— Горько! Ну горько же!
Борис сделал едва заметное движение в сторону Кати, приподнял руку, чтобы обнять ее. И тогда она сама запрокинула голову, обхватила ладонями затылок Бориса, поцеловала его в губы.
— Катькин будет верх! Точно! — услышала Лена и тут же подумала: «Чей же, если не Катин? В обиду себя не даст».
Веселье нарастало. Дружки и шаферы вновь обходили стол, подбадривали гостей, призывали их сладко пить и сытно есть во здравие жениха и невесты. Затем первый Дружка объявил о переходе к деловой части и, неожиданно для Лены, предоставил слово Петру Норину — от управления стройки.
Норин встал, повел плечами и тихо, но внушительно произнес:
— Ну что же, друзья. Сегодня получился настоящий праздник не только для Екатерины Леонидовны и Бориса Сергеевича, но и для всех нас. Дело в том, что в крепкой и счастливой семье заинтересованы не одни вступающие в брак, но и все наше общество. Вот почему мне хочется от души поздравить новобрачных. Предлагаю этот тост за их крепкую любовь, дружбу, взаимное уважение и, кроме того, за будущих детей Бориса Сергеевича и Екатерины Леонидовны!
Последние слова Норина захлестнул гул голосов. Лена была счастлива. Она вместе со всеми хлопала в ладоши. «Как хорошо он сказал! За детей. За Катиных детей! Нет, напрасно недооценивала его в первые дни знакомства. Он — простой, душевный и, в то же время, такой представительный. Настоящий мужчина. Всегда сумеет постоять и за себя, и за меня… За меня?! — спохватилась Лена. — Кто мне он? Просто знакомый. Случайный знакомый. Но — симпатичный. А может быть, только кажется таким?» Лена ухмыльнулась, снова посмотрела на Норина. «Чепуха и бред! Ну, какое мне дело до Норина и вообще до всех мужчин? А докторица! Как сказала докторица: влюбись в кого-нибудь. Влюбиться? Все это смешно! Надо отвлечься. Поговорить с Катей…»
— Катюша, ты чего грустишь? — спросила Лена. — Да ты, кажется, плачешь? А ну-ка, невеста, встряхнись!
Лена обняла Катю, примостилась на ее стуле. Норин для нее больше ничего не значил, так уверяла себя она и старалась забыть о нем.
— Я плачу? Да ты что? Садись сюда! Борис к таксисту ушел. И правильно. На кой ляд зря машину держать? Эй, Венечка, — крикнула Катя баянисту, — заиграй что-нибудь подходящее!
— В момент! — откликнулся Веня и схватил баян. — Свадьба! — крикнул он пронзительно. — Тише! Невеста петь будет!
Катя подперла подбородок маленькими кулачками, приподняла брови и запела:
Ой, подружки, плачу, плачу:
Мамка замуж выдает…
Ой, пожелайте мне удачи,
Жизнь-неволя настает.
Она озорно блеснула глазами, встала, вытянулась и пошла, пританцовывая, вдоль стола. Уже не один, а пятеро баянистов переливисто наигрывали плясовую, и вслед за Катей, плавно разводя руки или ухарски выкидывая коленца, шли все новые танцоры, скандируя время от времени в такт мелодии:
А мы, ка-сат-кин-ски ре-бя-та,
Эх, да-ле-ко глядим впе-ред…
Хо-ро-ши у нас девчата,
А никто за-муж не бе-рет.
Вся поляна, до самого обрыва, ходила ходуном. Пронзительно взвизгивали девчата, проплывая с высоко поднятыми над головами платками, с присвистом проносились в присядке парни, и вновь возникала песня, поглощая разноголосье и смех.
Но вот баяны, словно сморенные, умолкли. Взобравшийся на ящик первый дружка торжественно объявил:
— Вальс молодоженов!
Повеселевший от выпитого, Борис смело подошел к Кате, поклонился и пригласил к вальсу. Они медленно закружили по поляне: Борис — сосредоточенный, прямой, Катя — слегка откинув голову, улыбаясь и придерживая рукой платье. Постепенно к молодоженам присоединились другие пары, и скоро не осталось почти никого, кто бы наблюдал за танцем со стороны.
Лена смотрела на танцующих, раскачивая головой, еле удерживая себя от соблазна свободно раскинуть руки и закружиться одной. Неожиданно перед ее глазами появился Норин.
— Может быть, станцуем? — спросил он, крепко сжав ее руку.
Она не ответила, а скорее машинально, чем из желания танцевать именно с Нориным, потянулась рукой к его плечу и сразу ощутила себя в крепком кольце, из которого невозможно было вырваться.
— Как свадьба? — почти касаясь губами уха, спросил Норин.
— Нравится, — отстраняя голову, ответила Лена.
— А вам не кажется, что вы находитесь на собственной свадьбе?
— Пожалуй, да. Временами кажется. Хорошо, весело…
— Мне тоже кажется. Давайте считать, что это и наша свадьба.
Лена удивленно посмотрела на Норина, рассмеялась.
— С чего это вдруг?
— Просто я делаю вам предложение.
Она вновь вскинула голову, встретилась с неподвижными, почти черными глазами и отвернулась. Все кругом поплыло в вальсе: люди, кусты можжевельника, заречные леса. Плыла и она, Лена, не чувствуя под ногами земли, как по воздуху, и знала, что не упадет, не споткнется, — будто тугие крылья, держали и несли ее сильные руки.
Вальс кончился, и ей захотелось поступить именно так, как заблагорассудится сейчас, в эту минуту, выкинуть что-нибудь необыкновенное, все равно что, — лишь бы самой, ни от кого независимо. И главное — независимо от Норина, от его тревожного, тяжелого взгляда. Она побежала к обрыву, остановилась на миг, повернулась к столу и крикнула:
— Купаться! За мной!
Еще никто не успел понять, что кричала Лена, — как она исчезла. Катя, а за ней все остальные бросились к берегу. Норин увидел Лену, срывающую с себя блузку и юбку. Вот она уже стояла у самой воды в черных трусах — загоревшая, стройная, взмахивая руками и хлопая себя по бедрам.
— Ленка! — испуганно закричала Катя. — С ума сошла!.. Чего вздумала? Нет, чего вздумала! — дрожащим голосом закричала она, обводя всех растерянным взглядом. — Вода-то холоднющая! Сентябрь на носу. Ребята, остановите ее! Слышите! Быстрей!
Парни и девчата посыпались вниз, а Лена высоко взмахнула рукой и бросилась в воду.
Норин не спускал глаз с Лены, плывшей к фарватеру, где, казалось, стремился куда-то и в то же время стоял на месте белый бакен.
Неторопливо спускаясь по откосу, глубоко увязая ногами в песке, Норин снимал на ходу пиджак, развязывал галстук, расстегивал ремень. Ступив на прибрежную гальку, он аккуратно сложил брюки и пиджак, бросил на них белую рубашку и, разведя руки в стороны, вошел в воду.
Он сразу опередил плывущих парней и начал быстро приближаться к бакену, возле которого чернела голова Лены. Вскоре он увидел ее лицо, посиневшее и осунувшееся. Глаза, казалось, вылезли из орбит, а рот смеялся по-детски озорно.
— Ай да вы! — крикнула она, когда Норин, с шумом выплевывая воду и буруня ее мускулистыми руками, подплыл к крестовине бакена. — Настоящий человек-амфибия!
— Допустим — амфибия, — обхватив бакен и накренив его, сказал он. — А вам бы полагалась хорошая взбучка.
— Взбучка! — усмехнулась Лена и, скользнув руками по качнувшемуся бакену, ушла под воду. Ее голова тотчас вновь показалась на поверхности. Волосы залепили глаза. Она хотела было смахнуть их, но в это время Норин подхватил Лену одним движением руки, прижал к груди и поцеловал в раскрытый рот. Собрав силы, Лена рванулась назад и поплыла к берегу.
Медленно, как бы нехотя выбрасывая из воды руки, плыл за ней Норин. Он видел, как Лена поравнялась скупавшимися недалеко от берега парнями, покружила вокруг них и, смерив глубину, пошла по твердому дну.
На речном откосе вспыхнул костер. Пламя кидалось в стороны, как будто хотело и не могло определить направление ветра, потом рванулось вверх трепетными, вьющимися языками.
Парни выскакивали из реки, суматошно хватали одежду и опрометью неслись к костру. Там, приплясывая у огня, они натягивали брюки, застегивали рубахи, подталкивали друг друга плечами, чтобы согреться.
Норин оделся на берегу. Аккуратно повязал галстук, зачесал назад потемневшие от воды волосы. Тяжело ступая по песку, он поднялся к костру. Лены здесь не было. Норин увидел ее около стола. Она сидела возле Кати, укрывшись пиджаком Бориса, и жадно ела пирог.
Норин сел напротив Лены.
— Ну как, Елена Андреевна, согрелись? — спросил он.
Лена, едва взглянув на Норина, ответила с усмешкой:
— Это, по-моему, вы согрелись.
— Дрожит она, как осиновый лист, — вмешалась в разговор Катя. — Если бы не вы, Петр Иванович, утопла бы Ленка, и все. Долго ли судороге схватить? И еще простудишься! — сказала она Лене. — На-ко выпей еще. А ну, до дна! Ух, и люблю я тебя, Ленка! Больше жизни! Больше Бориса! Боренька, — подмигнула она, — не ревнуй. — Она обхватила Лену, приподняла ее и обратилась к Борису и Норину: — Идемте к огню. Борь, возьми баян, сейчас самое время песни петь. Люблю на закате солнышка сидеть на берегу. И веселое и грустное приходит на душу. А сегодня день как по заказу, и ни вот столечко печали нет. Хорошо сегодня, Ленок, скажи?
