и толкнул полуоткрытую форточку.
В комнате свалены рюкзаки, ящики, инструменты. На козлах лодочный мотор. Запах жженой сырой травы — от мошки и комаров. Геологов было двое, и они, конечно, еще спали.
Один был укрыт с головой одеялом, второй едва умещался на койке, на его руке я разглядел татуировку.
— Подъем, — сказал я. — Тревога.
Оба геолога сели и уставились на меня.
— Доброе утро. Меня зовут Валя. Открывайте, нужно поговорить.
— А, — сказал первый геолог, — ты с маяка. Это к тебе, что ли, ездили Зоя и Карина Александровна?
— Да.
Он встал, прогрохотал в сенях засовом и открыл дверь.
— Входи. Будем знакомы, — И улыбнулся: — Меня Васей, а его, — он кивнул на верзилу, — Коленькой зовут.
— Надо спешить, ребята, — сказал я.
— С чего б это? — спросил Коленька и упал на подушку.
— Жора и Маркел, — сказал я.
— Мы знаем, — сказал Вася. — Карина Александровна послала радиограмму в Оссору властям и всех предупредила.
— О чем?
— Что Жора ушел и нужно быть настороже, если он появится. Мы вот наблюдаем на своем участке. Сегодня должен быть либо катер, либо вертолет. С милицией.
— Мерзавец, — сказал Коленька. — Побил всех мужиков на базе. Зойку отлупил и смылся. Позавчера было дело.
— А Маркел?
— С позавчера нетути, никто не видел. Тоже смылся… Жору не достанешь, он пташка стреляная. Мы его все боимся. Преступник. Два раза судился, и все за разбой и насилие над мирной человеческой личностью. Он и меня мог ограбить или даже просто обидеть.
— Тебя обидишь, — сказал Вася. — Тот долго не проживет, кто тебя обидит… У них сначала все ладно было, — продолжал Вася. — А потом что-то они не поделили. Маркел шарахаться начал от Жоры. Как я понял, дело в лисьих шкурах и бочонке икры. И еще в чем-то, я не знаю… Жора обещал Маркелу наш лодочный мотор, когда будем отсюда сниматься. Вот уж не знаю, как бы он это сделал.
— Сде-елал бы, — сказал Коленька. — Преступник. Спер в лагере бинокль. Не спер, а так… замылил — взял вроде игрушки поносить и сказал, что потерялся. Тоже для Маркела.
— Коленька, а где твой охотничий нож из крупповской стали? Тоже бизнес?
— Все-то ты знаешь, а?
— Слушайте, — сказал я, — Маркела нужно найти. Как можно быстрее, чтобы не опоздать… если уже не опоздали.
— Что ты предлагаешь, Валя?
— Я бегу в Островное…
— Ты же хромаешь, Валя, как ты побежишь? — посочувствовал Коленька.
— У нас в ручье лодка, и мотор на ходу, — предложил Вася. — Раз такое дело, то можно использовать. Справишься?
— Поможете столкнуть, а в Островном я как-нибудь причалю.
— Добро. Тогда один из нас пойдет в лагерь?
— Да. И один останется здесь. Если по пути я замечу катер, то заверну его, а с вертолетом пусть решает Карина. Но вы сами знаете, катер через пролив идет около четырех часов, поэтому даже если он уже вышел, все равно раньше десяти его не будет.
…Втроем мы столкнули тяжелую дюралевую лодку в воду и укрепили на транце «Вихрь».
— Оба бака я вчера заправил, — сказал Коленька. — Хватит до Оссоры.
— Мотор проверенный, — добавил Вася. — Только ты ручку газа не ставь на максимальные обороты, на полных оборотах мотор глохнет. Не забывай про это, а все остальное нормально.
Чтобы запустить мотор, нужно отвести лодку подальше от берега, на глубину, Коленька зашел в воду, насколько позволили голенища охотничьих сапог, потом с силой оттолкнул лодку за транец в море.
Я прогнал грушей пузырьки воздуха в прозрачном топливопроводе, отрегулировал заслонку карбюратора. Искра при легком проворачивании маховика была. Я дернул шнур стартера, и мотор сразу взревел. Я не вылетел из лодки и даже не упал на транец, как это у меня случалось, потому что забывал поставить реверс в контрольное положение.
Я прогрел мотор и плавно включил реверс переднего хода. Лодка присела, дернулась и начала быстро разгоняться.
Геологи махали руками и что-то кричали. Я поднял большой палец и жестами еще раз попытался внушить им: «Быстрее».
Все бы хорошо, только иногда забрызгивает корму. И телогрейку я зря не взял…
Вода здесь спокойная. Тут и в шторм незаметно волнения: бухта отгорожена длинной косой.
Будь внимательнее к берегу, Фалеев. Ты ведь один… Когда-то у меня был друг, опять подумал я. Постой, как это все было? Черт знает, если бы он не пошел за мной на корму… Судно только что отошло от причалов Владивостока и начало пробираться в холодном ночном море на северо-восток. В декабре в Японском море еще не было льдов, но холод уже чувствовался.
В открытый иллюминатор, если взглянуть немного наискось, еще был заметен огонь Владивостокского маяка. Я стоял около иллюминатора и дышал свежим морозным воздухом, но помогало это или нет, я не чувствовал.
Я помню, что вышел из надстройки и стал пробираться по прыгающей палубе к корме, за которой на горизонте еще светилось зарево огней большого портового города.
Я стал на корме у кнехта, там, где вибрация от вращения гребного винта ощущалась особенно сильно. Я не чувствовал мороза, хотя был в легкой рубашке. Штормило все заметнее. Фосфоресцирующая вода обтекала корпус судна и светящимися змейками разбегалась прочь.
Ярче всего свечение воды наблюдалось вокруг винта и за кормой. И я видел в этой воде дивное лицо с царственными губами, темными глазами под тенью длинных загнутых ресниц. Равнодушное лицо и такое же холодное, как эта декабрьская вода. Мне же мерещилось, что оно живет, улыбается, что шевелятся губы и вздрагивают пепельные волнистые волосы.
— Что ты там плаваешь, Люда? — сказал я. — Вода же холодная, как лед.
Я перегнулся через планшир…
Кто-то подошел и стал сзади меня. Когда корма метнулась вниз, я удержался…
— Нельзя в такой воде, цыганочка, — сказал я. — Дай руку, я тебя вытащу… Холодно…
И тогда тот, кто стоял сзади, положил мне на плечо руку.
— А я тебя везде искал.
— Это ты, Миша? Скажи ей хоть ты, что она холодная…
— Пойдем отсюда, — сказал Миша. — Видишь, как бросает. Чего тебя понесло на корму?
— Я пьяный, — сказал я. — А она холодная.
— Все проходит, — сказал Миша. — У тебя будет девушка получше, Валя. Я же знаю.
— Ничегошеньки ты не знаешь, Миха. Бесчувственный ты судовой электрик, нечуткий и бесчувственный и ни черта не понимаешь.
— Пуская я нечуткий и бесчувственный, — сказал Миша, — только у тебя должна быть девушка получше. А пока пойдем.
И он крепко взял меня за локоть и повел по шатающейся палубе. Мы еще что-то говорили, я оборачивался назад, и смотрел на далекий огонек маяка и на зарево, и
