адресом и телефоном.
— Не бойся, — Лева похлопал Студента по плечу. — Ничего страшного нет, можешь мне поверить: а вот хорошего много и прежде всего тебе. Знаешь, — ударился он в философию, — ты меня, конечно, извини, Студент, но я давно не верю в басни, будто земля круглая и что вода состоит из водорода и кислорода. Никакой любви на белом свете не существует. Эти душеспасительные штучки про любовь выдуманы людьми, которые задались целью отвлечь нас от истинных ценностей и которые заключают в себе свободные половые отношения и космополитизм. Да-да, именно космополитизм и свободные половые отношения придают духовному миру человека необходимую свободу самовыражения. Поэтому иди и ничего не бойся, а я исчез.
С этими словами Лева убежал, рассекая воздух.
Студент понурился, как побитая собака и, медленно передвигая ноги, поплелся на поиски места жительства строптивой Татьяны. В его душе, будто во взбаламученном омуте, утонули все его представления о светлой бескорыстной любви, все его наивные мечтания о вечном чувстве.
Но не успел Лева убежать, а Студент привести в порядок рассеянную мысль, как сзади раздался оглушительный вопль, в котором сквозило откровенное ликование и скрытое торжество, и тотчас же Студент почувствовал на своем локте чью-то цепкую руку:
— Наконец-то я тебя нашла!
Ему не нужно было даже оборачиваться, чтобы посмотреть, из чьих уст исходит вопль и кто схватил его мертвой хваткой за локоть. Это была кокша с судна, на котором плавал Студент, а иначе — Повариха.
— Теперь ты никудашеньки от меня не уйдешь, — клекотала она, — теперь ты мой, дорогой Студентик! Разве ж можно так тиранить и так терзать бедную женщину, как это делаешь ты? Но уж теперь ты мой, клянусь крепдешином!
И она повлекла Студента за околицу, будто буксирный катер-толкач мощностью в три тысячи лошадиных сил на валу. Иногда она оглядывалась на ходу и впивалась сияющими глазками в лицо Студента, отчего тот чувствовал, как обрывается у него сердце и заплетаются ноги.
Студент отдал бы половину своей небольшой жизни за то, чтобы испытать счастье в безводной пустыне, расстилающейся на десять тысяч километров вокруг, зная, что шанс спастись у него будет равен одному из миллиона, но и зная так же, что Поварихой в этой пустыне и не пахнет. Он согласился бы спать, зарывшись в песок и околевая от холода ночью, и живьем поджариваться на беспощадном солнце днем; он согласился бы питаться саксаулом и варанами, мучиться от жажды, пережить солнечный удар и десятикратно позволил бы обмануть себя миражам; дал себя укусить гремучей змее или гюрзе — но лишь бы в этой мертвой песчаной бесконечности не было Поварихи. Судьба распорядилась иначе: Студент и Повариха не только не находились на различных полюсах планеты, а жили и работали едва ли не в десятке метров друг от друга, испытывая от этого одна — дрожь нетерпения, а другой — панический ужас.
Повариха целеустремленно тащила на буксире Студента, развевая неестественно окрашенные волосы и впиваясь время от времени маленькими глазками в лицо своей жертвы, а тот едва успевал перебирать ногами. Повариха уже миновала аптеку, школу, хлебный магазин, как вдруг взор ее случайно остановился на оживленной толпе напротив универмага. Она встала, как вкопанная, так, что Студент, пролетев по инерции, чуть не сбил ее наземь, хотя, зная Повариху, в такую возможность трудно было поверить.
— О, боже! — вскричала Повариха. — Я не могу пропустить это интересное место, иначе у меня потом будут колики в животе и меня замучит совесть!
Она секунду поколебалась, оглянувшись на покорно замершего Студента, потом со скоростью ядра кинулась в самую гущу, волоча по-прежнему свою безропотную жертву. Она пронеслась по очереди, сшибая слабосильных, растаптывая зазевавшихся и издавая пронзительные крики, когда ей попадался противник покрепче. Остановил ее только прилавок. Повариха перевела дух и выдернула из толпы помятого Студента.
— Я контролер за качеством продаваемых изделий, — гаркнула она перепуганной продавщице. — У вас сегодня пуховые кофточки? Я давно мечтала иметь пуховую кофточку. Дайте мне сразу двенадцать штук.
Очередь возмущенно зароптала. Там и сям стали раздаваться негодующие возгласы. Повариха и ухом бы не повела, но тут одна обнаглевшая очередница попыталась оттереть ее от прилавка под предлогом, что в очереди Повариху до сего столетия еще никто не видел. Тут уж Повариха показала ей, где раки зимуют. Она набрала в грудь воздуха, схватила зарвавшуюся нахалку под микитки и закричала, широко открывая рот:
— Ах ты, пенек горелый, свинячий потрох, ах ты чересседельница! Я тебе покажу очередь, уж я тебе зубы выровняю, уж я-то тебе всыплю по первое число. Разве ты не знаешь, что кофточек мало и мне может не хватить?!
Студент несколько секунд постоял, привыкая к необычной мысли, от которой внутри у него сладко заныло, а снаружи по спине продернуло морозцем: с в о б о д е н.
Студент нырнул вниз головой, шурупом ввинтился в твердь испуганной очереди и вынесся на улицу, образовав сзади себя воздушный водоворот, в который попало несколько одиночных зевак-любителей.
Заметив краем глаза, что Студент скрылся, Повариха ахнула, собралась было припустить следом, пока еще Студент не успел убежать на другой край Вселенной, но тут вспомнила про кофточки и остановилась. Сердце ее раздиралось надвое, и даже глаза разъехались в разные стороны, но, после мгновенной и мучительной внутренней борьбы Повариха решилась пока приобрести свои кофточки и именно на них сфокусировала заблестевший взор.
Студент бежал так быстро, будто хотел за те, такие маленькие, десять минут, которые ему были отпущены Поварихой, убежать на другой край Вселенной. Ветер свистел в его ушах, приплюснутых воздушным потоком к черепу, проносящиеся мимо предметы слились в бесконечную мельтешащую ленту, а собственное сердце неслось где-то впереди на сотню метров. Студент не чувствовал запаха дымящейся на брюках бахромы, потому что нос у него был тоже приплюснут мощным воздушным потоком.
С самого первого дня, когда Студент поступил на судно учеником моториста, Повариха увидела его и воспылала жаркой страстью. Она стала сопровождать его на палубу, куда Студент выходил подышать после работы свежим воздухом, во время обеда тянулась к нему из раздаточного окошка, забывая налить ему первого и наложить второго. Потом страсть ее стала разгораться все сильнее и все неотвратимее день ото дня, и, наконец, тайное стало явным. Наступил тот день, когда Студент неторопливой походкой шествовал после работы мимо каюты, где жила Повариха, и ни о чем хорошем и не думал.
В эту секунду дверь каюты скрипнула, и на пути Студента встала Повариха. Она схватила его под микитки и втащила в каюту, защелкнув дверь на запор, чтобы никто не посмел
