Ознакомительная версия.
Она повернулась, вспыхнула и, смущенно улыбаясь, сказала:
– Хочу кое-что спрятать…
– Спрятать? – Он засмеялся. – Значит, думаешь снова в свой сад возвратиться?
– А как же? – растерянно проговорила Дина.
Куренков потрепал ее по плечу и серьезно сказал:
– Слушай, Динушка, я убеждал Екатерину Петровну оставить тебя со мной. В нужную минуту мы улетим из города самолетом. Эвакуироваться с машиной завода – безумие. Это – гибель. Твоя мать не понимает этого. Иногда матери бывают эгоистичны. Поговори с ней сама.
У Дины на глазах навернулись слезы и задрожали губы, но она пересилила себя и твердо сказала:
– Я не оставлю ее, Игорь Андреевич. Она ведь теперь совсем одна. А если умирать придется… – Дина опустила голову и тихо добавила: – Ну что же, будем умирать вместе…
Куренков сел на траву. Дина заметила, как сильно побледнел и осунулся он за эти дни.
– Эх, Динушка, если бы ты знала, какой ад у меня вот здесь. – Он показал рукой на голову. – Значит, ты едешь с матерью? Ну что ж! Чужой человек не может рассчитывать на дочернюю привязанность. Это страшно нелепо. А мне будет без тебя трудно, одиноко и даже страшно одному в этом городе…
Он устало поднялся. В этот момент оглушительный взрыв потряс воздух. Заколебалась земля, задрожали стекла окон, вверх полетели черные обломки каких-то построек.
Игорь Андреевич побледнел.
– Взорвали все-таки, гады! – зло сказал он. И первый раз увидела Дина, как на его холодном, красивом лице отразилось то, что он переживал. В его зеленых глазах мелькнул бешеный огонек. Он повернулся и быстро пошел по дорожке, вероятно не помня ничего, кроме этого взрыва.
На террасе появилась плачущая Екатерина Петровна.
– Диночка, пора! – крикнула она, со страхом всматриваясь в сторону взрыва.
Дина бросила лопату и побежала к матери.
– Это наш завод, Диночка, – тихо сказала она. – Больше нам здесь делать нечего. Это уже конец. – Она прислонилась спиной к двери и, заломив руки над головой, заплакала еще сильнее.
– Завод? Немцы взорвали завод?! – с ужасом крикнула Дина.
– Нет, наши сами взорвали, – ответила Екатерина Петровна.
– Сами? – Дине стало еще страшнее. «Значит, уже нет надежды», – подумала она. Этот страшный взрыв показался ей концом тлеющей в сердце надежды на то, что враг будет остановлен. Она остро почувствовала это и заплакала.
«Но кого же Игорь Андреевич назвал гадами? Или не нужно было взрывать завод? Нет, конечно, нужно. Не отдавать же немцам то, что увезти невозможно, – думала Дина. – Вероятно, Игорь Андреевич предполагал, что завод взорвали немцы», – решила она.
Екатерина Петровна успокоилась, вытерла платком лицо, секунду постояла с закрытыми глазами.
– Пошли, Диночка, мы можем отстать. Это будет ужасно.
Дина бросилась в комнаты, торопливо надела жакет, повязалась платком, взяла в руки мешок с провизией.
На кровати лежал ворох любимых вещей. Их хотела Дина спрятать в земле, но не успела. Здесь была яркая фаянсовая чашечка тонкой японской работы, несколько книг, большие столовые часы, бронзовая лампа Иннокентия Осиповича и крошечный целлулоидный пупс Юрика с удивленным лицом и растопыренными пальчиками.
Глаза Дины наполнились слезами. Она наклонилась к кровати, взяла пупса, торопливо положила в карман жакета и, не оглядываясь, вышла из комнаты.
Екатерина Петровна заперла дверь и ключ положила себе в сумку.
– Может быть, возвратимся когда-нибудь, – сказала она. Но по тону ее голоса, по красным пятнам, проступившим на лице, Дина поняла, что мать навсегда простилась с родным домом.
Дина взяла из рук матери тяжелый чемодан, и та безропотно отдала его, сменив на легкий мешочек с провизией.
Обе быстро пошли по аллее к калитке сада. Тихим шелестом прощался с ними большой старый дуб, точно плача, трепетали и склонялись листья клена.
У калитки Дина и Екатерина Петровна остановились и оглянулись, чувствуя острую боль в сердце. В этом оставленном доме совсем недавно обе они были так счастливы.
Воспоминания рождались одно за другим. Вот у старого дуба все еще стоит стол и скамейки, сделанные Иннокентием Осиповичем ко дню рождения Дины. Как живая, встала перед Диной подвижная фигура отца. В сером костюме, с голубым галстуком, завязанным Диной утром, он стоял около стола в тени старого дуба и держал в руках серебряную рюмку с вином.
«Ну, ребята, выпьем за счастливое будущее именинницы и всех вас!» – вспомнилась Дине фраза отца. Дина поставила на землю чемодан и с трудом удержала подступившие рыдания.
Над городом послышался рев немецких самолетов. Сирена уже не извещала население о налетах. Поднялась ожесточенная орудийная пальба.
– Это они виноваты! – с ненавистью прошептала Дина. И вдруг ей стало легче, точно в безграничной ненависти к врагу и нашла она утешение. Неожиданно она почувствовала прилив энергии и, без усилий подхватив тяжелый чемодан, взглянула на мать.
Сухими, блестящими глазами смотрела Екатерина Петровна на брошенный дом. Губы ее были сжаты, и у щек легли новые складки.
Они закрыли калитку и побежали, пригнув головы и стараясь держаться ближе к заборам. Над домами низко метались вражеские самолеты, выли и рвались бомбы. Город был охвачен огнем и дымом.
У школы их ожидал Костя. Екатерина Петровна договорилась с дирекцией завода взять его с собой. Костя бросился к ним навстречу.
– Скорее, – торопил он. – Уже садятся в машину. – И, помогая Дине тащить тяжелый чемодан, бежал рядом с ней.
– Я не поеду с вами, – задыхаясь, говорил он. – У меня здесь есть дело.
– Костя, ты с ума сошел! – на ходу кричала ему Екатерина Петровна. – Какие могут быть теперь дела?! Где ж ты останешься?
– У Семеновны, – упрямо возражал Костя.
– Зачем?
– Нужно!
– Зачем нужно, я спрашиваю тебя, Костя? – возвысила голос Екатерина Петровна.
– Я не могу сказать, – ответил Костя.
Екатерина Петровна замедлила шаг и сказала сухо и твердо:
– Ты еще ребенок, Костя, у тебя нет матери и отец на фронте. Я не разрешаю оставаться тебе здесь, слышишь?!
Они свернули за угол и, оглядываясь, выжидали удобный момент перебежать на другую сторону улицы, забитой людьми.
По дороге в ручных тележках торопливо везли домашний скарб убегающие горожане, плакали дети на руках измученных матерей, уныло плелись голодные собаки, изредка останавливались и, ощетиниваясь, обнюхивали убитых, лежащих на дороге.
– Я не послушаюсь вас, Екатерина Петровна! – твердо сказал Костя, отступая назад. – У меня важное дело. Я должен быть здесь.
– Костя, что ты, поедем! – пыталась уговорить его Дина, но Екатерина Петровна схватила ее за руку и, увлекая на дорогу, воскликнула:
– Если этот безумец хочет погибнуть, так я хочу спасти тебя!
Дина боком бежала за матерью, волоча тяжелый чемодан и поворачивая лицо к Косте. Костя стоял на тротуаре и махал вслед им рукой. Лицо его было решительным и бодрым, и Дина поняла – он что-то задумал.
Тяжелый чемодан оттягивал руки. Они тащили его по очереди, но вскоре почувствовали, что он помешает им вовремя подойти к машине.
– Мамочка, бросим! – в изнеможении предложила Дина.
Екатерина Петровна попробовала еще полквартала тащить чемодан, но вскоре поставила его к забору и бессильно махнула рукой.
– Ворвались!
– В город ворвались!
– Немцы! – слышались крики в толпах народа.
Жители с воплями, обезумев от страха, бестолково метались по улицам.
Дина и Екатерина Петровна выбежали на набережную. Две машины уже неслись за город, третья, наполненная людьми, только что двинулась.
– Товарищи! Подождите! – закричала Екатерина Петровна, бросаясь наперерез машине.
Шофер затормозил.
– Некуда! – послышались протестующие голоса.
Но шофер решительно крикнул:
– Садись! – и остановил машину.
Первой, судорожно цепляясь за борт, торопливо полезла Екатерина Петровна. Она с трудом втиснулась в машину и протянула руки Дине.
В этот момент из-за крыши пятиэтажного дома с оглушительным гулом вынырнул вражеский бомбардировщик.
Мелькнули со свистом крутящиеся моторы и черный крест. Даже можно было увидеть блестящие стекла очков летчика.
С самолета обрушилась пулеметная очередь.
Машина рванулась и понеслась, набирая самую большую скорость.
Мелькнуло безумное лицо матери, ее протянутые руки… раздался отчаянный вопль…
В пыли на дороге, подняв руки, еще не совсем понимая, что произошло, стояла Дина. Самолет с черным крестом низко кружил над ней и поливал свинцом одиноко стоящую девочку, но пули, как заколдованные, вздымая легкую пыль, ложились вокруг, не задевая ее.
Дина побежала вслед за машиной.
– Мамочка! Мама! – жалобно закричала она.
Но вскоре она поняла, что бежать бесполезно, и, горько плача, вернулась на прежнее место.
Самолет исчез за домами. А Дина стояла и с тоской смотрела туда, где за поворотом дороги скрылся запыленный грузовик. Чувство страха и одиночества охватывало ее все больше и больше. Совсем близко послышался страшный взрыв, но, занятая своим горем Дина не слышала его. И никогда не узнала она, что именно в этот момент погибла ее мать и все, ехавшие в заводской машине.
Ознакомительная версия.
