На следующий день, в девять утра, бригада Мазая выпустила плавку предыдущей смены, кратко посовещалась и приступила к работе. Подручные хорошо понимали, какая это ответственная смена. И торжественной была та минута, когда, взглянув на часы, Макар сказал:
— Начали…
Ему запомнилась задумчивая улыбка Боровлева и то, как тряхнул головой Самойлов и стиснул на груди руки Пархоменко. Еще не помнил Макар, чтобы так быстро, поистине молниеносно выполнялось каждое его распоряжение. Завалка была начата немедленно, едва металл и шлак вышли из печи. Подача топлива не прерывалась, поэтому в печи удерживалась высокая температура. Вся энергия бригады была сосредоточена на том, чтобы завалка была проведена возможно быстрее, а материал был равномерно прогрет добела.
Загрузка различных материалов — листовых обрезков, лома, известняка, руды — была проведена строго по регламенту. Когда металл полностью расплавился, Макар взял анализ, исправил состав шлака, учтя температуру и содержание углерода.
Обычно после подачи руды углерод выгорает быстро, но постепенно скорость выгорания замедляется. Это замедление позволяет мастеру выпускать сталь точно по заданному анализу.
В течение всего времени, пока кипел металл, напряженно и пристально Макар следил за «поведением» шлака, помня, что густой шлак замедляет кипение, а при слишком жидком из металла медленно удаляется фосфор и сера.
Плавка велась уверенно, согласованно, каждый подручный точно знал свое дело, добавочные материалы были заготовлены заблаговременно, в полной исправности на определенных местах лежал инструмент. Что и удивляло, и с самого начала радовало Макара, — люди как будто угадывали его приказания. Бригада канавщика Ковалева быстро и хорошо подготовила канаву, минута в минуту, по первому знаку Макара был подан ковш.
Плавка была сварена за 6 часов 50 минут. Бригада Макара Мазая дала невиданный в то время съем стали с квадратного метра пода печи — 13,4 тонны.
Сталевар Фадеев, сменивший Макара, принял печь в образцовом состоянии. Следуя рабочим методам Макара, он выдал плавку за 7 часов 45 минут и снял с квадратного метра пода 12,2 тонны.
Это было в октябре 1936 года. День, когда Макар Мазай выдал свою первую скоростную плавку, стал для завода историческим днем.
Борьба за новые методы на этом, однако, не закончилась. Именно сейчас она начиналась. Нашлось немало «знатоков», назвавших достижение Мазая «случаем», стечением благоприятных обстоятельств. Впрочем, Макар хорошо понимал, что одной плавки недостаточно. Он дал такую же вторую, третью… А 28 октября в цехе появились люди с самых отдаленных участков завода. Тесной толпой они стояли в гулком, полутемном пролете, и каждому, кто входил в эту толпу, передавалось ее возбуждение. Но не слышалось ни выкриков, ни похвал. Сама тишина была насыщена взволнованным удивлением; тишина тех первых минут, когда осознается открытие.
В эту смену бригада Макара Мазая сняла с квадратного метра пода печи по пятнадцати тонн стали, оставив далеко позади все мировые рекорды.
* * *
В письме, напечатанном в одном из октябрьских номеров «Правды» в 1936 году, Макар Мазай писал:
«Я, сталевар Мазай, и мои товарищи вызываем всех сталеваров Советской страны соревноваться с нами в продолжение двух декад на самый высокий съем стали с квадратного метра. Срок соревнования — с 25 октября по 15 ноября. Кто даст больше стали? Кто за это время возьмет самый высокий съем стали с квадратного метра пода печи? Чей заработок будет выше? Кто из нас добьется права по окончании этого соревнования рапортовать любимому наркому товарищу Серго: я, сталевар такой-то, с такого-то завода, в Двадцатидневном соревновании, дорогой товарищ нарком, победил лучших сталеваров страны. Большая это будет честь для победителей».
В ответ на письмо Мазая пришли десятки телеграмм. Вызов приняли сталевары Запорожья и Таганрога, Макеевки и Днепропетровска, Ногинска и Ворошиловска, Москвы, Орджоникидзе, Магнитогорска…
На всех металлургических заводах страны уже были известны показатели бригады Мазая. Он перечитывал телеграммы, и ему неспроста казалось, что это пишут старые друзья, с которыми он уже давно работает на одних мартенах. Знали они не только Макара, знали и его подручных, и старейших мастеров завода, инженеров и рядовых рабочих. Это и удивило его, и взволновало; за рабочей площадкой у его мартена незримо следили тысячи глаз.
А потом случилось неожиданное: ранним утром, едва он выдал очередную успешную плавку, его пригласили к самому директору завода. Он пришел прямо из цеха, в рабочей спецовке, в пыли.
Директор подал Макару телефонную трубку и сказал негромко:
— Москва, Орджоникидзе…
Макар услышал спокойный голос:
— Товарищ Мазай? Комсомолец Мазай?.. Это говорит Орджоникидзе. Как у вас идет соревнование? Как ваша бригада? Помогает ли вам дирекция? Да вы не стесняйтесь — говорите все, как есть…
Макар волновался. Трубка дрожала в его руке. Постепенно освоился, а потом подробно рассказал о ходе последней плавки.
Орджоникидзе спросил:
— Ну, а ваше здоровье? В порядке? Очень хорошо! Как отдыхаете вы после работы? Каковы жилищные условия? Главное, вы не стесняйтесь. Если нужно — немедленно поможем.
Нарком попросил звонить ему ежедневно: он тщательно следил за каждой подробностью в ходе соревнования сталеваров и отлично знал завод имени Ильича.
Следующую плавку Макар закончил под утро. На рассвете пришел домой утомленный, но довольный результатом. У калитки его ждал посыльный. Макар удивился: зачем он вдруг понадобился в такой необычный час?
Оказывается, его опять вызывали к телефону.
Знакомый голос спросил:
— Почему же ты не позвонил? Мы здесь уже начали беспокоиться…
Макар не знал, что ответить.
— Я не хотел вас беспокоить. Такое позднее время… Я думал… думал, вы спите, товарищ нарком.
Орджоникидзе засмеялся:
— А выходит — наоборот. Я ожидал твоего звонка.
Макар доложил, что в прошлую смену он дал по двенадцати тонн с квадратного метра пода печи.
— Поздравляю… Сердечно поздравляю! — сказал Орджоникидзе. — Однако ты свои секреты не храни. Учи других сталеваров. Передавай им опыт. Все сталевары должны научиться работать, как ты… Кончишь соревнование, приедешь в Москву.
В телеграмме, присланной на имя Мазая несколько позже, Орджоникидзе писал:
«Вашу телеграмму о замечательных Ваших успехах получил. Тем, что Вы своей стахановской работой добились на протяжении 20 дней подряд среднего съема 12,18 тонны с квадратного метра площади пода мартеновской печи, Вы дали невиданный до сих пор рекорд и этим доказали осуществимость смелых предложений, которые были сделаны металлургии.
Наряду с Вами и другие сталевары завода имени Ильича… дали хорошие показатели — 8,5 тонны, 9,5 тонны.
Все это сделано на одном из старых металлургических заводов. Это говорит об осуществимости таких съемов, — тем более это по силам новым, прекрасно механизированным цехам. Отныне разговоры могут быть не о технических возможностях получения такого съема, а о подготовленности и организованности людей.
Ваше предложение о продлении соревнования сталеваров, само собой, всей душой приветствую.
Крепко жму Вашу руку и желаю дальнейших успехов.
Серго Орджоникидзе».
Избранный делегатом на чрезвычайный VIII Всесоюзный съезд Советов, Макар Мазай с группой делегатов от Донбасса прибыл в Москву.
Только один раз до этого, и то лишь короткое время, Макару довелось побывать в столице. В 1930 году он сопровождал с Кубани эшелон с продовольствием. Теперь он мысленно видел себя загорелым, вихрастым станичником, робко ступающим по московским улицам.
Прошло шесть лет… Он снова в Москве. Он — делегат съезда. Молодой солдат проверяет делегатский мандат Мазая и, — может быть, это лишь кажется Мазаю, — особенно четко, торжественно козыряет ему…
Вот он — древний и славный Кремль, сердце Москвы, сердце Родины. Вот и зал Большого Кремлевского дворца…
Макар внимательно присматривается к делегатам. Сосредоточенны лица рабочих, военных, интеллигентов, крестьян: все они как будто уже давно знакомы Макару. Макар тоже будет говорить — много есть волнующих мыслей, которыми так необходимо поделиться.
На третий день съезда председательствующий предоставляет слово Макару Мазаю.
Макар поднимается на трибуну уверенной походкой. Уже нет робости, которую испытывал он в первые минуты.
Рассказывая о работе родного завода, Макар говорит о грандиозных цифрах выплавки стали.
— Нужно добиться, чтобы все сталевары Советского Союза снимали по двенадцать тонн стали с квадратного метра пода печи. Только тогда, товарищи, мы выполним и перевыполним задачу, тогда будем давать не шестьдесят тысяч, а сто двадцать тысяч тонн стали в сутки.
