Вопросы!
— Давай его!
Через зал к сцене прошел молодой подвижной хлопец и остановился. Студенты заговорили между собой. Секретарь успокоил комсомольцев.
— Кто имеет вопросы? Задавайте... Только тише!
Посыпались вопросы.
— Где живут родители?
— Как давно порвал с родителями, до техникума или после?
— Какую активную работу вел у себя в селе?
— Кто тебя знает из партийцев?
— Подробно пусть ответит!..
Кисляк поднялся на сцену и начал отвечать па вопросы.
Он волновался, поминутно поднимал ко лбу руку и приглаживал чернявые волосы.
— ...А сейчас,— говорил он,— я лучше подробно про все расскажу. Мои родители торговцы. Торговал отец и в старое время, и торгует теперь, целый магазин имеет. Я закончил семилетку. В школе я был пионером. Выполнял, насколько мог, активную пионерскую работу и общественную работу у себя в районе... Тогда я еще жил с родителями. Я был еще ребенком, несознательным совсем. Потом начал думать о том, как быть? Я долго проверял себя. Я мог бы быть таким же торговцем, как отец, но я пришел к единственному выводу, что мне с отцом не по пути, что мое место не в магазине, что у меня с родителями разные пути. Порвал с родителями два с половиною года тому назад, и после этого, через некоторое время меня районо направило в техникум. Сам я хотел пойти куда-нибудь на работу, но это было невозможно... Меня хорошо знает товарищ Пипиков, партиец, пусть он скажет, как я относился к родителям...
Кисляк отошел немного в сторону и стал. Зал опять молчал минуту, будто не зная, как реагировать на слова Кисляка, а затем прорвались более дружные, чем в первый раз аплодисменты. Алесь сидел до этого позади. После аплодисментов он пересел вперед. Кто-то крикнул из зала.
— Тише вы, хлопуны! Все чтобы хлопать в ладошки. Мозоли скоро будут...
На сцену вышел Пипиков. Он совсем не намеревался говорить по делу Кисляка, но поскольку тот назвал его, надо выступать. Но он был не подготовлен.
— Я знаю товарища Кисляка. Он порвал с родителями еще раньше. Этот поступок, свидетельствующий лучше всего о товарище. Иное дело, если бы он порвал, скажем, с родителями в двадцатом году, когда еще не было нэпа, тогда он это мог бы сделать, чтобы примазаться, а сейчас он имел полную возможность жить господином, как родители, но он порвал с родителями, отрекся от них. Я знаю, он активно работал. Он, безусловно, может быть в комсомоле...
Кто-то захохотал в зале. Кто-то бросил реплику.
— Ну и убедил!..
Кто-то предложил принять Кисляка в комсомол.
После этого выступил один из членов бюро ячейки.
— Я прошу слова... Я считаю, что мы не совсем серьезно подходим к этому вопросу. Я не имею никаких мотивов, вернее, доказательств, но считал и считаю, что в комсомол Кисляку еще рано. Порвать с родителями-торговцами не такое уж геройство, как думают некоторые товарищи...
Его перебили.
— Если нет мотивов, зачем вылезаешь?
— А ты разве испытал, что это за геройство?
Комсомолец продолжал.
— ...Пусть поработает еще, в комсомол успеет. Пусть покажет себя.
— Правильно,— крикнул Алесь,— пусть докажет, что он порвал с торговцами-родителями, а то слова, брат!..
В зале зашумели. Опять выступил секретарь ячейки.
Он обратился прежде всего к Алесю.
— Я не знаю, что Алесь хочет от товарища?
— Я скажу, что я хочу,— ответил Алесь.
— ...Мы имеем дело с товарищем,— продолжал секретарь,— который порвал, я подчеркиваю, который порвал с родителям-торговцамн. Нельзя же обвинять товарища в том, что он родился от торговца.
— Я не в том его обвиняю,— ответил Алесь.— Но у нас бывает так, что примем, не зная, а потом...
— Товарища знают, если бы никто не знал, а то... Надо же слушать, что говорил Пипиков, член партии...
— Я слышал, но Пипиков меня не убедил.
— Ну, тогда скажи, чего ты хочешь, и пускай он скажет. Я полагаю, чтобы Алесь и Никита сказали собранию, чего они хотят...
— Да иди ты, я сказал, чего я хочу, и все.
В зале засмеялись.
— Если так, я голосую. Кто за то, чтобы постановление бюро ячейки утвердить? Считайте... Кто против... воздержался?..
В зале было тихо. Подсчитывали голоса.
— Двадцать два — за и девятнадцать — против. Принимается.
* * *
В городе, где служил Денис Смачный, было техническое учебное заведение типа техникума. В этом году набирали туда всего сорок пять человек учащихся. Отбор был самый строгий.
Сын Смачного только закончил семилетку, и Смачный хотел, чтобы сын обязательно попал в это учреждение, а не в какое-нибудь другое.
Вечером Смачный написал сыну заявление, подобрал необходимые документы и решил сам сходить к директору учебного заведения и поговорить с ним о сыне. «Хоть он и беспартийный,— думал Смачный,— это даже и лучше, легче будет с ним разговаривать. Человек он известный, пользуется влиянием и может все сделать... Преступления я этим никакого не совершаю...»
Улучив время, Смачный пошел к директору. Когда зашел в кабинет, запросто подал директору руку.
— Добрый день, Артем Семенович. Простите, что я прямо так к вам. Я — Смачный, работаю в...
— Садитесь. Очень рад. Чем могу быть полезен?..
Смачный сел и снял фуражку.
— Еще раз простите меня, Артем Семенович. Я к вам по очень щепетильному вопросу. Относительно своего сына...
— Так, так...
— Сын хочет учиться только в вашем заведении и больше нигде...
Директор не понимал Смачного, не знал, что тот хочет.
Смачный сбился, заметив удивленный взгляд директора, и перевел разговор па другое.
— На днях я получил письмо от одного знакомого студента, агронома. Пишет, что у них разоблачили и исключили из техникума сына бывшего крупного помещика.
Директор уже совсем не понимал Смачного, но слушал и даже вставил свое замечание.
— Да, да. Исключают. Бывают случаи.
— Но я считаю это не совсем нормальным...
— Что? Смотря какой факт. С кем имеем дело...
— Я согласен. Но можно ли так ставить вопрос, чтобы не дать образования детям социально чуждых нам групп населения?
Директор молчал.
— Я это говорю потому, что у нас в этом вопросе очень пересаливают, перегибают палку...
— Может быть, может быть. Наверное, так бывает...
— Да, да. Я знаю много фактов, убедительных фактов.
— А вы возьмите хотя бы вопрос так называемой пролетаризации. Вы знаете, как это получается?
Смачный хотел во что бы
