получше, ибо ее посещения сулили замужество Саяры и, значит, доход. И как всегда, когда дело касалось дохода, Гаджи Гусейна охватывал страх, как бы не продешевить: Саяра была молода и нетронута. В мечтах он уже видел полученные за дочь деньги закопанными в саду под верным карагачем, и сердце его готово было наполниться радостью, если б не горькие воспоминания, как жестоко он просчитался однажды, рассчитывая на замужество старшей дочери.
На этот раз Гаджи Гусейн решил быть осторожным.
Как требует того шариат, закон письменный, Гаджи Гусейн призвал Саяру, спросил ее согласия на брак с Хабибом, сыном старухи Шейды. Отец стоял перед дочкой, выжидающе глядя ей прямо в глаза, опустив вдоль тела свои большие руки. И Саяра не знала, что отвечать, ибо за всю жизнь никто ни в чем не спрашивал ее согласия. Ей было стыдно смотреть на отца, она закрыла лицо руками, но он отнял ее руки от глаз и переспросил громче.
— Хорошо, — ответила она робко и тут же почувствовала гордость: ее выдавали замуж с ее согласия, а не обручив с колыбели, как это было с Пикя.
А Гаджи Гусейн восторгался: подумать, как мудро устроен закон мусульман! — письменный не разрешает брака без согласия девушки, зато устный не разрешает девушке спорить с волей родителей, и, значит, согласие всегда обеспечено. Лицо Гаджи Гусейна расплылось в улыбке, и Саяра осмелилась:
— Я хочу видеть портрет жениха.
Гаджи Гусейн удивленно взглянул на дочь, — ему не понравился тон, каким она произнесла эти слова, и он готов был дать волю гневу. Но он вспомнил, что на этот раз дал себе слово быть терпеливым и осторожным.
— Хорошо, — сказал Гаджи Гусейн тихо, сдержав гнев. — Хорошо.
Женщины раздобыли через Шейду фотографию, на которой Хабиб был снят лет двадцать назад. Он был изображен всадником в расшитом бешмете, гарцующим в небе. Лицо его, худощавое, с тонкими усиками, как у мышонка, выглядывало из овального окошечка среди облаков. Женщины ахали от восхищения, и Саяра была счастлива, что у нее такой видный жених. Но тетка Туту позавидовала племяннице и съязвила, что всадник на карточке не Хабиб, а другой человек, что в действительности Хабиб косой и кривоногий. Саяра отшвырнула карточку и завизжала, что не пойдет замуж, пока не увидит жениха.
— Незамужняя женщина — всё равно, что разнузданная ослица, — сказала Биби-Ханум, и Гаджи Гусейн был с ней согласен.
И он не знал, как поступить: закон запрещает девушке видеться с мужчиной, а Саяра упрямилась, и опасно было ее неволить.
По совету Биби-Ханум, Гаджи Гусейн пригласил Хабиба в гости, усадил его в светлой комнате возле окна, а Саяра и остальные женщины, сгрудившись в комнате с закрытыми ставнями, сквозь щели разглядывали жениха. Жених мало был похож на могучего всадника на фотографии, — он был невелик ростом и годами был ближе к Гаджи Гусейну, чем к Саяре, а вместо расшитого бешмета носил обыкновенный костюм. Но он не был косым, и ноги у него не были кривыми, как уверяла охваченная завистью тетка Туту, а мышиные усики подтверждали, что это всё же тот самый всадник, которого видела Саяра на фотографии. Саяра вспомнила подарки, обещанные Шейдой, и после ухода Хабиба подтвердила Гаджи Гусейну свое согласие.
Тогда Гаджи Гусейн поспешил к мулле сговориться о заключении брачного договора.
Мулла, как полагается, сказал, что аллах благословляет законный брак. У муллы самого было четыре жены, к ночи он размещал их по четырем углам комнаты, а сам, лежа посреди комнаты, мучимый бессонницей и желаниями, тыкал длинной тростниковой палкой в тот, угол, где спала желанная. Он знал толк в женщинах и считал, что аллах создал их для утехи мужчин. Тайно он читал по-персидски Хафиза, воспевавшего красоту лица и тела женщины. Мулла любил заключать брачные договоры, ибо они сулили ему деньги, и созерцание молодых невест, и свадебное веселье.
И всё же мулла отказал Гаджи Гусейну, поняв из разговора, что Саяре нет шестнадцати лет. Коран, правда, разрешает вступать в браки даже с девятилетними, но мулла был сведущ в советских законах, запрещающих брак до шестнадцати лет, и был осторожен. Гаджи Гусейн, поняв, что мулла хочет набить цену, накидывал ему мелкими суммами, как на базаре, до тех пор, пока мулла не выдержал и не сдался.
— Пойди в больницу, к советскому доктору, — сказал мулла Гаджи Гусейну, — скажи, что дочь родилась до прихода новой власти, пусть доктор даст бумагу, что дочери шестнадцать лет. Тогда я заключу брачный договор, и на старости лет ты будешь окружен внуками, словно камень, окруженный зеленой травой и цветами.
Гаджи Гусейн повел Саяру в больницу, как научил мулла, сказал доктору, что Саяра родилась в Персии шестнадцать лет назад, и что об этом у него была казенная бумага с печатью, но что шахсеваны украли у него эту бумагу, и вот теперь у его дочери есть любимый жених, и она не может выйти замуж без бумаги, что ей шестнадцать лет.
Доктор осмотрел Саяру и сказал Гаджи Гусейну, что не выдаст бумагу, ибо девочке самое большее пятнадцать лет.
Когда Саяра выходила из кабинета, она плотней прикрыла лицо покрывалом, боясь встретиться с Делишад, точно совершила что-то дурное.
«Чего они спорят из-за одного года?» — злился Гаджи Гусейн, выходя из больницы.
А Шейда, точно дразня Гаджи Гусейна, зачастила к ним, ее визгливый голос доводил Гаджи Гусейна до бешенства. И Гаджи Гусейн пошел к Хабибу, высказал ему всё напрямик. Хабиб задумчиво теребил свои мышиные усики, затем сказал, чтобы старик предоставил дело ему, Хабибу. И верно, Хабиб разыскал в городе родственника, архивариуса из загса, поплакался тому, что не может соединиться с любимой девушкой, и дал архивариусу денег, а тот выдал Хабибу свидетельство, что Саяре, дочери Гаджи Гусейна, шестнадцать лет.
Тогда Гаджи Гусейн созвал со всего селения родственников невесты, и они принесли в дом сладкий хлеб, пирожки и мешочки с миндалем. Когда же о сговоре узнали родственники жениха, они тоже, как полагается, поспешили прийти, принося с собой сахар, конфеты, кунжутную и ореховую халву. И в доме Гаджи Гусейна воцарилась «ширни» — сладкая предсвадебная пора, — для того, чтобы жизнь брачущихся была сладкой. Деловито, неторопливо Саяра набивала рот липкой приторной пищей, она чувствовала себя главой торжества и знала, что никто не посмеет ей помешать.
Затем пришел день обручения. С утра ждала Саяра подарков, которые в этот день жених присылает невесте.
