– Откуда ты упал? – ее вопрос вырвал меня из полудремы. – Я хочу убедиться, что ты ничего не повредил. Мне придется попросить тебя чуть приподняться.
Я кивал на автомате, позволяя женщине помочь мне выпрямиться и сесть вертикально, откинувшись на подушки. Она взяла в свои прохладные ладони мою левую руку, начиная ощупывать от запястья и следуя осторожными прикосновениями до подмышки.
Стелла следила за моей реакцией, и так и не уловив ни доли дискомфорта в моем выражении глаз (или линии рта), принялась исследовать правую.
Я невольно поморщился, когда она задела локоть.
– Попробуй согнуть, – попросила она, закусив губу.
Я выполнил ее указания, мечтая стереть с ее прекрасного бледного лица беспокойство.
– Это просто ушиб, – успокоил я ее, повторяя движение еще раз, дабы убедить ее в своей правоте. – Видите, все в порядке.
Она покачала головой и потянулась к моим ботинкам.
– Давай мы снимем обувь, и я проверю ноги.
Я смущенно потупился и хотел было отнекиваться, но она возмущенно шикнула на меня, и я вновь покорился. Стащив с меня ботинки, женщина аккуратно проходилась массирующими движениями от стоп к тазу, отчего мурашки бежали по спине.
От невольных сокращений мышц, порожденных моей непривычкой к чужим прикосновениям, я едва заметно морщился – левое колено и верхняя часть бедра ныли, и мне пришлось признаться в этом.
Мрачное облачко промелькнуло по ее лику, и погладив меня по тощей острой коленке, Стелла поднялась на ноги.
– Ты сможешь встать? Ненадолго. Просто, чтобы я успокоилась, – тихо промолвила она.
Хватаясь за ее предплечья, я опирался на здоровую ногу, чувствуя нарастающую боль в пояснице и колющую – в боку, в левой части грудной клетки.
Воздух неровно выходил из легких, отчего я сам немного испугался – я не хотел перелома ребер. Боль была резкая, толчками рвущаяся откуда-то изнутри, и в глазах почему-то начало темнеть.
– Тише, тише, я поняла. Давай обратно… осторожно, – шептала она ласково, гипнотизируя волшебным тембром и заставляя забыть о неприятных ощущениях в теле, усаживая меня обратно на диван. – Вот так… Где болит?
Я устало прикрыл глаза, но потом снова открыл, встречаясь с ее внимательным взглядом. Если бы не напряженная ситуация, я бы пошутил, что ей нравится обо мне заботиться, и мое состояние ей только на руку.
– Бок. Немного, – соврал я.
– Сними, пожалуйста, рубашку.
Я сначала опешил – я никак не ожидал подобного. Ну уж нет… во-первых, тогда она увидит во всей красе, как ко мне относились на протяжении всей жизни, а во-вторых, мое тело было настолько омерзительным, что я бы меньше всего на свете желал бы, чтобы она видела его.
– Я должна тебя осмотреть. Это серьезно, – взывала она к моему здравомыслию, замечая, как я упрямо сжал челюсти.
– Это вовсе не обязательно.
Она так же, как и ее сын тогда во дворе, фыркнула, но потом присела рядом и наклонила голову набок, изучая мой облик напротив.
– Ты можешь меня не стесняться. Ты можешь мне доверять, – произнесла она. – Я желаю тебе только добра, Эрик. Сделай, пожалуйста, как я говорю.
Я боролся сам с собой; я был между двух огней. Как же я могу выполнить ее просьбу? Это же почти так же, как снять маску!
Но я уже приподнялся на здоровой руке, отодвинувшись от подушек, начиная расстегивать пуговицы одна за другой. На половине груди я остановился, а потом снял рубашку через голову, легко выныривая из рукавов тощими конечностями.
Стелла невольно охнула при виде моего торса. Я сам его практически не видел – только когда переодевался, да и то, стараясь не замечать выступающих под тонкой кожей костей и постоянных лиловых синяков или следов от ремня, опоясывающих алой змейкой пояс.
– Темные небеса, – выдавила она. – Ты, видимо, не один раз упал.
Она сказала это так мрачно, что я тотчас понял – она ни на йоту не поверила в мою историю про падение.
И еще в ее глазах не было отвращения. Она смотрела на меня, будто я нормальный, такой же, как ее Виктор… только с сожалением и какой-то даже злостью внутри своих мыслей.
– Развернись немного.
Странная артистка решила заглянуть мне за спину, и я, пряча взор, неловко начал двигаться, сгорая от стыда. Что она в этот момент обо мне думает? Зря я вообще сюда пришел, зря я приперся к ним домой в таком виде!
Я еле сдержался, чтобы не захныкать от мучительного ожидания и неизвестности под ее взглядом – я физически ощущал, как ее взор касается моей саднящей кожи.
– Извини, конечно, – прозвучал ее голос – с надрывом, какой-то далекий и тихий, – но я буду тебя трогать. Иначе я просто не пойму, ушибы это или что-то еще более опасное.
Я опешил, не сразу обернувшись. В ее глазах стояли слезы, пускай и она контролировала свои эмоции. Сердце забилось в горле от подступающей горечи, но я лишь закусил губу так же, как это сделала Стелла, и отвернулся, опуская голову.
– Хорошо, – отозвался я. – Делайте, что считаете нужным.
Так я вслух подписал себе приговор – я позволил ей прикоснуться к моей душе.
========== 10 ==========
Она осторожно и скрупулезно осматривала мое истерзанное тело, стараясь не причинить мне боли, но жаждущее прикосновений, оно отзывалось на каждое ее движение. Они были ласковыми и уверенными, они не предназначались для наказания – они проверяли, все ли в порядке.
Я не сразу заметил, что дрожу – то ли от холода, то ли от напряжения, – и когда она закончила, завершая непривычную процедуру нежным касанием к моему затылку (просто так, без необходимости), женщина встала с дивана.
– Можешь одеться… очень надеюсь, это просто ушибы, но если вдруг ты почувствуешь себя хуже, сразу говори. Я принесу холод – надо приложить и к ноге, и к локтю. Ну и к боку тоже – хоть и ненадолго.
Я обалдело кивал, надевая рубашку обратно, но почти не понимал смысла ее слов.
Она прикасалась ко мне… Темные небеса.
Внезапно на моих плечах оказался плед – мягкий и приятный на ощупь, – и я растерянно хлопал ресницами, встречаясь взглядом со Стеллой.
– Приляг пока так, чтобы было удобно. Я сейчас приду, – говорила она, а я снова кивал.
Она, и вправду, быстро вернулась – с миской чистой воды, свежим полотенцем и несколькими охлаждающими пакетами из ледника.
– Вряд ли ты пока дойдешь до ванны, потому лучше умойся здесь, – предложила Стелла.
Я не сразу осознал, что она предлагает мне сделать.
Умыть лицо. Маску она мне, судя по всему, уже отмыла.
– Я пока поищу что-нибудь заживляющее, – опережая мои вопросы, пояснила она. – Я не буду тебе мешать. Когда будешь готов, позови.
Я сделал все, как она велела. Не хотел, но пришлось – я так и не мог уяснить природу ее странного ко мне благоволения, однако ее заинтересованность во мне подкупала.
Она сделала за сегодняшнюю ночь больше, чем родная мать для меня сделала; она сделала больше, чем я сам для себя был готов сделать.
Если бы не она, я бы, наверно, лежал где-нибудь во дворе своего собственного дома, забившись под куст смородины, надеясь, что сон, вечный и долгий, как нескончаемый кошмар моей еще совсем короткой жизни, найдет меня и более никогда не отпустит.
Я устроился на подушках, завернувшись в плед до подбородка, все еще подрагивая от ползающих по коже мурашек. Я почему-то не знал, как к ней обратиться – как позвать ее… не просто же по имени мне ее окликать?
Но похоже она опять читала мои мысли – я различил ее шаги из коридора, – и робко поинтересовалась, не решаясь появиться на пороге гостиной:
– Эрик, ты в порядке? Ты закончил?
– Да, мадам. Спасибо.
Пару мгновений спустя она уже склонилась надо мной, не сводя своих прекрасных темных глаз с моего лица.
С моей маски.
И она уже заметила, что я подсунул под искалеченные части тела предусмотрительно принесенные холодные пакеты – именно от них меня знобило даже под пледом.
