— А вам она зачем, эта Иванова? По службе что-нибудь?
— Нет… То есть да… Вернее, нет… Но скорее именно да… Смотря как, если…
— Вы с ней заранее договорились о встрече здесь?
— Нет. Но я слыхал, что она сюда поехала.
— Где слыхали?
— В районе.
— В каком районе?
На этот вопрос ему тоже пришлось бы очень долго ждать ответа, если бы я не догадался добавить к сказанному:
— Мне там объяснили, что она побывает в трех местах и после этого поедет в колхоз «Рассвет».
— В колхоз «Рассвет»? А где этот колхоз «Рассвет»?
Тут я поднялся с места и тоже выразил удивление. Теперь я уже начал догадываться кое о чем. Я спросил его:
— А как ваш колхоз называется?
Но он мне уже не ответил, шевеля мускулами на углах челюстей, и в его глубоко упрятанных темно-серых глазах затаился ледяной холод. Вместо ответа он вдруг потребовал:
— Будьте добры, покажите ваши документы.
Я помедлил немного, спрашивая сам себя, имеет ли он право требовать от меня документы, и решил, что, пожалуй, имеет. Как-никак он старший тут над несколькими деревнями и представляет немалую власть. А он повторил еще более строго:
— Документы, прошу вас!
Я достал из бумажника свой временный одногодичный паспорт и подал ему. Он просмотрел его очень внимательно, потом взглянул на меня, чтобы сверить мое сходство с фотокарточкой, и опять просмотрел весь паспорт от начала до конца, задерживаясь на тех местах, где было обозначено место моего рождения и где стояли штампы прописки и места работы. Он даже посмотрел на свет листки паспорта, а потом спросил:
— Больше у вас ничего нет?
Я достал пропуск с места работы, в который была вложена справка, указывающая, с какого числа и по какое я ушел в отпуск. Он просмотрел и эти два документа, а потом опять уставился своими глазницами на мой бумажник, словно ожидая, что я извлеку оттуда еще что-то. Но там уже ничего не было, кроме денег. Правда, была еще бумажка, помеченная штампом их Министерства внутренних дел. Однако ее мне не хотелось показывать. Она разоблачала меня перед всеми русскими, поясняя, кто я и что. А главное — по этой бумажке они могли увидеть, что попал я к ним из Финляндии совсем недавно и, значит, во время войны был на той стороне. А находясь на той стороне, я, конечно, воевал против них. А что значит — воевал? Это значит — стрелял в них на фронте, протаскивал на их землю гитлеровских завоевателей, кидал кое-кому нож в спину и терзал в своих лагерях пленных русских солдат. Вот что она им открывала, эта бумажка, и боже упаси было ей попасть в руки того Ивана или в руки кого-нибудь из тех, кто побывал в наших лагерях! Помня это, я даже не пытался вытянуть ее из бумажника. Ведь я не знал, кто сидел передо мной. А вдруг его звали Иваном? А вдруг ему ногу подбили в далекой Карелии при содействии Арви Сайтури? Но он уже сам заметил бумажку и спросил:
— Что это там у вас еще? Покажите.
Пришлось протянуть ему бумажку, и она-то оказалась той самой, с которой мне следовало начинать. Эту бумажку он тоже перечитал дважды, после чего вернул мне все документы. Я продолжал стоять, ожидая себе приговора. А он сидел и думал о чем-то. Но похоже было, что там немного вроде как бы потеплело, в его глубоких глазницах, и бугры на углах его челюстей стали менее жесткими. Похоже было также, что мысли его на время ушли куда-то далеко из этой комнаты. Но вот они снова вернулись в эту комнату, и он спросил:
— А кто вам сказал, что это колхоз «Рассвет»?
— Ваш водитель.
— Водитель? — Он повернулся на стуле и крикнул в первую комнату: — Нюра! Загляни в гараж, и если Алексей там, пусть зайдет в контору. Скажи: дело есть важное. — И, воткнув опять в меня свои колючие глаза, кивнул на стул: — А вы садитесь. Чего стоять-то?
Он занялся какими-то бумагами на столе. А я сел, убрав свои документы и уже заранее предвидя, что неведомые злые силы опять разъединили меня с моей женщиной.
Скоро в контору вошел водитель, и председатель спросил его:
— Алексей, это ты сказал гражданину, что наш колхоз называется «Рассвет»?
Тот отрицательно качнул головой:
— Нет, не говорил.
Но я запротестовал:
— Как нет? Вы же сказали…
— Я сказал?
— Да, помните, я спросил вас, куда вы едете, а вы сказали…
— Что я сказал?
— Что в колхоз «Рассвет».
— Нет. Не говорил я этого.
Председатель развел руками:
— Я же говорю, не мог он этого сказать.
Но я не мог с этим примириться и стал вспоминать подробно:
— Как же так? Я хорошо помню. Мне в райсовете показали на машину у Дома крестьянина. Их четыре было. И мне сказали, что вот одна из них идет в колхоз «Рассвет». Я подошел и спросил у вас. Вы еще мотор проверяли…
— Что вы спросили?
— Я спросил: «Вы до «Рассвета» едете?». И вы ответили: «Да».
— Правильно. Это я сказал. Верно. Потому что мы с Серегой действительно договорились выехать из Волоховки до рассвета, чтобы успеть домой к ночи.
Тут председатель откинулся на спинку стула и загрохотал густым, басистым смехом, показав такие крупные и широкие зубы, какие только и годились для его челюстей. При этом в его глубоко сидящих глазах совсем потеплело. Водитель тоже улыбнулся, покосившись в мою сторону. Пришлось и мне посмеяться немного, хотя веселого тут было мало.
Когда водитель ушел, председатель опять нацелился в меня своими темными впадинами, из которых теперь уже не струились такие холодные потоки, как вначале. Пробарабанив пальцами по столу, он сказал:
— Н-да… Вот вам и «Рассвет».
Я промолчал. И в это время мне вспомнился лес, где мы ночевали накануне у маленькой реки. Там к бородатому бандиту жена и дочь приехали на телеге от станции железной дороги. Может быть, и здесь где-нибудь недалеко пролегала железная дорога, по которой я смог бы вернуться прямо в Ленинград. Надо было спросить его об этом. Но пока я подбирал в голове слова для этого вопроса, он задал свой:
— А каков он собой, тот колхоз «Рассвет», который вам рекомендовала ваша депутатка? Чем он знаменит?
Странные вопросы он задавал. Откуда мне было знать, каков у них в России тот или иной колхоз? С таким же успехом он мог меня спросить, как выглядит хозяйство у короля зулусов. И когда я пожал плечами, он спросил:
— Вы еще в нем не бывали?
— Нет…
— И если бы она пригласила вас в какой-нибудь другой колхоз, вы и к нему отнеслись бы с тем же интересом?
— Да.
Это я мог сказать, не кривя душой. Да, действительно, любое место на земле становилось для меня интересным, если там появлялась моя женщина, будь это деревня или город, пустыня Сахара или Северный полюс. Но сейчас меня больше интересовала железная дорога. О ней мне хотелось расспросить его подробнее. Но в это время он сказал:
— Я так и понял. Дело не в том или ином колхозе, а в общем знакомстве с жизнью советского народа. Судя по вашим документам, с городской жизнью вы ознакомились вполне и теперь отпуск свой решили использовать для знакомства с нашей советской деревней. Так я понял вашу задачу?
— Так…
Я не совсем внимательно его слушал, занятый мыслями о железной дороге. А он тем временем пришел к такому выводу:
— И не велика беда, если находится деревня не под Ленинградом, а под Ярославлем. Верно?
— Да…
— Вот и договорились. Поживете у нас дней пяток, а там и в «Рассвет» можете ехать для сравнения. Но не думаю, чтобы у них оказалось больше примечательного. У нас тоже найдете немало такого, о чем стоит порассказать вашим землякам, когда к ним вернетесь. Вы сейчас обождите тут малость. Я справлю кое-какие дела, и тогда вместе пойдем.
Он вышел, припадая на правую ногу, а я остался сидеть возле его стола. И, сидя возле его стола, я ударил себя несколько раз кулаком по голове.
В дверях показалась девушка. Она спросила:
— Упало что-то?
Я промолчал. Может быть, и упало. Но где упало и что упало? Упало внутри меня, если уж быть в какой-то мере точным.
Она вернулась в первую комнату и принялась убирать со своего стола в шкаф бумаги и папки. С улицы в ее комнату вошла пожилая женщина с ведром, полным горячей воды, в которой плавала тряпка. Она сказала:
— Скоро вы мне помещение освободите? Не успею дотемна вымыть.
Я встал и с готовностью направился к выходу из конторы. В голове у меня мигом ожили опять мысли о железной дороге. Но девушка в первой комнате подвинула мне стул и сказала:
— А вы здесь обождите. Он сейчас придет.
И пока она прибирала в задней комнате стол председателя, а пожилая женщина там же мыла пол, я сидел в первой комнате, поглядывая то на окно, то на дверь. На окно я поглядывал чаще, потому что оно было открыто. Я даже встал с места и, опираясь руками о подоконник, выглянул на деревенскую улицу. Окно было всего в полутора метрах от земли, и мимо окна по улице проходили туда и сюда люди. Пришлось отойти от окна и переключить свое внимание на дверь.
