— Вы только что окончили институт? — спросил он Ветрова, застегивая кармашек после очередной экскурсии за часами.
— Нет, я уже около года работал при хирургической клинике.
— У кого?
Ветров назвал профессора.
— Ага, слышал… Не он ли выпустил недавно работу о природе шока?
— Он самый.
— Читал, читал… Работа интересная, но мало обоснована практическим материалом. Нам, практикам, знаете ли, нужны факты.
Михайлов не выговаривал букву «р». Вместо нее у него получался неопределенный звук, похожий не то на «г», не то на «х». Ветрова несколько рассмешило его произношение, но внешне он остался совершенно серьезным.
— Насколько я помню, — возразил он, — там довольно много примеров и наблюдений. Поэтому в данном случае я не могу с вами согласиться.
Михайлов нахмурился и не ответил. Потом он обратился к Бережному, и его лицо сразу переменилось, сделавшись вежливым:
— На какую должность назначается доктор Ветров?
— Я думаю, Лев Аркадьевич, мы дадим ему отделение, которым заведывал Сидоров, — полувопросительно ответил Бережной.
— Считаю, что рано, — коротко заявил Михайлов. — Пусть лучше поработает ординатором, освоится, а таи видно будет. Не надо спешить.
— Ну что ж, — наполовину соглашаясь, сказал Бережной, — можно и так. Вы, товарищ Ветров, ничего не имеете против?
— Я согласен.
Михайлов, считая, что разговор окончен, порывисто поднялся и вышел, проворчав на ходу что–то о своей занятости.
Через четверть часа Ветров ехал в легковой машине за своим несложным имуществом.
Шуршали колеса, мелькали по бокам силуэты зданий. Улица, прямая и широкая, точно набегала на машину, раздаваясь в стороны. Встречный ветер рвал треугольный флажок на радиаторе.
Шофер вел машину уверенно и легко.
— Лихо вы ездите, — сказал Ветров, когда на повороте тот затормозил так, что тормоза скрипнули.
Шофер самодовольно улыбнулся.
— На фронте всему научишься, — сказал он степенно.
— А вы и на фронте были?
— А как же! С самого начала, можно сказать. Комдива нашего возил. — Он переключил скорость и продолжал: — Мы с ним в таких переплетах бывали, что и рассказать трудно. Он отчаянный был, наш комдив, то–есть. Хороший человек, деловой. Последний раз, когда меня ранило, поехали мы с ним в полк — у них там какая–то заваруха получилась… В одном месте никак проскочить было невозможно. Дорога километра на два совсем открыта и обстреливается. Как на тарелке все видно. Только кто покажется — немцы сразу один снаряд сзади, другой — вперед, а уж третьим знай накроют!.. Предупредили нас, а комдив говорит — все равно проехать надо! И меня спрашивает: «Проедем, браток?» Я говорю: «Коли надо, так проедем, товарищ комдив!» — «Так жми!» — говорит и меня по плечу похлопал… Ну, и нажал я… Так нажал, что только в глазах замелькало! Немцы лупят, а я жму! Только слежу, чтоб в воронку не залететь… Проскочили, хоть бы что!.. Правда, когда назад ехали, накрыло–таки нас снарядом. Руку мне перебило. Пришлось одной баранку крутить.
— После этого вы сюда и попали? — спросил Ветров.
— Вот именно! Когда меня отправляли в госпиталь, комдив сам ко мне прощаться заходил. Взял меня за руку и сказал: «Спасибо». Так прямо и сказал! А потом пообещал к награде представить. И, верно, представил… Узнал, в каком я госпитале, и представил…
— И наградили?
— А как же! Одним приказом вместе с доктором нашим, майором Михайловым. То–есть приказ–то был разный, но в одной и той же газете про это было напечатано…
Заинтересованный Ветров, улучив момент, искоса взглянул на грудь шофера. Сквозь его распахнутую кожанку проглядывала чистенькая гимнастерка с аккуратно пришитым воротничком и маленькими начищенными пуговицами. Там, где должен был находиться орден, ничего не было. Ветров не удержался и спросил:
— Чего ж вы его не носите?
— Кого? — не понял шофер.
— Да орден–то.
— Зачем же я его на работе надевать буду? Наше дело грязное, иной раз и под машину залезать приходится. Неровен час, зацепишься за что–нибудь или запачкаешь…
На обратном пути между ними снова завязался разговор. Ветров попытался расспросить шофера о тех людях, с которыми ему придется служить. Он узнал, что начальник госпиталя — превосходный человек, что все врачи тоже очень хорошие люди, но что все они все–таки хуже начальника. Из услышанного ему пришлось заключить, что его собеседник относится к категории тех, кто никогда не бывает недовольным. В его характеристиках было одно хорошее, и только когда речь, зашла о Михайлове, он заявил, что ведущий хирург, повидимому, тоже хороший человек, но ничего определенного о нем он сказать не может, потому что с ним не беседовал. На вопрос Ветрова, знающий ли он врач, шофер сказал, что, вероятно, знающий, раз назначен ведущим хирургом.
— Впрочем, — добавил он, — я в медицине плохо разбираюсь…
Ничего больше от него нельзя было узнать, и Ветров прекратил расспросы.
Первый рабочий день для Ветрова начался с операции. Доктор Михайлов, оперировавший аневризму плечевой артерии, пригласил его ассистировать. Он с удовольствием принял приглашение и быстро оделся.
Наблюдая за работой Михайлова, Ветров пришел к выводу, что врач он опытный и свое дело знает очень неплохо. Его неуклюжие с виду пальцы оказались чрезвычайно подвижными и вязали узлы словно играючи. Он очень быстро ориентировался в ране, и в его резких на первый взгляд движениях была строгая последовательность. Подающая инструменты сестра с трудом поспевала за ним, и стоило ей на секунду замешкаться, как Михайлов грубовато возвышал голос и бросал в ее сторону злой взгляд. Раза два, получив плохо работающий инструмент, он швырял его, не глядя, через плечо, и металл жалобно звенел, ударяясь о каменные плитки пола. В этой выходке был особый шик. Вообще было заметно, что Михайлов слегка рисовался той виртуозностью, с которой он владел операционной техникой.
Вначале Ветров плохо понимал его и был за это награжден несколькими весьма нелестными эпитетами, сказанными сквозь зубы. Но понемногу он перестал волноваться, и дело пошло гладко. После того, как основное было сделано, Михайлов положил инструменты и сказал:
— Зашивайте сами.
Ветров самостоятельно наложил швы. Михайлов молча следил за ним и, убедившись, что все идет хорошо, пошел мыться.
— Давайте следующего, — сказал он, полощась под краном, и добавил, обратившись к подошедшему Ветрову: — Будете делать сами ампутацию бедра. Я буду вам ассистировать.
— Хорошо.
Ветров понимал, что ему готовится экзамен. От того, как он справится с операцией, будут зависеть его взаимоотношения с Михайловым. Он чувствовал, что майор будет уважать его только в том случае, если увидит в нем хирурга. Но он был уверен в себе и не волновался, потому что подобную операцию делал неоднократно, и техника ее не считалась сложной. Он тщательно тер руки щеткой и временами улавливал на себе любопытные взгляды операционной сестры, позвякивавшей инструментами на своем столике. Его положение напоминало положение дебютирующего артиста.
Привезли больного. Это был слабый истощенный человек. Желтая кожа его лица, казалось, лежала прямо на костях. Скулы резко выдавались вперед, на шее, худой и тонкой, вырисовывался большой кадык. Запавшая грудь дышала поверхностно и часто. В горле при каждом выдохе что–то свистело.
Надев халат, Ветров подошел к больному и бегло осмотрел ногу. Показания к ампутации были яные. Однако общее самочувствие больного его несколько смутило.
— А терапевт его осматривал? — спросил он Михайлова.
— Что вы хотите этим сказать?
Ветрову показалось, что в его выпуклых глазах мелькнул хитрый огонек.
— Я хочу узнать, осматривал ли больного терапевт, и не нашел ли он противопоказаний к даче наркоза?
— Это нужно посмотреть в истории болезни.
— Тогда попросите принести ее.
В истории болезни заключения терапевта не оказалось.
— Я не буду оперировать больного под общим наркозом, — твердо сказал Ветров.
— Почему?
— Потому что его общее состояние, по моему мнению, не позволяет этого.
— Но новокаин для местной анестезии еще не готов, — робко вмешалась слышавшая последние слова сестра.
— Потрудитесь побыстрее его приготовить.
Михайлов, стоявший до этого времени неподвижно, приблизился к больному, откинул его рубашку, посмотрел подмышечные железы и, уловив на себе спрашивающий взгляд сестры, сказал:
— Коллега прав. Операция откладывается. Приготовьте новокаин, увезите больного… А вы, доктор, зайдите ко мне.
