Флора поняла, что снова беременна. Это было как раз не вовремя, потому что скоро ей надо было сдавать книгу в редакцию, но Ричард уверил ее, что они справятся. У него было качество, которое она больше любила, — это умение ее убеждать и при этом особо не настаивать. Он купил им домик, куда они ездили на выходные (Ричард разводил там цветы), она, выходя на веранду, садилась, писала свою книгу дальше. Воздух в сельской Англии всегда был чист и свеж, а ароматы цветов, привезенных в Лондон, наполняли ароматами их квартиру все неделю.
Дженни и М-Джейн наслаждались новой жизнью, откинув в стороны все сомнения и страхи.
Все больше и больше впадал в апатию Джозеф. Хорошо, в одном было кому его поддерживать. Время, казалось, шло медленно с того дня, как их жизнь круто повернулась, будто бы прошла целая вечность. Эти два года мало что принесли им, словно судьба над ними насмехалась. Вверх — вниз, темная полоса — светлая полоса. Время полного триумфа прошло, настало время трагедий, которые поджидали их везде. На фоне спокойствия, как скрытая болезнь, происходила настоящая человеческая драма. Уже ничто не могло их вернуть в то беззаботное время. Они взрослели и переступали порог жизни, когда бывает страшно оттого, что не знаешь, что будет завтра.
Как и у старого поколение Лейтонов, у них грубела душа, она вся была покрыта шрамами.
***
Осень 1988—весна 1989.
У Флоры в октябре родилась еще одна дочь, которую назвали Даниэла; Дженни радовалась за сестру, сама мечтая сделать счастливым Роджера. Позже, перед самым Рождеством, Дженнифер родила недоношенную девочку. Роджер не мог скрывать своего беспокойства, на три недели он забросил все дела в студии, позабыв о предстоящей презентации. Он винил себя в произошедшем, ведь именно он настоял на этом, именно он запретил ей сделать аборт. Дженни оправилась быстро, но девочка, которую нарекли Патрицией Кэтрин, лежала за стеклом. Она была такой крошечной, отчего сердце Дженни сжималось до размера грецкого ореха. Но прошло время, и она смогла брать малышку на руки, радуясь каждому новому мгновению. Ее опасения растворились, перестали ее терзать, и тогда она смогла обрести покой.
Когда-то развод в их семье был трагедией, но сейчас он стал благом для них, освобождением от прошлых оков ханжества и невежества.
Восьмидесятые шли к своему логическому завершению, и наши герои уже с теплотой вспоминали хаотичные семидесятые. Под натиском времени изменилось все.
***
Голова шла кругом от бесконечных совещаний, они с Гарри и вправду выжимали все из своих партнеров, и им было уже трудно устоять перед молодой тройкой Лейтонов. Эта троица быстро навела порядок, правда, из-за этого они нажили себе много врагов. Гарри с Холли разрывались между компанией и клиникой, а Джозеф постепенно забирал у пьющего отца власть. Усталость долго копилась в нем, и поэтому он собрал вещи и решил съездить на Ибицу. Для его сестры это было волшебное место, и он хотел это проверить на себе. В свои двадцать шесть он оставался тем же плейбоем, что и в начале пути. Он все так же соблазнял девушек, ведя список побед, он мог жениться на любой из них, но что-то не екало при виде их. Джозеф уже начинал сомневаться, может ли он вообще любить. В его семье быть с черствым сердцем — норма. Его прадед никогда не знал слова «любовь», его родители — словосочетания «супружеское счастье». Хотя он знал, что они, ирландцы, были с горячим сердцем и пламенной душой, но уже много лет они живут здесь, в Англии, и их сердца загрубели.
Ибица и вправду была волшебной. Насыщенный воздух, море, пляж делали свое дело, и он ощущал себя счастливым. Хозяйка его гостиницы, Анабель Фюок, добродушная женщина, на несколько лет старше Дженни, она сразу ему понравилась. Для него Анабель выбирала лучшее меню, советовала, чем заняться вечерами, и познакомила со своей дочерью — Бланкой.
Бланка совсем отличалась от тех городских сексуально озабоченных дамочек, что вились вокруг Джозефа постоянно. Она казалась ему чистой и наивной, ей всего-навсего было девятнадцать, училась она в Барселоне на микробиолога. В это лето она решила бросить учебу и друзей и уехала к матери помогать. Анабель посчитала, что им бы неплохо было сдружиться. Джозеф же видел первое время в ней друга, он не хотел курортного романа, сейчас ему был необходим душевный покой. Бланка нравилась ему как человек. Она была юна, красива, настоящая испанская сеньорита. Только он ощущал, как по-особенному она смотрела него. По утрам они вместе шли на пляж, а потом — обедать, а после — нырять с аквалангом или кататься на катере, вечерами проводя время на танцах, вдыхая ароматы цветов, чувствуя кожей жар друг друга.
Месяц на Ибице прошел для него без потрясений. Рядом была Бланка, любящий друг, оберегающий его. Хотя он уже начинал скучать по шуму Лондона и по своей работе, по семье и всей этой разгульной жизнью. Ночами он гулял по пляжу, в один из таких вечеров он увидел Бланку, сидящую у кромки моря. Она смотрела вдаль, кидая камешки в воду, Джозеф беззвучно подошел к ней, присаживаясь рядом. Она обернулась, смотря на него совсем по-другому. Его словно обдало горячей волной. Сам того не ведая, он потянулся к ней, целуя в губы. Джозеф знал, как сделать эту ситуацию волнующей и возбуждающей. Песок был влажный и прохладный, но они оба пылали, желание стучало в висках, тело просило удовлетворения. Он подхватил ее на руки. В его номере, оказавшись на кровати, он позабыл все свои запреты. Джозеф, никогда не интересующийся насчет свободы своих любовниц, спросил у нее:
— Твое сердце свободно?
— Да, мы расстались с Педро, ненавижу изменщиков. Ну, давай же, опровергни слухи о холодности англичан, — она потянулась к нему.
— Я холодный ирландец с каменным сердцем.
Утром она проснулась, и его не было рядом, она вышла из его номера, как заметила Анабель. Бланка съежилась.
— Он уехал. Сегодня утром. Звонок из Лондона.
— Мистер Питерсон разве не обещал тебе вернуться сюда? — спросила она.
— Нет, и он не мистер Питерсон. Он Джозеф Лейтон, и он специально скрыл свое имя, я узнала это сегодня. Скажи мне, что ты не спала с ним, скажи, что между вами ничего не было... — Анабель завела ее в номер, чтобы никто их не слышал. — Я умоляю тебя.
— Я спала с ним, мама. Это было прекрасно. Я влюбилась, и если надо, найду его в Лондоне, — заявила она.
— Дура, — она залепила пощечину дочери. — Ты дура. Этот богач никогда не женится на такой, как ты. И я не допущу этого!
— Что?! Да, он богат, мама, и он лучше Педро! — глаза у Бланки пылали гневом.
— Идиотка! Он твой родственник! — Анабель побледнела от злости.
— Лжешь!
— Это правда. Его отец и мой — двоюродные братья. Я его сестра, он твой троюродный дядя.
— Это не родство! Ты врешь! — Бланка была близка к истерике.
— Твой дед Кевин сын Марии Трейндж, Мария — сестра Виктора Лейтона, Джозеф — его внук. Мне очень жаль дорогая, да, я — внебрачная дочь Трейнджа. У Надин был роман с ним.
— Я люблю его... — прошептала Бланка сквозь слезы.
— Они не разрешат вам быть вместе, — Анабель вышла из спальни, в то время как Бланка решила ночью тайно сбежать в Лондон на поиски Джозефа Лейтона.
***
Лето 1989.
Лондон ей сразу понравился, шумный город, полный красивых мужчин и полный неожиданностей. Мать подумала, что она уехала в Барселону. За три месяца она истосковалась по нему. В Лондоне у него было много родственников, но ей были они все не нужны, ей нужен был он сам. В одном из разговоров она узнала адрес лондонского дома Лейтонов и решила поехать туда.
Дом оказался шикарным, когда она вошла в него, ей сразу сказали, что Джозеф здесь не живет, и, записав адрес его квартиры, поехала его ждать там. Она боялась, что он придет не один, и так и случилось, но вместо женщины с ним был молодой мужчина, лет тридцати пяти на вид. Внешне они были очень похожи, но у второго был виден внутренний опыт в глазах, Джозеф же на его фоне казался мальчишкой.
