– Откуда же здесь наша музыка? – пораженное сознание не желало мириться с этим фактом. – Вот тебе и филиал Востока… Бред какой-то… – Он тряхнул головой. – И еще ноги эти… Вот где адреналин-то настоящий… Вильнеру, поди, такое и не снилось…
– Вам удобно лежать? – спросила Анжелка, нежно поглаживая грудью спину Льва Георгиевича. – А это что у вас такое, на плечике? – Она прикоснулась грудью к шраму…
– Это с войны… – не задумываясь ответил Лева. Потом помолчал и добавил: – С карело-финской… На татаро-монгольском фронте…
Анжелка совершенно не удивилась.
– И награды имеете? – уважительно и серьезно спросила она.
– Имею… – ответил Лева и внезапно снова подумал о Юльке. – А как же иначе…
Бред начинал принимать реалистические очертания…
– А счас что делаете? – спросила девушка, проведя грудью по его позвоночнику. – Ну, в смысле, кем работаете?
– Кем работаю, говоришь? – Его постепенно начинало увлекать это путешествие… Он задумался на пару секунд и неожиданно для себя самого ответил: – Писателем… Писателем работаю… Книжки пишу…
Анжелка замерла, расплющив грудь о Левин позвоночник, и пораженно спросила:
– Вы что, правда писатель? Настоящий?.. Живой писатель?
Лева приподнялся на локте и вполоборота глянул на девчонку. Анжелка, с приоткрытым от восхищения ртом, ждала ответа с тайной надеждой, чтобы это оказалось правдой. Отступать Леве было некуда…
– Ну да… – спокойно подтвердил он, – живой, как видишь…
Анжелка продолжала восхищенно смотреть на Леву, совершенно забыв о своих прямых обязанностях.
– Я сроду живых писателей не видала, – не отрывая глаз от голого Левы, прошептала она. – А что вы написали? Ну, какую книжку?
– А зачем тебе? – таинственно спросил Лева. – Что ты будешь делать, если узнаешь?
– Я ее читать буду… – прошептала Анжелка. – И на потом еще оставлю… на всю жизнь. – Она подняла глаза к потолку. – Я недавно одну читала… Она мне ужасно понравилась… Я не помню, кто написал, но название у ней было «Избранное».
Лева хлопнул глазами, не веря еще, что такое бывает, и неожиданно заревел таким смехом, каким не смеялся еще никогда за все свои сорок семь оборотов. Его рев перешел в хрип, хрип, отфильтровавшись через бронхи, прорезался визгом, который, в свою очередь, трансформировался в пульсирующий с равными промежутками стон… В дверь осторожно постучали… Лева, не в силах остановить истерику, указал глазами на дверь – успокой, мол, девок, все в порядке… Анжелка вскочила, приоткрыла дверь и что-то им сказала…
Постепенно он успокоился… Анжелка сидела рядом, голая, с квадратными глазами, ни жива ни мертва…
Лева перевернулся на спину, ничуть уже не стесняясь, – по принципу поглощения меньшего преступления большим.
– Не обращай внимания, девочка, – наконец сумел выдавить он… – это у меня нервное… С фронта…
Девичьи глаза вновь приняли округлую форму. При таком объяснении поведение клиента становилось абсолютно понятным и вполне вписывалось в допустимые рамки нехитрого сказочного сервиса. Читательский интерес вновь возобладал над опасностью непредвиденной реакции писателя.
– А как ваше фамилие? – с робкой надеждой спросила она Леву. – Ну, чтобы достать…
– Не скажу, – строго посмотрев на нее, отреагировал голый писатель. – Сама понимаешь, наверное…
Про секс договаривающиеся стороны забыли окончательно.
– Ну, тогда, а какое, там, сочинение вы написали самое первое? – Анжелка избрала наихитрейшую тактику дознания. – Совсем самое…
– Совсем самое… – Лева задумался… – Совсем самое – еще до войны… Это был… «Господин из Сан-Франциско…» Точно… Он и был…
Анжелка подняла зрачки вверх и моментально заполнила соответствующий файл. Наверняка там оставалась еще уйма свободного места, поэтому она продолжила допрос:
– Это он из Франции, значит?.. А читать-то по-русски?
– По-русски, по-русски, – успокоил ее Лева. – Или, в крайнем случае, по-молдавски…
– Да я, честно скажу, его забыла уже, да и тогда не очень по нему соображала. У нас в Тирасполе больше русских было… – Она снова подкралась к опросу потерпевшего. – Ну, а какое сочинение самое последнее?.. Совсем самое…
– «Каштанка!» – не задумываясь ответил Лева. – Осталось чуть-чуть дописать – и вперед…
Бедное животное тут же последовало вслед за «Господином из Сан-Франциско»… В соседний с ним файл…
– Все! – обрадованно вскрикнула Анжелка. – Теперь я вас точно вычислю!
В дверь опять постучали…
– Ой! – растерялась она. – У вас время вышло… Как же мы так? – искренне огорчилась Анжелка. – Совсем забыли про это-то… Ну, хочете, я с девчонками поговорю, чтобы они на дальше задержали немного?
Лева притянул ее к себе и поцеловал в лоб.
– Не хочу, лапушка, – улыбнулся он. – И за это тебе спасибо… И за это… – он кивнул в сторону магнитофона… – И за все остальное тоже… За весь этот… адреналин…
– За кого? – удивилась проститутка. – За чего?..
Лева отмахнулся:
– Да не обращай внимания, это я так… Просто…
– Ну, тогда идем я вас помою, да? – успокоилась девушка. – В тазике…
Она снова зажгла свет в туалете и пропустила Леву в ванную. Он был босиком, забыв сунуть ноги в шлепанцы. Кафель на полу был холодный и мокрый. Лева машинально поджал ногу и увидел внизу, под ванной, торчащий край свернутого в рулон резинового коврика.
– Ну-ка… – Он нагнулся и вытянул рулон из-под ванны. Рулон упруго развернулся и развалился на два одинаковых зеленых коврика. На каждом из них было приклеено по десятку маленьких каучуковых подошв с шершавым неровным верхом, так, будто их отодрали от чего-то насмерть с ними слипшегося. Лева внимательно посмотрел на вновь развернутые перед ним каучуковые обстоятельства и смело шагнул в ванну.
– Ой! – крикнула Анжелка. – Зачем вы туда?
– Все, малыш, – загадочно улыбнулся Лева, набирая воду в тазик. – Тайна Востока распечатана… – И, уже не в силах сдержаться, расхохотался. – Смотри сюда. – Он указал ей на коврики. – Они были приклеены здесь много лет, чтобы ноги не скользили, а потом их кто-то отодрал и сунул под ванну… А следы прикипели…
Анжелка, в полуобморочном состоянии между исчезающим ужасом и надвигающимся счастьем, обхватила руками горло и, не отводя от ковриков глаз, заорала:
– Де-е-евки-и-и!!! Идите сюда-а-а! Бего-о-ом!
Дверь в ванную распахнулась, и Снежана с Машухой испуганно заглянули внутрь. Убедившись, что Анжелка жива, а голый дядя спокойно поливает себя из тазика, спросили:
– Чего звала-то?
Анжелка объяснила и указала на Льва Георгиевича:
– Это он понял… Он писатель…
Девки благодарно осмотрели обнаженную писательскую плоть.
– Ой, спасибочко вам большое за это… А то мы тут чуть не поумирали все со страху… А вы правда писатель?..
«Так… – подумал Лева, – пошли по второму кругу… Пора уносить ноги, а то сейчас автографы брать начнут…»
На улице была благодать… Снег поскрипывал под ногами, пока он шел к своей красавице шиншилле. Настроение было прекрасным. Он посмотрел на часы.
«И все про все – полтора часа, – подумал Лева. – А как будто на другой планете побывал… Или в восточной сказке… Не обманула реклама…»
«Тойоту» немного завалило снежком, поэтому он не сразу заметил выбитое водительское стекло и незапертую дверь. Он сунул голову в салон. Даже автомагнитола была на месте, пропали только кожаные перчатки из бардачка. Лева тяжело вздохнул, но, к собственному удивлению, не слишком расстроился. Это его обрадовало.
«Все правильно, – с удовольствием подумал он, – писатель должен быть еще и философом… Если настоящий… Господин из Сан-Франциско…» Вдруг он поймал себя на том, что подумал об этом совершенно серьезно, без тени иронии или привычного ерничества. – Ну, дела-а-а! Жалко, нельзя Юльке рассказать… Она бы оценила… – Он сунул руку в карман, за ключами. Там хрустнуло… Это были сложенные пополам его собственные банкноты, Анжелкин гонорар за «Сказку»… – «Ах ты лапушка моя, – с нежностью подумал он о всех о них сразу. – Ладно, раз так… Частичная компенсация за стекло будет…»
Настроение оставалось прекрасным, но стало еще и как-то особенно легко на душе… Как-то по-другому, не так, как это бывало раньше…
Когда Лева вернулся домой, Гошка все еще мучился над «Каштанкой».
– Па-а-а-ап! – крикнул он из своей комнаты. – Ну ты же обещал…
Лева зашел к сыну и нежно потрепал его по голове:
– Раз обещал, значит, помогу… Сейчас переоденусь, и начнем. Ты пока сосредоточься на главном – почему он ее утопил… Ведь все равно потом ушел от барыни…
Гошка приоткрыл рот и поднял голову…
Лева стянул с себя свитер и подошел к окну. За окном было так же классно, как и утром. Он приложил ладонь к ледяному стеклу, отдернул руку и, закрыв глаза, подул на подтаявший отпечаток. Перед глазами возник розовый махровый пояс с вышитой буквой «Ю». На нем висели насаженные по кругу листья папоротника. Листья раздвинулись и… Он открыл глаза. Отпечаток на стекле уже начал затягиваться затейливой морозной вязью, и в какой-то момент ему показалось, что сквозь него проступают маленькие овальные пятна, отдаленно напоминающие следы детских ножек… Лев Георгиевич помотал головой, стряхивая оцепенение, и подумал:
