Ознакомительная версия.
Эти звуки становились отчетливее, и вскоре в кустах раздался горький вздох, затем он повторился, перешел в вой и замер.
«Волки!» – подумала Дина, и страшно стало ей темной ночью погибнуть нелепой, бесславной смертью. Теперь, когда так неожиданно избежала она смерти, жизнь казалась особенно прекрасной.
Вой повторился ближе. Сначала он слышался из глубины леса, с левой стороны дороги, потом раздался в кустарниках болота справа.
На мгновение забыв о другом, не менее страшном враге, Дина во весь рост остановилась на дороге. Она была уже близко от своих, близко настолько, что можно было кричать – звать на помощь, но эта мысль даже не пришла ей в голову, криком она могла выдать товарищей.
Из-за леса встала луна. Ветер утих. На просветленном небе вспыхнули звезды, засеребрился, заиграл в кустах снег. Медленно растаяли тени, и из мрака выросли стройные сосны, покрытые белыми шапками искрящегося снега.
Ночь была сказочно красива, но Дина не замечала этого – она напряженно искала выход из создавшегося положения и не находила его.
Из кустарника на дорогу упала безобразная тень, и вой послышался совсем рядом с девочкой. Она замерла, не отрывая глаз от страшной тени.
Другая тень скользнула по стволам деревьев, зашевелилась в отдалении и замерла.
Щелкая зубами и сильно хромая, прямо на дорогу вышел зверь. В ярком свете луны был виден его опущенный хвост.
С ужасом пятясь от страшного зверя, Дина вскрикнула. Зверь сел, поднял кверху морду и завыл. Тень в рытвине зашевелилась, двинулась ближе. Дина шагнула к болоту, но там в кустах, совсем близко от нее, щелкнули челюсти страшной пасти и загорелись два зеленоватых огонька. Тень из кустов подвинулась на дорогу.
Так медленно, шаг за шагом, звери сжимали кольцо, и когда расстояние не более трех шагов отделяло их от Дины, хромой зверь вдруг по-собачьи взвизгнул, бросился к окаменевшей от ужаса девочке и начал ласкаться, тереться боками об ее ноги.
– Космач! – прошептала Дина, заплакала и бросилась обнимать собаку. Бабушкин пес казался ей сейчас дороже всего на свете. Она целовала его морду, гладила мохнатую спину и совсем забыла о том, что опасность не полностью миновала и два озверелых, голодных пса, несмотря на измену вожака, по-прежнему считали ее своей добычей.
На мгновение звери остановились, видимо не понимая поведения Космача, затем заворчали и, опустив морды и поджав хвосты, медленно стали подходить к девочке.
Но Дине уже не было так страшно, она верила в защиту Космача и не ошиблась в этом. Космач грозно зарычал и шагнул навстречу одичалым псам. Один из них отступил, а другой, ощетинясь, захлебываясь и рыча, стал боком к Космачу и готовился напасть на него. Но Космач был больше и сильнее его. Он бросился вперед, рванул его за бок, и пес с воем покатился по снегу. Затем проворно поднялся и, поджав хвост, огрызаясь и повизгивая, вслед за другим скрылся в лесу.
* * *
Знакомая тропа вывела Дину и Космача к стройной многолетней сосне. Дина внимательно огляделась по сторонам. С севера, юга и востока глухой стеной стоял лес. Впереди, окруженный кочкарником и болотом, лежал заросший кустарником островок. Летом сюда не ступала человеческая нога. Здесь была трясина, и в Груздевке эти места прозвали Гиблым углом.
На островке в землянке скрывался партизанский отряд «Чертова дюжина». Осенью партизаны чувствовали себя вне опасности – ни зверь, ни человек не могли проникнуть через трясину. Сами они ходили по тайной тропке. Зимой опасность каждую минуту грозила юным партизанам. Трясина замерзла, и остров стал доступным.
Дина внимательно оглядывала лес. Она боялась показать врагу дорогу на островок.
В эту ночь в дозоре на густо заросшей ели сидел Толя Зайцев. Он издалека увидел приближающихся к островку девочку и собаку и хотел было подать сигнал тревоги. Сигналом служил колокольчик в землянке, от которого через весь островок к ели была протянута веревка. Толя протянул руку к веревке, но остановился, не веря собственным глазам. Он снял очки, протер их и снова надел.
К островку шла Дина. Она увидела Толю и тихо засмеялась.
– Не узнал? – вполголоса спросила она.
Толя спрыгнул с дерева и все еще молча смотрел на нее – черную и похудевшую.
Ее появление Толе казалось невероятным. Ребята знали о том, что Дину Затееву приговорили к смертной казни, и каждый по-своему оплакивал ее.
– Ты жива? – наконец сказал Толя.
Но Дина не ответила ему. Она глядела на него счастливыми глазами. Она только в эту минуту по-настоящему поняла, что осталась жива. Но неожиданно мысли ее смешались, перед глазами все завертелось и поплыло куда-то.
– Я хочу спать, – сказала Дина и опустилась на землю.
– Постой… Ты дойди до землянки.
– Не могу… Я хочу спать, – плача и счастливо улыбаясь, повторила она и, прижавшись мокрой щекой к запорошенной снегом сосне, уснула.
В это утро, первый раз за все существование «Чертовой дюжины», часовой ушел с поста. С трудом он поднял с земли спящую девочку и, пошатываясь, понес ее в глубь островка. Космач поплелся за ним.
К великому будущему, к Прохоровским миллионам!
Вторую неделю Мирошка жил в городе и работал на побегушках у городского головы Вавилы Сергеевича Прохорова. В город он пошел по заданию партизанского отряда, но на собственный риск, ввиду важных обстоятельств, изменил план своих действий.
Прохоров слыл по городу человеком хитрым и озлобленным. Говорили, что сюда он пришел вместе с фашистскими полчищами не из желания выслужиться перед немцами, а с другой целью. Он стремился в глубь России и радовался каждой победе немецких войск; говорили, что он имел документ от фашистского командования, в котором был изложен приказ о том, чтобы Вавиле Сергеевичу Прохорову не препятствовали двигаться вместе с войсками. И ему не препятствовали. Как только немецкие войска продвинулись дальше, Прохоров получил назначение во вновь завоеванный город.
Он собирался в самом хорошем расположении духа, шутил с Мирошкой, насвистывал и пел старинные русские романсы.
Он ходил по комнате в нижней, расстегнутой на груди рубашке, в мягких меховых чувяках.
У него была вкрадчивая походка, точно он боялся кого-то разбудить или хотел что-то подслушать.
– Так-то, друг Мирошка, жаль, что ты со мной не едешь! – с искренним сожалением говорил Прохоров, укладывая белье в чемодан.
В привязанности Мирошки он не сомневался. Однажды ночью кто-то поджег дом Вавилы Сергеевича Прохорова. Старый дом, со всех сторон обложенный соломой, вспыхнул, как порох, и городской голова неизбежно погиб бы, если бы не Мирошка. Верный слуга разбудил хозяина и отважно из пламени вытащил чемодан, который Прохоров хранил пуще своих глаз.
Мирошка молча стоял у окна, наблюдая за хозяином.
Вавила Сергеевич запер чемодан и положил ключ в боковой карман френча, висевшего на спинке стула.
– Каждый шаг немцев, мой друг, это мой шаг к великому будущему, к миллионам. Немецкое правительство это понимает с точки зрения собственной выгоды. Я им обязан, мой друг. Понятно?
Он посмотрел в лицо Мирошке (а тот намеренно изобразил на нем тупое удивление) и безнадежно махнул рукой.
– Молод ты еще, Мирошка, да еще глуп в придачу.
Он хотел сказать что-то еще, но в дверь постучала хозяйка и позвала его посмотреть полученные на дорогу продукты.
Прохоров вышел. Он любил вкусно покушать, и Мирошка знал, что теперь он надолго займется с хозяйкой.
Мирошка с волнением взглянул на дверь. Наконец-то настал миг, ради которого он так долго жил под крышей врага, прислуживал ему.
Неслышно ступая, он подошел к стулу, из френча вытащил ключ и подкрался к чемодану. Но в это время за дверью послышался шорох вкрадчивых шагов Прохорова. Мирошка отскочил к окну и, чтобы скрыть растерянность, наклонился, сдернул сапог, будто перевертывал сбившуюся портянку.
Вавила Сергеевич взял со стола какую-то бумажку, потом, к ужасу мальчика, подошел к стулу, снял френч и со словами: «Холодновато!» – накинул его на плечи. Он постоял в раздумье еще несколько секунд и вышел.
Мирошка бросился к чемодану, вставил ключ в замок и стал вертеть его в разные стороны. Замок не отмыкался. Он попробовал вытащить ключ, но и это оказалось невозможным.
Время шло, и Мирошка с отчаянием ждал, что сейчас войдет Прохоров и застанет его на месте преступления. Но вот замок щелкнул и открылся.
Мирошка подбежал к двери, прислушался. Из кухни доносились оживленные голоса Прохорова и хозяйки.
Он вернулся к чемодану, открыл крышку и, перебирая белье, блокноты, книги, стал искать небольшую серую папку. Наконец, он нащупал ее в самом низу, вытащил наверх, вынул из нее лист лощеной, хрустящей бумаги, свернул вчетверо, сунул его за пазуху, поспешно уложил вещи в чемодан и замкнул.
Все было сделано, но сердце тревожно колотилось в груди и руки дрожали.
«Что же теперь? – думал Мирошка. – Бежать? Нет, это может вызвать подозрение. Нужно успокоиться и, как было намечено сначала, проводить его до машины… А вдруг он обнаружит сейчас пропажу ключа, что тогда?»
Ознакомительная версия.
