— Я очень обязан вам за приглашение.
В это время чайник, включенный ранее Ветровым, зашумел и выбросил из–под крышки струю пара.
— Вот и этот с нами просится, — пошутил Воронов. — Вы не возражаете? У меня есть, конечно, свой, но с двумя дело пойдет быстрее.
Комната Воронова оказалась несколько большей. Кроме кровати, стола и стульев в ней поместился шифоньер и аккуратная этажерка. Рядом на стене висела скрипка, старая, как и сам ее хозяин. Темный, скрепленный проволокой в нижней трети, смычок висел поверх.
— Вы играете на скрипке? — спросил Ветров Ивана Ивановича, который в это время расставлял на столе посуду.
— Немного, когда взгрустнется.
— Как бы я хотел вас послушать…
Воронов не ответил. Ветров подошел к этажерке и стал рассматривать фотографии, которые стояли здесь в простеньких рамочках. Одна из них заинтересовала его. Улыбаясь, с нее смотрело миловидное девичье лицо.
— Иван Иванович, это ваша дочь? — спросил Ветров.
— У меня не было детей, — ответил Воронов, не оборачиваясь. — Я не женат.
Ветрову показалось, что чашка, которую ставил Воронов, стукнула о блюдце сильнее.
— Это просто моя знакомая… Давнишняя знакомая.
— Красивая девушка.
— Да, когда–то я был такого же мнения. Но с тех пор прошло очень много времени. Целых тридцать лет! Вы представляете, сколько воды утекло с тех пор, и как все изменилось?.. Ну, а теперь прошу садиться! Вот сюда, — он пододвинул стул.
— Спасибо.
Он налил вино, и Ветров поздравил его со знаменательной датой. Иван Иванович лишь пригубил рюмку.
— Что ж вы не пьете?
— Не обессудьте. Сколько могу. Старику скидка, — ответил Воронов, наливая собеседнику снова.
— Так не годится. Ради такого случая и не выпить…
— Нет, нет. Вы на меня не смотрите. Вы человек молодой, вам можно и даже, знаете, полезно выпить, а я, извините, дожил до старости и не научился. Я с вами лучше чайком чокнусь.
Воронов налил чаю, темного, густого.
— Люблю крепкий, — сказал он. — В привычку вошло…
Ветров опрокинул в рот рюмку и отодвинул ее подальше. Он бросил в стакан ломтик. лимона и, помешивая ложечкой, старался его раздавить. Ложечка глухо позванивала о стекло, а лимон выскальзывал.
— Иван Иванович, — спросил Ветров, возвращаясь к прежним мыслям, — давно вы здесь работаете?
— Да уж с полгода.
— Вот вы всех здесь знаете, вероятно. Скажите мне, что за человек этот Михайлов?
Воронов ответил не сразу.
— Я понимаю ваш интерес, — произнес он, подумав. — Вы хотите знать, с кем вам придется работать. Говорить о знакомых за глаза я не люблю, мне кажется это нечестным. Но здесь я, пожалуй, удовлетворю ваше любопытство… Насколько мне известно, это опытный и хорошо знающий свое дело врач. Операции он делает мастерски. Послеоперационная смертность у него чрезвычайно мала, и в этом отношении ему следует воздать должное. Но мне кажется: он считает, что все его дело — хорошо проведенная операция. Он следит за больным до тех пор, пока не минует непосредственная опасность, а потом сразу забывает. Когда он видит, что теперь уже оперированный не умрет, он охладевает, и ему становится все равно, месяц или два проваляется тот в кровати… А хирургию неоперационную он вообще не любит. Вы посмотрите, в каком положении у него больные с переломами! Он их иногда просто не замечает, перепоручая сестрам. И в результате здесь его показания хуже… И еще есть у него одна черта, которую, кстати, не все знают. Он, по–моему, в некотором роде перестраховщик. Это, конечно, звучит несколько грубо, но по существу это так. Я знаю несколько случаев, когда он, не задумываясь, делал ампутацию конечности, если воспалительный процесс грозил распространиться. Это, может быть, в принципе правильно, но лично я постарался бы использовать сначала менее радикальные меры, чтобы предотвратить процесс. И только потом решился бы на ампутацию. Отрезать и выбросить ногу нетрудно. Но надо подумать о том, как такой человек будет жить дальше? Ведь у него впереди целая жизнь… В таких случаях не надо спешить. Нужно очень много думать, взвешивать, поставив на место больного себя. Нужно иметь, я бы сказал, особое чувство меры… Вам я это говорю потому, что вы еще молоды, и, вероятно, горячи. Не увлекайтесь чрезмерно ножом, помните, что врачевать — это еще не означает: резать! Почему я вам характеризую так Михайлова, вы должны понять. Вам необходимо взять от него все хорошее, но не перенимать плохое, которое, собственно говоря, есть в любом из нас.
— Я понимаю вас и благодарю за совет, — ответил Ветров. — Но мне бы хотелось, чтобы вы охарактеризовали его и как человека.
Воронов, не торопясь, допил свой стакан, налил его снова и лишь после этого ответил:
— Это к делу не относится. Извините, не скажу.
— Почему?
— Потому что каждый человек, оценивая другого, может ошибаться. Я могу думать о нем так, а кто–нибудь еще иначе. Все зависит от личности оценивающего… Да вам это и не нужно. А если понадобится, разберетесь и сами.
— Но ведь вы уже много мне сказали, — попытался возразить Ветров.
— Все то, что я вам говорил, было мнением врача. Врач рассказал вам о собрате по профессии. А сейчас вы потребовали совершенно иного… — Он отправил в рот кусочек сахару и замолчал, добродушно поглядывая на собеседника.
Ветров постепенно привыкал к новой обстановке, знакомился со своими сотрудниками. Через неделю он уже окончательно освоился. Кроме Ветрова и Михайлова в отделении работала еще одна женщина — врач Анна Ивановна. Она вела несколько палат преимущественно с нетяжелыми больными. Заняться хирургией ее вынудило военное время, и Ветрову, как только он познакомился с ней, стало ясно, что у нее нечему было учиться. Наоборот, когда Михайлов, убедившись, что на Ветрова можно положиться, разрешил ему оперировать самостоятельно, Анна Ивановна высказала желание постоянно ему ассистировать.
Быть хорошим ассистентом при операции не так легко, как это кажется. Для ассистента требуется не только безукоризненное знание процесса операции, но и умение приспособиться к оперирующему, понимать каждое его движение. Прежде чем научиться помогать, необходимо умение не мешать и терпеливо сносить все те замечания, которые делает хирург и которые зачастую бывают не особенно лестны. Нужно уметь расплачиваться за свои ошибки и не обижаться, когда оперирующий, ошибаясь сам, винит в этом помощника, наговаривая ему кучу пренеприятных вещей. Одним словом, ассистенту требуется иметь ряд особенностей и качеств в своем характере, основным из которых является чуткость. Анна Ивановна обладала ими, и Ветров в конце концов остался доволен своим помощником.
Следующим человеком, с которым Ветрову пришлось познакомиться, была палатная сестра Катя. Она совсем недавно окончила фельдшерскую школу и о своих обязанностях имела еще довольно смутное представление. Часто, не делая того, что ей следовало бы делать, она имела обыкновение считать себя правой и с уверенностью это доказывать. Кроме того, она была высокого мнения о своей внешности и любила, когда мужчины оказывали ей внимание. На третий день после своего появления в госпитале Ветров заметил, что она уже смотрит на него как–то по–особенному. Еще через два дня она завилась и окрасила ногти в красный цвет. Желая положить конец этим превращениям, Ветров в свободную минуту высмеял ее волосы, а ногти приказал остричь, предварительно соскоблив краску.
— И запомните на будущее, — добавил он резковато, — что вы не танцовщица, а медицинский работник.
Это коротенькое вступление подействовало на Катю отрезвляюще. Ногти ее на другой день опять побелели, на голове появилась белая косынка, а в отношениях к новому доктору, оказавшемуся таким сердитым, вкралось уважение и некоторая боязнь.
Ветров решил воспользоваться этим и как–то раз после обхода пригласил ее зайти в ординаторскую.
Катя выжидающе остановилась у порога. Он предложил ей сесть и спокойно сказал:
— Хотелось бы мне посмотреть, Катюша, как вы живете…
Катя обрадованно взглянула на него своими водянистыми глазами и, решив, что она возбудила–таки к себе интерес доктора, ответила:
— О, я буду так рада! Заходите к нам в общежитие. Вы, вероятно, никого здесь не знаете, вам бывает скучно…
— Нет, спасибо. Я о другом. Мне бы хотелось знать, такой ли у вас беспорядок дома, какой царит в наших палатах? Неужели вы живете так же неуютно, как и наши больные? Думаю, что не так.
— Конечно, доктор, — поторопилась разуверить его Катя. — Конечно, не так.
: — Ну, а почему же тогда, — спросил Ветров, — вы не замечаете беспорядка в палатах? А если замечаете, то почему проходите мимо? Ведь первая и основная ваша обязанность — заботиться о раненых. Поверьте, они заслужили ваше внимание и имеют на него полное право. Вы должны относиться к ним чутко, жертвуя даже своими интересами. Вы — женщина, и не мне бы говорить вам о заботе и чистоте. Я не буду рассказывать, что надо сделать, чтобы наши больные чувствовали себя как дома. Вы сами должны это увидеть. Думаю, что одной недели вам хватит на то, чтобы наши палаты изменились. Вот все, что я хотел вам сказать.
