— Мистер Стэнфорд дал мне один совет, — усмехнулся Фрэнк. — Почему бы вам, говорит, не уехать в Канаду, на «Авро»? Даже предложил свою помощь в устройстве.
— Гм, — сказал Делонг. — В самом деле, «Авро»… Мы с ним работали там во время войны. Помочь с этим делом мог бы и я, незачем обращаться к Стэнфорду…
— Но что мне делать в Канаде? — Фрэнк развел руками. — Извините, сэр, я ничего плохого не хочу сказать о вашей родине, но работать для чужой страны… — Он запнулся, поняв, что сказал бестактность: сам Делонг уже много лет работал в Штатах. — Простите, я не имею в виду вас…
— Ничего, сынок, — улыбнулся Делонг. — Я давно уже стал космополитом. В молодости работал во Франции, за что и был наказан — меня там женили…
— И с каким трудом! — Мадам Жаклин рассмеялась. — Мой мальчик, если бы вы только знали, каких хлопот мне это стоило! Но, как говорится, чего хочет женщина — хочет дьявол, и мой Этьен все-таки вошел в мышеловку. Правда, при этом он настороженно пошевеливал усами — тогда он еще носил роскошные усы! Какие это были усы, mon Dieu! Из-за них все и началось.
— А потом мне приходилось таскаться повсюду, — невозмутимо продолжал Делонг. — Я побывал даже в Аргентине — о, вот кстати! Вас ждут письма из Байреса, сынок, одно пришло недели две назад, а другое вчера…
Он поднялся и вышел в свой кабинет.
— У вас там девушка, не правда ли? — спросила мадам Жаклин, заговорщически улыбаясь. — Любовь?
— Просто дружба, — сказал Фрэнк.
— О-ля-ля, дружба! Не рассказывайте мне сказок. Какая там может быть дружба между девушкой и молодым человеком!
— Я говорю правду, мэм, — сказал Фрэнк. — Действительно, раньше это было… несколько иначе, но сейчас между нами просто дружеские отношения.
— Франклэн, вы ребенок! Запомните хорошо одну вещь — если девушка действительно перестала любить, она никогда не станет продолжать «дружеские отношения» и поддерживать переписку.
Делонг вернулся и протянул Фрэнку два конверта с бело-голубой аргентинской каймой.
— От нее? — спросил он, обменявшись с женой многозначительными взглядами. Фрэнк понял, что они уже достаточно обсуждали эту переписку.
— Да, это от мисс Альварадо, — сказал он, пряча письма в карман.
— Можете прочитать сейчас, мы не обидимся, — добродушно сказал Делонг.
— Что ты понимаешь! — подскочила мадам Жаклин. — Мсье Франклэн хочет насладиться ими дома, в тишине и одиночестве. Очень интересно читать письма от девушки, когда рядом сидят два любопытных старика!
— Кстати, как у вас с жильем? — спросил Делонг. — Вы говорили, что со старой квартиры уже съехали?
— Да, поживу пока в комнате Баттерстона, он в отпуске.
— Верно, он уехал вчера и еще спрашивал о вас. Я сказал, что, наверное, вы устроились, раз ничего не пишете. Ну-ну. А то могли бы поселиться и у нас, комната наверху все равно пустует.
— Спасибо, зачем же я буду вас стеснять? — сказал Фрэнк.
— И зачем мы будем стеснять мсье Франклэна? — подхватила мадам Жаклин. — Ты со своим Бахом, я с моей болтовней! Кроме того, к молодому человеку должны ходить девушки, он будет стесняться.
— Кстати, о девушках, — сказал Делонг. — Вам передает большой привет блондинка из Грейт-Салинас. Та, что в аптеке, помните?
— Voila! — сказала мадам Жаклин. — А ты говоришь — поселиться у нас.
— Вы были в Грейт-Салинас? — спросил Фрэнк.
— Да, на прошлой неделе.
— Ну как там?
— Все то же. — Делонг пожал плечами. — Та же спешка, та же лихорадка. С нами недавно чуть не произошло то самое, что случилось на Новый год с высотным разведчиком «Локхида», помните? И те же причины — командование требует новых машин, сроки испытаний сжаты до абсолютного минимума, на заводах делается черт знает что…
— Вы думаете, дело все же идет к войне? — помолчав, спросил Фрэнк.
— Нет, этого я, к счастью, не думаю, — сказал Делонг. — Просто выяснилось наше чудовищное отставание от русских. Я читал секретный отчет миссии Туайнинга… В Москве им показали такое; что у генерала отвисла челюсть. И будьте уверены, показали далеко не все.
Фрэнк спросил разрешения у хозяйки и закурил.
— Да, — сказал он, невесело усмехнувшись. — А вы говорите — ехать за границу…
— Сынок, сынок, — Делонг покачал головой. — Вы слишком наивны. Я уже не говорю о том, что возможность работать в Штатах для вас закрыта так или иначе… и, может быть, это к лучшему. Вы как-то спросили меня, какие выводы можно было сделать из той новогодней истории, и я посоветовал вам подумать над этим самому. Наверное, мне следовало все же поделиться с вами моим собственным опытом. Видите ли, я прекрасно все понимаю — желание работать для обороны своей страны и тому подобное. Но, так или иначе, наша работа стала сейчас грязным делом. Это парадокс, я понимаю, и парадокс трагический. Наверное, это вытекает из парадоксальности всего нашего времени, всей нашей системы жизни, нашего строя. Мы хотим приносить пользу стране, а в результате наши усилия день за днем приближают мир к катастрофе. Разве эта гонка вооружений действительно диктуется интересами безопасности? Это же игра, сынок, самая грязная политическая и финансовая игра…
— Я тебе давно говорила — брось все это к черту, — хладнокровно сказала мадам Жаклин, тоже закуривая.
— Мне скоро на пенсию, — возразил Делонг. — Мы с тобой, дорогая, не накопили состояния, я не хочу, чтобы ты на старости лет осталась нищей. Но если бы я был моложе… Если бы я понял все это несколькими годами раньше…
— Vaut mieux tard que jamais[107], — сказала мадам Жаклин. — Мальчики, я приготовлю коктейль.
— Недавно в одном городке, в Калифорнии, — медленно сказал Фрэнк, словно думая вслух, — я видел, как дети играли с ручной белкой — угощали ее мороженым и всякие такие штуки…
— О, бедное животное, — сочувственно сказала мадам Жаклин, доставая бутылки.
— И я вдруг представил себе — совершенно ясно, словно увидел, — как вот в такое же солнечное утро к этому городу и к этим детям приближается где-то в стратосфере чужой атомоносец. Ведь это моя страна, поймите!
— Вы что же, думаете, что дети играют только в американских городах? — усмехнулся Делонг. — И что только американцы способны тревожиться о их будущем? А русские, по-вашему, не могут представить себе, как к их детям приближается наш В-52? Это круг страха и реакции на страх, проклятый заколдованный круг, и лучше вырваться из него, пока не поздно. Если случится худшее, если начнется война — вы так или иначе будете защищать свою страну, никто в этом не сомневается. Но участвовать в коллективном безумии…
Он не договорил и покачал головой. Мадам Жаклин подкатила столик с напитками и снова уселась рядом с мужем.
— Хватит мрачных разговоров, — сказала она. — Я хочу напиться! А вам совет, мой мальчик, — плюньте на все и уезжайте в Аргентину. Зачем вам Канада? Как нам понравилась Аргентина! Помнишь, Этьен? Выпьем, мальчики. За то, чтобы не было войны!
Они выпили.
— Вообще-то это мысль, — сказал Делонг, доставая свою трубку. — В самом деле, Канада… В Канаде, конечно, есть авиационная промышленность, но там достаточно и своих инженеров. Тогда как менее индустриальная страна… Там всегда больше возможностей. На вашем месте, сынок, я бы над этим подумал…
Вернувшись домой уже за полночь, Фрэнк достал оба письма. Одно было проштемпелевано первым июля, второе — двенадцатым. Он вскрыл первое.
«Дорогой Фрэнк, я давно вам не писала, так как ждала, что вы сообщите о своем месте работы. Неужели ничего не нашли? Удивительно, что в такой стране, как Соединенные Штаты, инженеру трудно устроиться, и еще с такой нужной специальностью. Вы не думаете, что это может быть связано с вашей пресс-конференцией?
Поздравляю вас с Четвертым июля. Вы знаете, у нас ведь тоже праздник почти одновременно — Девятое июля. Правда, это называется День Флага, но все равно это тоже праздник Независимости. И удивительно — во Франции тоже праздник, четырнадцатого. Какое совпадение, правда? Июль — это просто сплошной месяц Независимости.
Надо сказать, он у нас довольно неуютный — очень холодно, все время туман и дожди. Я страшно мерзну. Очень довольна своей работой, хотя она, конечно, несколько своеобразна и я не сразу к ней привыкла. Мы все время имеем дело со всякими случаями нарушений трудового законодательства — то кого-то незаконно уволили, то где-то снизили расценки. Но это, конечно, гораздо интереснее, чем, например, прошлая моя работа — в позапрошлом году.
Я очень боялась, как сложатся мои отношения с рабочими, — я ведь их совершенно до сих пор не знала. Представьте, все оказалось гораздо проще, чем я думала. В профсоюзе принято называть друг друга не «сеньор», а «компаньеро» — это имеет несколько иной оттенок, чем слово «товарищ», но смысл почти тот же. Так вот, меня теперь тоже все называют «компаньера Альварадо», а те, кто бывает у нас часто, — делегаты с фабрик, например, — просто «компаньера Беатрис». Вы не можете себе представить, как приятно это слышать. Может быть, я покажусь вам сентиментальной девчонкой?
