С жаровен поедали они, обжигаясь, свежую рыбку, с тележек получали молочные прохладные мешочки с кокосовым молоком из при них разделываемых орехов.
Только преступник способен испытать, сколь сладостна безопасность толпы!
Но он и выглядел как преступник: обросший, оборванный, дочерна загоревший. И Бьянка решила переодеть его. Ей нравилось быть богатой.
В результате он оказался одетым в невиданный бурнус, каких здесь, впрочем, никто местный не носил, и голова его была теперь повязана зеленым цветастым пиратским платком.
– Как тебе идет! – восхищалась Бьянка. – Ну вылитый отец!
– Опять! – вспылил Бибо. – Отдай деньги! Теперь моя очередь тратить.
Потому что они как раз попали в ряды браслетов и бус.
И это была совершенная сказка! С такой красотой, с такой простотой Бибо никогда не сталкивался. Материалом для ювелирного вдохновения здесь служило все: все скорлупки, все шкурки и косточки, все щепки и зернышки.
Он нарядил Бьянку, как рождественскую елку. Как же она была хороша!
Дюжина ожерелий гирляндами покрывала ее грудь, браслеты семейками бренчали на руках и ногах.
– Кажется, мне жарко, – кокетливо заявила Бьянка, расстегивая рубашку, ее грудки слились с украшениями.
– Ты ведешь себя как в раю, – ревниво ворчал Бибо, на самом деле очень польщенный взглядами прогуливавшихся американских солдат.
И они сыграли вот в какую игру…
