— Что же ты плачешь? Вот чудная! — взглянув на нее, усмехнулся Леон. — Радоваться надо, а она плачет.
— Радоваться… — глухо повторила Оксана. — Чему радоваться? Тому, что я живу в роскоши, а вы в нищете? Ах, лучше бы меня не отдавали богатым людям! Да, я радовалась, когда не знала, кто я. Теперь я знаю, что я чужая и здесь, и там — в обществе богатых людей, среди которых росла и воспитывалась. Как же мне жить? Где? С кем?.. Ты не представляешь, как мне тяжело. Здесь, на хуторе, я родилась, здесь меня любят сердцем, но я не могу здесь жить, потому что ничего хуторского делать не умею. Куда же мне деться? Я готова хоть сегодня сбросить с себя эти дорогие наряды, но что я без них? Ах, лучше бы не отдавали меня на воспитание, — произнесла она с тоской в голосе, — я по крайней мере знала бы, как мне жить!
Леон уже и не рад был, что так неосторожно высказал ей свои мысли, и виновато проговорил:
— Ну, не надо волноваться, Аксюта… Ты — наша, и мы ничего плохого про тебя не думаем и не корим. Я пойду на самую черную работу — была бы ты счастливой. А от правды все одно никуда не денешься.
— Лучше не знать этой правды, так легче было бы жить, — задумчиво проговорила Оксана.
— Нельзя жить без правды, сестра.
— Ты наивен, Леон. Все общество живет без правды. Ты по правде живешь разве?
— Нет. Потому что ее Загорулькин с атаманом захватили себе. Загорулькин вон скосил наш хлеб, а правда все одно на его стороне оказалась.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что не привози мне больше таких книжек, как «Дубровский», не то я спалю и атаманов и Загорулькиных! — неожиданно ответил Леон.
Оксана изумленно посмотрела на его злое лицо и только покачала головой:
— Ох. Лева, смотри лучше…
— Смотрю…
Разговор их оборвался. Ловя носом чей-то след в траве, показалась рыжая охотничья собака. Через минуту из-за бугра вышел Яшка и остановился, всматриваясь.
Сердце Оксаны забилось, но она умела владеть собой и не выказала своего волнения.
Подойдя ближе, Яшка сказал:
— Бонжур-тужур дорогим землякам. — И, сняв охотничье кепи, шутливо раскланялся.
Собака обнюхала Оксану, и Яшка крикнул:
— Тубо, Трезор! Куш!
Оксана с любопытством осмотрела его охотничью куртку, высокие сапоги, потрогала болтавшегося на поясе степного орла с распущенными крыльями и пожала плечами.
— Французские слова… этот наряд… Вы и впрямь похожи на тургеневского героя, — сказала она с легкой усмешкой.
Яшка рассмеялся, посмотрел ей в лицо смелыми, жадными глазами. Он не совсем понял, что хотела сказать Оксана, и простодушно ответил:
— Это охотничьи слова, Аксюта. Собаку я у помещика купил, она понимает только по-французски. А я во французском языке разбираюсь не больше, чем наш баран в святом писании.
Они разместились у обрыва скалы, стали громко разговаривать и смеяться, и дед Муха пригрозил им, чтоб не шумели и не мешали рыбной ловле.
Яшка чувствовал себя свободно, подшучивая над дедом Мухой, рассказывал чужие и им самим выдуманные охотничьи приключения, и всем было весело.
Внизу, между каменными изгородями, что делили левады, шли к речке девчата. Алена несла на плечах бредень, Настя — болтушки.
Оксана, Леон и Яшка спустились к плесу.
Алена с подругами не в первый раз охотилась за сомом, и все неудачно. В прошлое воскресенье сом попался в бредень, да Настя неосторожно угодила хищнику болтушкой по голове, и охота кончилась тем, что он порвал сетку, едва не утопил девчат и благополучно ускользнул. Однако и это было хорошо: все видели, что сом был сом, а не водяной, как говорили на хуторе. Поймать же его девчатам хотелось уже потому, что никто, сколько ни находилось охотников, не мог его перехитрить, и кончалось больше тем, что пропадали сети.
Девчата тихо подошли к пологому берегу, стали разматывать бредень.
Дед Муха только что подсек седьмого голавля и не был намерен этим ограничиться. Поэтому он строго крикнул на противоположную сторону плеса:
— Вас зачем принесло сюда в такую пору?
Алена знаками начала объяснять ему, чтобы он молчал, — ненароком уйдет сом, но дед Муха, знать ничего не желая, шумел:
— Проваливайте отсель, пока я заместо голавля крючком не подсек какую! Рыба-алки, едять их мухи, какие…
— Да тише же, дедушка! Сом учует! — вполголоса умоляла его Алена, но дед не унимался.
— Со-ом… Велю вам в одночас удалиться отседова, не то я так наловлю вам удилищем, что и сидеть у меня разучитесь. Рыба клюет, а их тут лихоманка носит, — возмущался он, забыв, что по его же правилам сейчас можно было переговариваться только знаками.
Девчата торопились использовать дорогое время, пока хищник отстаивается в тени пещеры; в премилый раз они пришли, когда он повернулся-головой к выходу, готовясь покинуть свое логово, а тогда взять его невозможно — мордой коснется сетки, и все пропало.
Не став спорить с дедом, они вошли с бреднем в воду, бесшумно миновали поникшую вишню, на которой, как петух на жерди, сидел дед Муха, и, приплыв к обрыву, обогнули сетью пещеру. Потом вогнали в грунт заостренные клячи и замерли в ожидании, по шею стоя в воде.
Настя заработала болтушкой, выгоняя хищника. От ее ударов вода под кручей пенилась, брызги летели во все стороны, глухо булькая, и это окончательно вывело деда Муху из терпения.
— Ах вы, бес бы вас взял со всеми потрохами! — опять зашумел он над головами девчат. — Да я вам что — кобель, что должен гавкать по сто разов?.. Аленка! Настя!.. Осатанели девки! — сокрушался он, беспомощно махая руками, но минуту спустя утихомирился и даже с любопытством стал наблюдать, что выйдет из затеи девчат.
Оксана с Леоном подошли к деду, Яшка поотстал. От его наблюдательного глаза не ускользнуло, что Оксане он приглянулся, и у. него созрел смелый план.
— Пошли на ту сторону, — сказал Леон и направился к старой, разрушенной гребле, но Оксана не расслышала и продолжала наблюдать, что делают внизу девчата.
Вдруг вода в пещере всколыхнулась и закружилась воронкой. Алене показалось, что сом идет прямо на нее, а не в бредень. Еще сильней нажав на кляч, надежней вогнав его в глинистое дно, она знаком попросила у Насти болтушку. Та бросила шест неосторожно.
Алена схватилась за нос.
— Холера б тебя на том свете так кидала!
Девчата засмеялись, но Алене было не до смеха: такой решающий момент, а она должна заниматься своим носом, останавливать кровь.
— Та-ак. Одна уже наловила, — удовлетворенно покряхтел дед Муха на вишне.
Вдруг лицо Насти, стоявшей у другого конца бредня, сделалось бледнее полотна, глаза испуганно уставились на Алену, и на некоторое время она лишилась дара речи. Потом лицо ее просияло, и она приглушенно заговорила:
— Девчата, родименькие! Он, проклятущий… Истинный Христос — он, мерин идолов, — и отступила в сторону, почувствовав, как что-то противно скользкое коснулось ее тела и пошло в бредень.
Еще через минуту возле самого лица Алены из воды показался огромный, зеленоватый хвост, скользнул по щеке ее и скрылся в воде.
— Фу-у, какой, — брезгливо отвернулась Алена.
Ждать было нечего: девчата понимающе переглянулись и стали отходить от берега. Стоя по шею в воде, они миновали пещеру, тихо отплыли, на глубокое место, и, сойдясь на середине речки и замкнув бредень, все поплыли по течению. Сом был в сетке, но пока этого не чувствовал.
Яшка неслышными кошачьими шагами подошел к речке и остановился позади Оксаны.
Дед Муха знал, чем может кончиться опрометчивость девчат. Желая предупредить Алену и забыв, что сидит на дереве, он всем телом наклонился вперед, приглушенно крикнул:
— Мотню! Мотню же…
Тут голос его оборвался: главная опора — сук на грех обломился, и в один миг старый рыбак свалился в воду.
— Ах! — вырвалось у Оксаны. Она отшатнулась и оказалась в объятиях Яшки. Он поцеловал ее, в шею и как ни в чем не бывало столкнул с обрыва Трезора.
— Тю! Тю! Куда тебя нечистые… — испуганно завопил дед Муха, барахтаясь в воде.
— Купаемся, дедушка?.. Как оно там ловится? — насмехался Яшка.
— Да, вишь… крючок, должно, рак затащил… не пропадать же добру! — не теряя достоинства, ответил дед Муха.
А Оксана стояла у обрыва, и ей казалось, что в том месте, где поцеловал Яшка, лежит что-то горячее. Она была удивлена и возмущена поступком Яшки и готова была уйти, но что-то удерживало ее на месте, и она стояла рядом с ним, наблюдая охоту на сома.
Искусство девчат должно было состоять в том, чтобы не зажимать хищника бреднем, а вести его как бы на воде. И они вели его осторожно, медленно, пользуясь течением и собственным движением сома. Но это легко было делать на глубине, когда сеть его не стесняла. А что делать, когда он коснется грунта?
