и номер с двумя буквами, как у военных машин, все правильно.
И все-таки (откуда только взялась решимость?) повторил:
— Подождите до трех! У вас еще, наверное, какие-нибудь дела, машина на ходу, вот и поезжайте. А после обеда я вас первым приму.
Степан уже понял, что отпустит подполковника, конечно, отпустит, но, чем дольше тот спорил, тем больше укреплялось у Степана это странное желание власти над ним. Первые минуты Степан ожидал, что подполковник скомандует: «Младший сержант запаса Еремин, выполняйте приказание!» — и он как миленький бросится искать транзистор или магнитофон. Но команды, естественно, никакой не последовало, больше того, говорил подполковник чуть ли не заискивающим голосом, и Степан думал о том, как все это странно: года два назад, когда он отбывал действительную, любое слово подполковника, да что там подполковника — даже капитана или лейтенанта, старшины — имело силу закона: попробовал бы он поперек что-нибудь сказать; а здесь он уже минут пять препирается, и ничего. Как меняемся мы, когда нас разделяет прилавок!
Подполковник, видно, не догадывался ни о чем, потому что продолжал упрашивать:
— Ну, молодой человек, дело-то двух минут не стоит…
— Какие две минуты? — из упрямства возразил Степан. — Иногда искать дольше, чем ремонтировать.
— Да что там искать! У меня «Аккорд», стерео. Вон он стоит, мой проигрыватель. Давайте так: если он, я беру его и ухожу, не проверяя, а если нет, тогда и искать не надо, приду после перерыва. Идет?
— Идет! — согласился Степан, заранее пожалев подполковника. Он, чудак, не знает, что этот «Аккорд» Степан принял полтора часа назад, его еще не успели отнести в цех; а отремонтированные «Аккорды» стоят за стеной, там их с десяток, не меньше.
— Говорите, какой номер квитанции.
— Ноль восемь пятьдесят шесть…
— Да нет, только последние три цифры…
— Восемьсот двенадцать.
— А здесь восемьсот девяносто три. И он совершенно не работает. Ну как, берете?
Подполковник козырнул, повернулся к двери.
— Вопросов больше не имею. Приятного аппетита!
Такой поворот удивил и восхитил Степана. «Вот что значит военный человек. Ну, молодец!»
— Товарищ подполковник! — окликнул он. — Давайте вашу квитанцию.
Хлопнула дверь. В мастерскую вошла вся компания: Федя, Володька, Надя, дядя Миша.
— Что, без обеда решил сегодня? — поинтересовался Володька. — Давай, давай, работа дураков любит.
Степан только сейчас сообразил, что вернулись ребята слишком скоро.
— Быстро вы сегодня! — удивился он.
— Быстрее некуда, — ответила за всех Надя. — Опять машина сломалась.
— Гони полтинник! — потребовал Володька. — Мы отоварились, сейчас сабантуй устроим.
Степан отдал Володьке деньги и отправился искать «Аккорд». Подполковник, когда Степан отдал ему проигрыватель, опять козырнул, потоптался на месте, видно, хотел что-то сказать, но не придумал ничего и направился к двери. Степан выглянул в окно, увидел, как из машины вышел шофер, бросился к подполковнику, помог ему поставить проигрыватель в «газик».
Когда Степан пришел в цех, Володька крупными ломтями резал хлеб, Надя пыталась сделать нечто вроде бутербродов, Федя с упоением рассказывал о вчерашнем концерте. С тех пор как Федя познакомился с Оленькой, он был в курсе всех профессиональных тайн эстрады, в том числе и таких, на ком женился популярный певец и сколько лет его ребенку от первого брака.
— А после концерта, — сказал Федя со значительным видом, — мы пошли поддавать…
Но, к великому его огорчению, эти слова все оставили без внимания. Надя не могла больше наблюдать за неумелыми действиями Володьки, возмутилась:
— Кто же так режет хлеб?!
— А что?! Нормально! Мы ведь не в ресторане!
Надя молча отобрала у него нож, принялась резать сама.
— А потом мы пошли поддавать, — повторил Федя и опять почувствовал, что фраза явно не вызвала того эффекта, на который он рассчитывал.
— Лимонад небось пили? — ухмыльнулся Володька. — От водки ты сразу скопытишься.
Надя смерила Володьку осуждающим взглядом и сказала Феде тоном старшей сестры:
— Не учись этим глупым словам. Ничего хорошего в них нет.
— А что, — хорохорился Федя, — поддача была законная. Утром просыпаюсь, голова раскалывается.
— Все пьют, — философски заметил дядя Миша. — Не пьют только телеграфные столбы.
— Неправда, — перебила его Надя. — Во-первых, пьют не все…
— Дед и говорит, что не все, — захохотал Володька. — Телеграфные столбы не пьют.
Степан не стал вмешиваться в разговор, вспомнил, что собирался позвонить Светлане.
Пока ее нашли и позвали к телефону, он успел съесть два бутерброда и понял, что еще больше проголодался. Вечно этот «пикап», который возит обеды из трестовской столовой, ломается, приходится перебиваться всухомятку, а так и до язвы недалеко.
— Привет. Ну, что у тебя? — услышал он Светкин голос.
— Ничего. Все нормально. Народу очень много. А у тебя?
— Тоже ничего. Ты обедал?
— Не привозили сегодня, машина сломалась. Купили кое-что, бутерброды сделали.
— Я же говорила: возьми термос!
— Ну ладно! Ты что хотела сказать?
— Ничего. Просто узнать, что у тебя.
— Ну, и у меня ничего.
— Когда домой?
— Как всегда.
— Ну, пока.
— Пока.
Степан повесил трубку. Зачем он звонил? Какая-то бессмыслица. Но не позвонишь — целая история. А так — словно обряд священный выполнил и все в порядке.
— Что, отчитался перед женой? — усмехнулся Володька. — Ловко она тебя подцепила — все время на крючке держит. Говорил тебе: не женись!
— Не слушай его, Степа, — вступилась Надя. Прямых споров с Володькой она избегает, но вот так, как сейчас, любит ему возразить. — Он тебе просто завидует.
— Я? Ему? Да в чем завидовать — в том, что хомут на шею надели? Я человек вольный!
— Жениться тебе надо, Володька! — вмешался
