Потом мы ужинали в их столовой, и Стелла заботливо подкладывала мне в тарелку всяких вкусностей под сдержанное хихиканье Виктора. Я закатывал глаза, смущаясь, но не отказываясь, пусть и по ощущениям уже давно был сыт.
К себе я вернулся по обыкновению поздно, однако меня ждал неприятный сюрприз – Мадлен не только обнаружила мой побег, но и накинулась на меня с неописуемой яростью, как только я оказался в комнате, спрыгивая с подоконника.
– Мерзкий мальчишка! Как ты посмел?! Как ты посмел, маленькое чудовище, уходить из дома?! – кричала она, награждая меня пощечинами одна за другой, оттаскивая в противоположную от окна сторону. – Клянусь, я тебе руки оторву за это! Где ты это взял?! Где ты это украл?!
Она трясла перед моим лицом листами, и я с ужасом осознал, что музыка, скопированная Виктором, спрятанная мной под подушкой (я перечитывал ее снова и снова, вероятно, позабыв переложить в надежное место), теперь была компроматом на меня.
Очевидно, что раз почерк на бумаге не мой, то из ниоткуда они у меня оказаться не могли.
– Говори, куда ты ходил! Тебя видели?! Тебя видели, я тебя спрашиваю?! – шипела она, до саднящей боли вцепившись в руку выше локтя ногтями. – Что я тебе говорила, когда запрещала высовываться из дома?
Я нервно сглотнул и инстинктивно вжал голову в плечи. Я уже выучил все ее привычки… в том числе и ту, с которой обычно начинался ее скандал и мои страдания.
От оглушающего удара загорелось ухо. Я устоял на ногах, отклоняясь от матери, но следом прилетела еще пощечина.
– Я предупреждала – я выпорю тебя! А потом ты будешь до конца своих дней сидеть здесь взаперти, неблагодарная тварь!
Она толкнула меня к кровати, и, когда я неловко упал на край, ударившись боком о бортик, Мадлен торжествующе фыркнула.
Ее уже было не остановить – я знал это. Сейчас она будет бить меня, пока не закончатся силы, а потом в дверях зашуршит ключ, и я, в конце концов, смогу выдохнуть.
– Я поставлю решетки на окна! Слышишь меня?!
Я сжимался, закрываясь руками от ее болезненных ударов, сползая на пол, обливаясь злыми слезами, не в силах ничего сделать.
Почему же я терплю? Я же могу оттолкнуть ее, я же могу раз и навсегда растоптать ее ощущение вседозволенности… но не решаюсь. Это привычка сильнее меня.
На этот раз все обернулось еще кошмарнее. Ее злили мои тихие и безучастные всхлипы, но не настолько, чтобы озвереть; когда же я попытался отодвинуться и вырваться, хватая ртом воздух, она отчего-то взбесилась, отскакивая от меня.
Я уже понадеялся на избавление, как неприятно звякнула до спазма в желудке пряжка на ремне. Она припасла его заранее… вот сука!
– Нет, нет, не надо! – только и успел выкрикнуть я, прежде чем хлесткий удар рассек подбородок, заставляя вновь переворачиваться на живот, лежа поперек кровати.
– Гаденыш! Пугать меня вздумал?! Да от твоего мерзкого лица сейчас ничего не останется!
Я взвыл, не скрывая ужаса. Я хотел исчезнуть, я хотел умереть… как же так?! За что мне это, за что?!
– Сними рубашку! – сквозь пелену слышал ее рычание. – Задирай рубашку!
По виску и уху текло что-то горячее – вероятно, моя кровь, – и я прятал голову под ладонями, даже не думая подчиняться ее приказам.
Она обычно била меня по голой спине, лишь чтобы не стирать рубашки лишний раз. Она, вероятно, не соображала, что сейчас одежда уже безнадежно испорчена, но упрямству Мадлен не было предела.
Она брезгливо рванула вверх ткань, обнажая только недавно зажившую спину, а я рыдал вслух под ее бессмысленные проклятия.
– Никогда! Не снимай! Маску! – различил я сквозь багровую пелену боли. – Паршивец! Скажи спасибо, что ты жив!
Она бьет меня из-за того, что маска случайно отошла от моего лица, а не потому что я выходил из дома через окно или принес в комнату чужие сочинения!
Он осознания чудовищности момента я завопил так, что мать шарахнулась в сторону. Почти ничего не соображая – единственным моим желанием было выбраться из этого ада, – я вскочил на ноги и бросился к открытому окну так быстро, что Мадлен не успела даже отреагировать.
========== 9 ==========
Обдирая кожу на ладонях и локтях, я скользил вниз по стене, не успевая ухватиться за привычные выступы.
Когда я свалился на землю, я сперва подумал, что сломал себе спину – настолько резким и оглушающим был удар о поверхность, вышибающий из ума. Сперва на карачках, а потом упираясь руками в садовую почву, я ковылял прочь от дома, не разбирая дороги.
Я ревел, размазывая кровь и грязь по щекам. Я сам не понял, как перелез через забор с плющом и оказался у соседского дома. Я поправлял на лице маску, словно это могло мне помочь, хромая, но упрямо шагая к крыльцу.
Каким-то странным образом Стелла будто почувствовала, что нужно выглянуть наружу. В ее темных, широко распахнутых глазах отразился ужас при виде меня, но она тут же бросилась мне навстречу, подхватывая под руки, не давая упасть, забывая даже закрыть дверь.
В тот момент мне было даже все равно, что она вот так просто приблизилась ко мне и тащит меня в дом, приятно обжигая теплым дыханием кожу лба.
– Сейчас, сейчас я тебя усажу. Все хорошо, только не теряй сознание, – шептала она мне на ухо, и я еле волочил ноги, давясь редкими всхлипами.
– Мама, что случи… Эрик?!
Виктор, который, судя по всему, спустился на звуки нашей возни со второго этажа в гостиную, где на диване полулежало мое тело, не смог сдержать изумленного вскрика.
Стелла сидела на полу, совсем рядом, вытирая салфеткой все еще горящее ухо, беспокойно заглядывая мне в глаза.
– Виктор, принеси, пожалуйста, теплой воды и полотенца, – обратилась она к сыну, ошарашенным взором глядящему на меня.
Мальчишка кивнул и тут же побежал выполнять ее просьбу.
– Что случилось? Где у тебя еще болит? – спрашивала женщина меня, а я не мог произнести ни слова. – Эрик, тебе нужен врач.
Я понятия не имел, как объективно выгляжу сейчас, но по отражающейся в ее очах заляпанной кровью маске мог лишь догадываться. Не стоит переживать… все заживет.
На мне все быстро заживает.
– Эрик, что произошло?.. – с тревогой глядя на меня, вопрошала она, гладя меня по плечу.
Я только в данный момент сообразил, что она что-то говорила про врача.
– Не волнуйтесь, все в порядке, – хрипло выдавил я. – Я упал. Не надо ничего делать. Я скоро уйду.
Я лгал самому себе, что вот так просто смогу теперь покинуть этот дом. О как же я желал уткнуться лбом в ее грудь и заплакать…
– Не говори глупости, – мягко отозвалась она, пытаясь помешать мне приподняться. – Лежи и не шевелись.
Она вздохнула, промакивая мой подбородок более-менее чистым углом салфетки, а затем оглянулась в направлении приближающихся шагов.
– Спасибо, мой милый. Ты пока можешь идти к себе, и когда я закончу, мы тебя позовем.
– Но мама, я хочу остаться, – возразил мальчик, не сводя с меня испуганных серых глаз с расширившимися зрачками.
– Мне надо осмотреть Эрика. Все будет хорошо, чуть позже обо всем поговорим.
– Но я хочу помочь…
– Виктор, иди. Я справлюсь, правда.
Он был недоволен, но даже не думал ослушаться. С тяжким вздохом он развернулся на пятках и потопал наверх, оглядываясь на меня с лестницы.
Сам не зная зачем, я вымученно улыбнулся Виктору, но, скорее всего, вышла какая-то нелепая гримаса. Стелла тем временем смывала запекшуюся кровь с части лица, не закрытой маской, и ее осторожные прикосновения приносили как боль, так и томительное удовольствие. Я уже оставил попытки уворачиваться от ее холодных пальцев, придерживавших мой подбородок, и прежние слезы высохли, словно их не было и вовсе.
– Спасибо, – пробормотал я.
– Не вздумай вставать, – одернула она меня, будто читая мысли. – Я еще не закончила…
Я засопел, устало прикрывая глаза. Свет свечей в гостиной казался уже не таким ярким и назойливым, и я бы провалился в сладкое забытье, ощущая заботливые руки, прикасающиеся к моей воспаленной коже.
