Крупная дрожь, почти конвульсия, проструилась по телу дяди Паши снизу вверх, и голова сильно мотнулась в сторону, словно от удара. Бес понимающе кивнул и потер неприметно изменившиеся ладони – что-то с количеством пальцев.
– Вижу – помнишь! – удовлетворенно констатировал черт. – Ты ведь стыдишься его, чистого мальчика, ты ведь жалеешь его, страдальца!.. А помочь-то ему можно, еще как можно. Ведь настоящий, настоящий-то ад, до которого ты не допрыгнул, – он ведь справедлив, в нем действительно плач и скрежет зубовный, и все всё понимают. Ну, так что?..
Дядя Паша молча дрожал и затравленно смотрел то на пассажиров, то на беса, то на изузоренное морозом стекло; след от разгоряченного лба уже успел затянуться наледью.
– Вижу – понимаешь, всё понимаешь! – почти ласково сказал искуситель. – Тебе только успокоиться надо, чуть-чуть успокоиться, а я пока расскажу про свою работу. Говоря по правде, самое сложное было шестнадцать лет назад – довести тебя до грехопадения. А насчет того, чтобы из окошка сигануть – тут просто маленькая подсказочка нужна была, а не подскажи я, ты бы и сам, пожалуй, додумался. А после самоубийства я уже полное право на тебя получил – самоубийц ведь не прощают… Натешился я, конечно, вдоволь! Приятнее всего было, когда ты свою мать до инсульта довел… Помнишь?
Дядя Паша беззвучно, бесслезно рыдал, колотясь головой о стекло, но вдруг перестал.
– А вообще, – говорил между тем черт. – А вообще, я бы мог спокойно подождать, пока ты сам не умрешь. Но ты мне уже наскучил! Извини, но это так!
– А у меня точно получится? – удавленным голосом просипел дядя Паша.
– Из окошка-то? – небрежно уточнил искуситель. – Разумеется, получится. И прямехонько в справедливый ад.
– Ладно, – согласился дядя Паша и, подумав, добавил: – Спасибо.
Бес ничего не отвечал, вид его был торжественен и сосредоточен, а дубленка, неприметно утратив цивилизованность, превратилась в большое черное руно, накинутое на плечи.
«Вот и кончилось… – подумал многострадальный человек. Так думают, глядя на титры, ползущие снизу вверх по экрану телевизора. – Вот и кончилось…»
Ум его был ясен, предельно ясен, и он спокойно вспоминал все гадости и нелепости, сотворенные во второй половине жизни. Так после просмотра фильма спокойно вспоминают о гнусных поступках главного злодея именно потому, что фильм закончился показом тяжкого топора, заслуженно падающего на злодейскую шею, и сырым звуком за кадром.
Человек отлично понимал, что бес прав, что второй дубль – долг перед тем чистым мальчиком, что дубль этот будет удачен. Он всё понимал, но вне зависимости от его воли трусость (нормальная трусость здравомыслящего человека) обуяла его. Он и клял себя, и Пашу вспоминал, и на откровенного беса косился, но постыдный страх не исчезал. И тогда человек, припомнив кое-что и обнадежившись, принялся торопливо соскребать наледь с заветного оконца.
В бытность свою бесноватым он иногда в тоске выл на луну, и тоска улетучивалась. В прошлый раз и луна, и звезда были в окошечке, будто отражения в проруби, но теперь осталась лишь звезда, доселе так хорошо, так успокоительно сопутствовавшая дяде Паше. И от безысходности, от страха неминуемой гибели, от тоски по непонятому миру человек завыл. Если бы звери, твари бессловесные, могли молиться, самая горячая, самая выстраданная их молитва звучала бы именно так.
Черт шарахнулся в сторону, не в силах слушать; пассажиры повскакивали с сидений, не в силах слушать; сам человек зажал ладонями уши, не в силах слушать!
И свершилось чудо. Застыли все люди в троллейбусе. Застыли все троллейбусы в городе. Застыли все города на Земле. Застыла Земля в космосе. Застыла Вселенная. На короткий миг, необходимый для чуда, время остановило течение свое.
– Он мой! – сказал бес кому-то.
– Вы что – Гёте обчитались?! – возмутился бес.
– Но ведь он уже убил себя, он уже… – объяснительно забормотал бес.
– Делайте как знаете. Мне себя упрекнуть не в чем, – уныло произнес бес и дерзко добавил: – Всё равно, что Варавву освободить!
И исчез.
Время возобновило течение свое. Пассажиры тихо и спокойно сели на места, несколько удивленные тем, что непонятно с чего единодушно вскочили. Человек, всё видевший и всё слышавший, рыдал, и слезы его были обильны. Долго ли рыдал он, коротко ли, но источник слез иссяк, и подумал человек: «Кто я? Я уже не чистый мальчик, не Паша. Я уже не бесноватый, не дядя Паша. Кто я? – Павел умиленно всхлипнул. – Три жизни… Сподобил же Господь!»
И Павел принялся усердно, жадно молиться: вот они, молитвы, вот, ничего, ничего он не забыл… «Зачем я Тебе, Господи? – вопросил он наконец. – Я калека, человек никчемный, многогрешный. Зачем?..»
– Роддом! – предупредил троллейбус ржавым голосом, остановился и распахнул двери.
Павлу вдруг показалось, что в салоне невыносимо жарко и что жар ежесекундно усиливается. Размыкая третий троллейбусный круг, Павел выскочил вон.
Захлопнув двери, троллейбус уплыл в неосознаваемый, неразличимый для глаз мрак. На остановке не было никого, кроме Павла, коленопреклоненно стоящего на утоптанном, но поразительно чистом снегу.
В тот миг, когда Павел ступил на заснеженную земную твердь, произошло нечто неизъяснимое: если в троллейбусе с соизволения беса в овечьей шкуре он вспомнил всё, что было в годы умопомрачения, то теперь он тоже вспомнил. Вспомнил то, чего не знал раньше и чего почти никто из живущих на земле не знает.
Незачем было думать об этом, незачем было пытаться понять – да он и не пытался. Звезда висела над Павлом и, едва он поднялся с колен, колыхнулась и поплыла вперед. Тихо плача, он пошел следом.
Павел почти не удивился, осознав, что уже не хромает.
Пенза, 1999
Понеже пришел во врачебницу,
да не неисцелен отыдеши*.
Окончание молитвы перед исповедью
– Адрес?
Он назвал.
– Полис есть?
– Есть.
– На что жалуетесь?
– Высокая температура, сильный кашель, слабость.
– Сколько дней болеете?
– С первого числа.
– Новый год, наверное, так хорошо отметили?
– Я его не отмечаю.
– Почему?!
– Я Рождество праздную.
Доктор с любопытством посмотрел на больного и поинтересовался:
– И как же вы его праздновали?
– Почти никак. В церковь сходить не смог. Позавчера вечером и вчера утром тропари отчитал, разговелся – вот и весь праздник.
Несколько мгновений врач изумленно глядел на собеседника, и лишь внезапный глубинно-надрывный кашель больного заставил доктора встрепенуться, вспомнить о профессиональных обязанностях и продолжить расспросы:
– Кашель с мокротой?
– Сухой.
– Температура до скольки поднималась?
– До сорока.
– Возьмите градусник. Чем лечились?
– Аспирин, парацетамол, зверобой, мать-и-мачеха.
– Значит, только жаропонижающие и травки… Встаньте лицом к окну. Рот откройте.
– А-а-а!..
– Можно и без «а-а-а». Понятно… Язык не обложен, зев чистый… Садитесь. Аппетит был хороший в эту неделю?
– Так себе.
– Да еще и постились, – укоризненно заметил доктор.
– Это несложно.
– Не знаю-не знаю… Есть среди знакомых больные туберкулезом?
– Нет, вроде бы.
– Хорошо. – И вполголоса медсестре: – Оформляем в пульмонологию.
Медсестра взяла ненадписанную историю болезни и спросила:
– Фамилия, имя, отчество?
– Слегин Павел Анатольевич.
– Полных лет?
–Тридцать шесть.
– Полис дайте.
– Пожалуйста.
– Неработающий? – уточнила медсестра, переписывая с полиса недостающие данные.
– Официально – да.
– Карточка на вас заведена?
– Нет.
– Почему?
– Не болел.
– Не болел-не болел – и на тебе! – усмехнулся доктор. – Как же вы так?
– Не знаю.
– Но ведь у каждой болезни есть причина.
– Не спорю. – Павел Слегин улыбнулся.
– Перед Новым годом простужались, горло болело?
– Нет.
– Кашляли?
– Кашлять я три дня назад начал.
– Давайте градусник и раздевайтесь до пояса… Тридцать девять и две. А выглядите на тридцать восемь. Встаньте. – Врач заткнул уши фонендоскопом. – Дышите глубоко и ровно… Еще глубже… С силой выдохните… Еще раз… Одевайтесь. Ребра давно ломали? – неожиданно закончил он.
– В шестнадцать.
– Кто же вас так?
– Земля.
– В смысле?
– С четвертого этажа летел.
– Везунчик вы, однако, – произнес доктор, торопливо записывая что-то в историю болезни. – Оль, смеряй пока давление.
– Сейчас… Придерживайте вот здесь… Сто на шестьдесят.
– Идите на флюорографию, – сказал врач, закончив писать и протягивая Слегину тонкую крупноформатную книжицу. – Кабинет 116, налево по коридору.
