познакомились уже здесь, на острове.
— Кое-что он мог случайно узнать еще в прошлом году. А этим летом, перед самым отлетом сюда, он все водился в Оссоре с каким-то коряком из госпромхоза. Конечно, пили, и, конечно, тот тоже кое-что знал и мог сболтнуть.
— Все может быть. За Атувье нам, конечно, придется взяться. Найти его нужно в первую очередь, а потом… Придется ему отвечать и за икру, и за пушнину, которую он сплавлял налево. А главное, золото… Кто-то научил его мыть золото, или сам научился у геологов. Самодельный старатель… Нашел тут еще самородочек с ноготь величиной: дошли слухи до Оссоры.
Я повернул голову. Кажется, я все отлично понимаю. Да и голова уже не такая мягкая…
— Где Маркел, Зоя? — спросил я.
— Его здесь не было, милый. Когда мы сели и нашли вас в сарае, у Жоры была разбита голова, и вы оба были без сознания. И больше там никого не было. Правда, когда вертолет садился, Васе показалось, что за сараем кто-то прячется. Может, это и был Маркел. После искали в других сараях, вокруг них, но никого не нашли.
Он сумеет уйти, подумал я. Ему тут каждый куст знаком, каждый овражек. Мог спрятаться, затаиться; потом, когда внимание было чем-нибудь отвлечено, просто взял да канул. Никто его, конечно, особенно искать не будет. Попробуй его найди… А он станет жить в землянках и прятаться, когда мимо пролетит вертолет или покажутся незнакомые люди, что в тех местах довольно редкое явление, особенно зимой.
Маркел мог десять раз всадить в меня пулю, когда я дрался с Жорой, еще подумал я. Как он его ни боялся, а все-таки в последнюю секунду выручил меня… Значит, я не ошибся в своем ощущении тогда, когда стоял спиной к нему.
— Нужно еще расспросить этого молодого человека, — сказал старший лейтенант. — Судя по всему, он много знает и расскажет, что именно произошло здесь, в сарае, и прежде. Ваш Жора — интересная птица, Карина Александровна. Хорошо, что этот парень вовремя поставил последнюю точку…
— Где Жора? — спросил я.
— Он лежит в вертолете и еще не приходил в себя. Шок…
Зоя прикрыла ладонью глаза и вздохнула.
— Ничего, Зоенька, — сказал я. — Ты сама сказала, что все уже позади.
Она обняла мою голову и прижалась лицом. Сильно пахли ее волосы.
— Да, милый…
— Карина Александровна… — сказал я. — Имя какое-то итальянское.
— Она очень переживала за тебя, все торопила летчика и этого старшего лейтенанта.
— Все правильно, раз торопила… Это шумит вода, Зоя, или мне только кажется?
— Это шумит вода, — ответила Зоя. — Начался прилив, и вода из пролива идет в узкое горло лагуны. Как ты себя чувствуешь, милый?
— Лучше. Но вскакивать, наверное, еще рано.
— Не надо. Конечно, тебе еще рано вскакивать.
— Жаль, так хотелось бы посмотреть на воду, которая идет узким горлом из пролива в лагуну.
Ноябрь 1974 — апрель 1975, остров Карагинский
— Ты действительно считаешь, что Третий остался на судне? — свистящим шепотом осведомился у Левы Семен, предварительно осмотревшись по сторонам.
Они пылили по главной улице Поселка в сопровождении Студента и лениво поплевывали на фонарные столбы.
— Да вот же он, — шепнул в ответ Лева и ткнул пальцем в какого-то прохожего.
Семен взвизгнул и опрометью кинулся в ближайшую подворотню. С необычайной быстротой он протолкнул свое огромное тело в узенькую щель между калиткой и земляной дорожкой и спрятался за деревянный забор. Из-за широкой штакетины выглядывал его панически смятенный глаз, похожий на блестящее стеклышко.
Лева захохотал, похлопывая себя по бокам, а Студент нерешительно поддержал его. Семен обиженно засопел и лягнул забор:
— У тебя дикие шуточки, если хочешь знать! Смотри, я с тобой больше не буду играть, — пригрозил он Леве.
Они снова двинулись по улице в поисках приключений и опять лениво начали поплевывать на фонарные столбы. Семен затаил в душе нехорошее чувство против Левы и искал только подходящего случая, чтобы сквитаться с ним. Его большое тело вздрагивало от сдерживаемого до поры до времени гнева и глубокой, затаенной на самом донышке его души обиды.
Сделав вид, будто он украдкой оглянулся, Семен немного отбежал в сторону и закричал:
— Он нас догоняет!
Не раздумывая. Лева упал в дорожную пыль, словно заслышав вой приближающейся авиабомбы, и элегантно спрятал лысину в чахлые кустики, росшие сбоку дороги. Студент заметался, не зная, что должен делать он сам, и на всякий случай просто встал в сторонке.
— Ага, получил! — Семен чуть не треснул от удовольствия, что его затея удалась. — Так тебе и надо, правда, Студент?
В небе среди пустых летних облачков порхало несколько пташек, пригревало июльское солнышко и тянуло горячим ветром с плато. Над бухтой горланили чайки и пикировали на воду, усеянную мусором, который выбрасывали с кораблей, стоящих на рейде.
Лева отряхнулся и с достоинством снял листок с поредевшей шевелюры, нимбом стоящей вокруг лысого, покрытого розовым загаром затылка. Порывшись в кармане, он достал записную книжку, исчерканную адресами былых побед и сентенциями типа: «Опоздавшему — кость», «Так проходит слава мира», «Кроме того, я думаю, что Карфаген необходимо разрушить».
— О! — сказал он, рассматривая пожелтевшие странички. — Здесь живут две бабки, с которыми мне в свое время пришлось повозиться. Та-а-к… бабке Тамаре сейчас, дай посчитаю… тридцать семь лет, а бабке Татьяне повезло больше — ей всего двадцать четыре. Ты даже не представляешь, Студент, до чего Тамара строптива: ломалась целых два дня. Теперь я уже далеко не тот, что был раньше, но все-таки нужно попробовать постучаться к ней. А тебе, Студент, я уступаю Татьяну, — обратился он к неподвижно стоящему молодому человеку. — Держи, вот адрес и телефон. Хочу тебя сразу предупредить — Татьяна вовсе не сахар, в пару ей годится разве что камнедробилка, но я тебе посоветую действовать решительно. Ты молод, полон сил, да и сметки у тебя больше.
Лева осмотрел Студента с ног до головы и саркастически усмехнулся:
— Вот опять покраснел. Когда только ты исправишься? Я не могу доверить тебе даже такое простое дело, черт тебя побери! Ты же ничего не сумеешь, а я окажусь в дураках, вон чего.
Мучительно покрасневший Студент не знал, куда и деваться от стыда за свое ничтожество: он всегда чувствовал свою неловкость в обращении с женщинами. Но ведь когда-то нужно было становиться человеком, черт подери, нужно становиться мужчиной, черт подери! И, покраснев еще минуты две, Студент взял у Левы листок с
