— Достаточно, — оборвал Василий, — теперь решим за дачу.
Лена начала писать на доске, объясняя ход решения, Василий утвердительно кивал головой и, глядя на нее, пытался вспомнить, где он мог ее видеть раньше, до этих двух встреч в институте? «Серые, широко раскрытые глаза, коротко стриженные волосы?.. Уж не в котловане ли, пять лет назад, когда он привозил на экскурсию свой школьный класс? Ту девушку, бригадира бетонщиков, звали именно так — Лена Крисанова…»
Василий вновь оборвал Лену:
— Достаточно, знаете. Давайте вашу зачетку. — Заполняя графу и расписываясь, он спросил: — Чем объяснить ваш странный уход в тот раз? Не за неделю же вы успели все подготовить.
— Болела голова. Мне просто не надо было являться.
— А каким образом вы очутились в числе «хвостистов»?
— Это целая история. Простудилась, лежала в больнице. Словом, вылетела вся весна.
— Понятно. Вот возьмите. — Он протянул зачетную книжку. — Полагалось бы поставить пять, но… надо сдавать с первого раза. Учтите это и постарайтесь не болеть. Кстати, твердая четверка лучше иной пятерки.
— Спасибо! До свидания.
— До свидания. Да! Вы работаете бетонщицей?
— Нет.
— Странно…
— Чему вы удивились?
— Да нет, ничему. Просто я знал одну бетонщицу и тоже, кстати, Крисанову, которая как две капли воды была похожа на вас.
— Можете считать, что это одна и та же капля. Я и в самом деле работала бетонщицей. До болезни.
— Значит, по этой самой причине ушли из бригады?
— Да. А что делать?
Василию хотелось задать еще один вопрос — знакома ли Лена с Петром Нориным? — но посчитал это неуместным да и нескромным. И не все ли равно ему в конце концов, кто невеста Норина? Пусть — эта девушка, Лена Крисанова! Пусть! Только вряд ли они — пара. Нории беззастенчив, а Крисанова, по всей вероятности, девушка действительно скромная. Весь вид ее говорит о серьезности и цельности. И голова — светлая. «Светлая… Светлая…» — повторил про себя Василий, складывая в папку экзаменационные билеты и учебники. «Мыслит здраво, целеустремленно. Побольше бы таких студентов, товарищ Коростелев! Побольше бы!..»
Снова посмотрев на часы, Василий сунул папку под мышку и вышел в коридор. Он бодро зашагал мимо пустых аудиторий, глубоко вдыхая свежий воздух, идущий через открытые окна. Сейчас за ним должна была зайти Люба с билетами на последний киносеанс.
В преподавательской комнате уже никого не было. Василий положил журнал в шкаф, быстро натянул плащ и стал спускаться по лестнице. Здесь он увидел Коростелева, в пальто, с туго набитым портфелем в руке. Он стоял у доски объявлений, бегло оглядывая свои собственные приказы по институту. Завидев Василия, Коростелев приподнял шляпу:
— Добрый вечер. Что поздно?
— Возился с задолжниками.
— И много пришло?
— Сегодня, можно сказать, много, — с иронией ответил Василий. — Целых пять человек.
— Пятерых можно было отпустить и быстрее.
— Если бы они что-нибудь знали.
— Неужели так-таки ничего?
— Почти. Во всяком случае, счет два — три.
— Не понял.
— Сдали двое. Троих отправил.
— Ну, знаете ли, эта игра в футбол мне не очень нравится.
— Мне тоже.
— Так в чем же дело? От кого, интересно, зависит ваш счет?
— Уж не от меня, конечно.
— От вас, Василий Иванович, в том числе и от вас. Поймите наконец, что нам сейчас дорог каждый студент. Чем их будет больше, тем благоприятнее сложатся условия и для института, и для каждого работающего в нем. Неужели вам неизвестно, что преподавательская нагрузка определяется не только часами, но и количеством студентов? От их количества в конце концов зависят наши ставки.
— Стало быть, ставки превыше всего? А знания?
— Добивайтесь их.
— Вот я и добиваюсь.
— Формально. Один вы, кажется, не прониклись целью вывести институт на первое место. Весь коллектив это понял, а вы нет.
Коростелев чиркнул спичкой, прикурил.
— Вы идете?
— Иду.
Они вышли на улицу, молча пересекли сквер и остановились у калитки.
— Кстати, Василий Иванович, надеюсь, в числе сдавших был Тимкин?
— Наоборот.
— Я же вас просил, — замедлив шаг, сказал Коростелев, — отнестись к нему благосклоннее. Неужели не ясно? Нам же с ним работать! Вы думаете, откуда мы набираем студентов? Из числа молодежи. А он будет возглавлять комитет стройки.
— В данном случае речь идет о будущем инженере. А что за инженер без математики?
— Слушайте, Костров! К чему этот излишний педантизм? Неужели вам не ясно, что вечернее и заочное обучение — профанация высшего образования.
— Откровенно! — зло отозвался Василий. — К чему же сводится наша роль? И не согласен я с вами. Наши студенты — прекрасные практики и, если, им дать знания…
Он не договорил: в свете уличных фонарей быстро приближалась Люба.
Узнав ее, Коростелев приподнял шляпу.
— Кого мы видим! Здравствуйте, Любовь Георгиевна. — Он поцеловал ей руку и, отступив, спросил: — Куда изволите спешить в столь поздний час?
— Куда может спешить замужняя женщина? К мужу, конечно. Он совсем у вас тут заработался.
— Да, кто-кто, а Василий Иванович не спешит. Ну-с, нам, кажется, по пути?
— К сожалению, нет. Я взяла билеты в кино. Можете составить компанию.
— Спасибо. Соблазнительно, но… дела. — Он приподнял портфель.
— Пишете докторскую?
— Что вы! Разве тут до докторской? Закрутился совсем. И вот надо готовиться к поездке.
— Опять в Москву?
— Не говорите! Сплошные разъезды. Идемте, я вас провожу.
Переходя через площадь, по которой торопливо проносились автобусы, Коростелев предупредительно придерживал Любу за локоть, повторяя:
— Осторожно. Здесь все-таки город… — И, как бы спохватившись, продолжил прерванный разговор: — Докторская диссертация — своего рода излишество. Для жизни насущной меня вполне устраивает то, что я имею сейчас. Понятно, я рассуждаю в данном случае несколько утилитарно. Конечно же — наука! Но в то же время — это подвижничество. Со временем может быть и докторская. Материала, во всяком случае, у меня предостаточно.
Коростелев остановился.
— Ну-с, вы почти у цели. Разрешите пожелать вам приятного времяпрепровождения. До свидания, Василий Иванович. Всего доброго, Любовь Георгиевна.
Он пошел к остановке автобуса, высокий, чуть сутуловатый, мерно покачивая портфелем. Люба посмотрела ему вслед и заторопилась:
— Идем быстрее. Сеанс уже начинается.
Фильм промелькнул радугами неоновых огней, автомобильными гонками, незапомнившейся Василию болтовней действующих лиц. Он вышел на улицу, облегченно вздохнул и откровенно сказал:
— Зря потратили время. Обыкновенная пустышка.
Люба долго шла молча.
— И все-таки это жизнь! — сказала наконец она.
— Ты о чем?
— Неужели непонятно? Я говорю о фильме. Иметь хотя бы десятую долю того, что имеют они. Смешно сказать — мы впервые выбрались в кино. И то на последний сеанс.
— Можно ходить и чаще, — спокойно возразил Василий. — Только не на такую ерунду. А жизнь у нас, если разобраться, намного интереснее.
— Ну, конечно! Ты начнешь говорить о городе, который вырос в тайге, об асфальте, о фонарях…
— Да, и о фонарях в том числе.
— Которые горят через один.
— Зато у нас имеется отдельная благоустроенная квартира, — примиряюще сказал Василий, которому совсем не хотелось ссориться с женой. Он достал ключ на металлической цепочке, покрутил им в воздухе и прижал к себе локоть Любы. — Прошу, мадам! Не проходите мимо собственного дома.
Опираясь на руку мужа, Люба устало поднималась по лестнице. Ей все же нравились панели, окрашенные в бледно-зеленый цвет, площадки, выложенные розовыми и желтыми плитками.
— Интересно, чья это квартира, кто в этом тереме живет? — нехотя налаживаясь на игривый тон, спросила Люба и устало прислонилась к косяку двери.
— Здесь живет Любовь Георгиевна Кострова, — ответил Василий и повернул ключ. — Можете располагаться как дома.
— Все-таки квартирка у нас ничего. Вот только бы обставить ее!..
Люба зажгла газ, поставила чайник и, быстро переодевшись, прилегла на тахту, облокотилась на валик, обвела глазами комнату.
— Вот здесь бы поставить сервант, такой, как у Евгения Евгеньевича. В углу — два кресла и журнальный столик. В другом углу телевизор. Этот круглый стол выбросить и вместо него купить современный, прямоугольный. И — тоже под орех… Почему только ты не кандидат наук! Евгений Евгеньевич один получает в два раза больше, чем мы вдвоем. А ведь ты мог бы уже быть кандидатом, давно. Если бы не кинулся тогда, ка-к мальчишка, на эту стройку.
Василий приоткрыл балконную дверь, закурил.
