class="p1">Рябов пошел в кладовую, где лежали его тетради, учебники, по которым он готовился к политзанятиям. Там было тихо, звуки смягчались плотными занавесками, закрывавшими полки. Пахло одеждой, сапогами, мылом и махоркой.
Рябов медленно водил пальцем по строчкам. Не обнаружив нужного слова, крутнул головой, усмехнулся: «Ах, шельмец, обманул. Нет в кодексе такого! Правда, сказано: «непримиримость к несправедливости». Но прямого указания нет». Старшина перечитал еще раз все пункты, отложил книгу. «Как ни крути, а он все равно прав. Коли «непримиримость», значит, и допускать такое не положено. Уел он меня, конечно уел! Сам, значит, по кодексу поступил, непримиримость показал. А меня, выходит, в отсталости уличил».
Как-то вечером, решая с командиром роты хозяйственные дела, старшина пожаловался капитану:
— Не встречал я таких, как Мечников. Ершистый, а все делает как надо. И разговоры у него какие-то непонятные: поначалу даже опасные, а вникнешь — вроде правильно говорит.
Рябов, забыв о своих обидах, говорил теперь так, словно от его воодушевления зависело, одобрит капитан Мечникова или нет:
— В субботу зовет Лозицкий Мечникова в увольнение. «Пойдем, говорит, с девахами познакомимся. Трали-вали, где что брали…» А Мечников ему в ответ: «Если бы я к твоей сестре с такими словечками подошел, что бы ты сделал?» — «Я бы тебе показал!» — «Вот и пойди; может, тебе девушка с братом встретится. Желаю ему удачи!»
Капитан улыбнулся, сказал доверительно:
— Знаете, Рябов, я тоже таких солдат раньше не встречал. Наверное, у нас прежде таких просто не было. А этот… Этот — первая ласточка. Он на металлургическом заводе работал в бригаде коммунистического труда. И бригада, видно, была образцовой не только на бумаге… Ты присмотрись, старшина, к парню и поддержи его. А то что ершистый он — так это ничего. Эти, новенькие, все с крепким характером.
* * *
Подошли полковые учения. Командир батальона назначил старшину Рябова возглавлять хозяйственный взвод: штатный командир подразделения находился в отпуске.
К концу первого дня учений Рябов подогнал кухню с ужином к своей роте. В поле запахло дымом. Душистая гречневая каша с мясной подливкой сразу же отодвинула на второй план все треволнения боевого дня. Повеселевшие солдаты получали свои порции и пристраивались неподалеку от кухни — на кочке, на пне, на расстеленной плащ-палатке.
Рябов как дирижер в оркестре. Повар раскладывает кашу. Движение бровей старшины — и тот переключается на разливку чая. Движение бровей означало: получили все, кому положено. Солдат, выдававший хлеб и сахар, повинуясь кивку Рябова, перешел к запасной кухне, где была горячая вода для мытья котелков. Шофер, укрывший брезентом ящик с хлебом, чтоб не пылился, кинулся снимать веревочную оградку, выставленную вокруг кухни перед началом ужина.
Заместитель командира батальона по политчасти капитан Дыночкин, воспользовавшись тем, что люди собрались вместе, решил поговорить с солдатами.
— Учения только начинаются, впереди много трудностей. Вашу роту отметили — смотрите не зазнавайтесь. А как вы думаете, почему командир батальона сегодня объявил благодарность Мечникову?
Рябов насторожился. Несмотря на совет командира роты присмотреться к Мечникову, никак не мог старшина побороть свою неприязнь к солдату.
— Так чем же отличился Мечников?
Рябов знал: капитан Дыночкин зря разговора не заведет. Сейчас он выложит свой главный козырь.
— А вот чем, — продолжал развивать мысль замполит. — Когда ехали на автомобилях, многие из вас дремали. Ну, признавайтесь, дремали? Подняли ведь ночью, по тревоге. Ну и не выспались. А в машине так приятно укачивает.
Солдаты заулыбались.
— Было дело, — крикнул кто-то, и все засмеялись. Замполит подождал минутку и тут же снова завладел общим вниманием.
— А рядовой Мечников не клевал носом — он наблюдал. Кто первый обнаружил разведку противника? Мечников. А когда спешились и пошли в атаку, кто бежал впереди? Опять Мечников. Бежать по мокрой пашне ему было так же тяжело, как и другим, но он не поддался усталости. Дальше. При закреплении рубежа кто первый отрыл окоп? У кого он оказался глубже всех и аккуратнее? Все у того же Мечникова. Вот это и называется — активность. Поэтому командир батальона его и отметил. А если все мы будем так действовать, что получится?
— Поэма! — ответил сидевший напротив капитана солдат, и все опять засмеялись.
— Правильно, — улыбнулся и Дыночкин. — Не работа будет, а сплошное удовольствие, действительно поэма. Подведем итоги: высокая сознательность, труд — удовольствие. Это, товарищи, и есть подступы к коммунизму. А такие, как Мечников, — маяки коммунизма.
«Ишь ты, Мечников-то в маяки выходит, — усмехнулся старшина. — Ох, не закоптил бы этот маяк!»
Когда Рябов собрался уже уезжать в тыл, к нему подошел замполит:
— Завтра, наверное, весь день будет «бой». Смотрите, чтобы горячая пища была трехразовая и без опоздания.
— Как же ей быть без опоздания, товарищ капитан, когда рабочих на кухню до сих пор не выделили? Картошку кто будет чистить? Я с поваром не успею. Да и не положено нам.
— Возьмите из этой роты трех человек, она пока во втором эшелоне. Сейчас я скажу, чтоб выделили.
Сержанты медлили, никому не хотелось отправлять людей на хозяйственные работы. В поле только и учить солдат, а тут вдруг — картошку чистить! Выделили самых нерадивых. Однако Рябова не проведешь.
— Чего я с ними буду делать? — возмущенно жаловался он Дыночкину. — Мне нужно батальон кормить. Пища опоздает — комбат голову снимет, да и вас, товарищ капитан, начальники не похвалят. Давайте вот Мечникова, он уже обученный, себя показал. День поработает — ничего с ним не сделается. А завтра заменим. Из другой роты возьмем.
Капитан согласился. Мечников и с ним еще двое солдат забрались в кузов машины и уехали в тыл. Товарищи проводили их шутками и улыбками.
* * *
Хозяйственный пункт батальона расположился за высоткой, у ручья. Если бы не костер, его, пожалуй, и не найти. Костер плескался красный и яркий. Дыма не было видно: сразу над огнем он смешивался с густыми сумерками.
Мечников помогал повару мыть котлы походной кухни. Старшина Рябов, находившийся поблизости, как всегда, прислушивался к рассуждениям солдата.
— Здорово это в армии придумано — кухонный наряд. Посадили трех хлопцев: один варит, другой кочегарит, третий картошку чистит. И сразу — порядок. Триста человек могут прийти и поесть за двадцать минут!
— А кто же это первый придумал? — спросил вдруг неожиданно для самого себя старшина.
— Не знаю. Римляне, наверное, они мужики толковые были.
Мечников помолчал, выпрямился, оглянулся, будто искал в темноте старшину. Потом, опять согнувшись, заговорил:
— Придумано, конечно, здорово. Но не кажется ли вам, товарищ старшина, что за две тысячи лет можно было изобрести и еще кое-что более совершенное? Уж и рабство миновало, и феодализм, и капитализм, и даже социализм проходит, а
