центр будет разбрасывать листовки воздушными шарами. На территорию Восточной зоны полетят сотни, тысячи воздушных шаров, и «голубки», как говорит моя дорогая Марта, устелют улицы и площади городов и сел, сады и парки... А с крыши дома, что стоит на самом берегу озера в американском секторе, в тот самый парк, где ты работал, не сегодня-завтра полетят мины...
— Мины? — испуганно обернулся Кока к Курту. — Они станут стрелять минами? Это же война!
— Почему они? И почему война? Полетят мины, заряженные опять-таки разноцветными «голубками». И наши идеи подхватят нужные нам люди, понесут их рядовому немцу, молодежи...
— Ты, по-моему, Курт, слишком увлекся, — усмехнулась Марта.
— Такой у меня характер... По озеру приплывут на эту сторону сотни гондол, наполненные «голубками». И здесь, на берегу, они попадут в верные руки... стати, вчера была проведена пробная операция с гондолами — удалась.
— Значит, мы останемся безработными, — с невеселой усмешкой сказал Кока. — Хорошо. Спокойно буду спать.
— Шутки в сторону, Кока! — Курт встал. Пудели завертелись у него под ногами. Подпрыгивая, они старались лизнуть ему лицо. — Марш! — крикнул Курт и пошел к лодке. Марта и Кока — за ним. Собаки, опередив хозяина, вскочили в лодку. Курт завел мотор. — Садитесь, продолжим разговор. — Он посмотрел на часы. — Время еще есть.
Ветер улегся, и лодка стремительно вышла на середину озера. Курт, опробовав мотор, выключил его. Лодка начала дрейфовать.
— Сегодня, Кока, зайдешь к Максу, возьмешь «голубков». Его «голубки» не простые, а золотые... А тебе, Марта, передышка. Поедем с тобой в предсвадебное путешествие. Посмотрим, чем дышит юг, побываем в Бромбахе. Модный курорт, современный Баден-Баден. Так что, моя дорогая, готовь чемодан. Тебя отпустят?
— Да, я в съемках не занята.
— Ну и хорошо.
Время клонилось к вечеру. Солнце уже касалось верхушек деревьев и вот-вот должно было спрятаться за кромкой леса. Моторок на озере становилось все меньше. Зато опять вышли рыбаки. Они неподвижно застыли в своих весельных лодках, ожидая поклевки.
— Да, кстати, Кока, откуда ты знаешь этого русского? — спросил Курт.
— Встретились у Петкера случайно.
— Кажется, неплохой парень Коста?
— Я его видел лишь однажды, Курт. На первый взгляд...
— И не дурак выпить?
— По-моему, любит...
— Это уже интересно, — многозначительно заметил Ромахер. — Это интересно.
— Что, Курт?
— Ты когда с ним встречаешься, Кока?
— В субботу, в семь часов в «Гроте».
— Надо подсадить к нему симпатичненькую болтушку. Она должна сносно говорить по-русски, как он по-немецки, рассказать несколько анекдотов. Русские любят анекдоты. А если девушка знает русские пословицы — совсем хорошо. Кого бы это... Кого бы? — Курт собрал морщинки на лбу.
— По-моему, Вальтраут подойдет, — подсказала Марта. — Настоящий симпампончик: кругленькая, гладенькая, во вкусе русских.
— Вальтраут? Ты ее знаешь, Кока?
— Видел, конечно.
— Подойдет?
— По-моему, с ролью справится.
— Решено. Вальтраут. Марта, встретишься с ней, расскажешь, в чем дело, потом мне сообщишь.
— Хорошо.
— В «Гроте» будет треугольник — Вальтраут, Кока, Коста.
— Это можно, — осклабился Кока.
Курт рванул за шнурок, двигатель не завелся. Намотал шнурок на руку, рванул резче. Мотор взревел, и лодка помчалась вперед. Вечерний прохладный воздух ударил в лица. За кормой вскипел бурун, таявший где-то далеко-далеко. Все трое думали о только что разработанном плане. Что он принесет?
— Срочный пакет, товарищ подполковник. — Офицер, подтянутый, отутюженный, подал Крапивину белый конверт. — Из штаба полковника Буркова, — добавил он и лихо приложил руку к фуражке. — Разрешите идти?
— Да, пожалуйста, — сказал Крапивин и, сломав сургучные печати, вынул из конверта четыре страницы машинописного текста. Это были выводы Буркова по итогам учебной тревоги. Медленно прочитал. Потом поднял трубку. — Фадеева мне, — сказал он телефонисту. — Уварыч, зайди, пожалуйста, срочное дело.
Они сегодня еще не виделись, и, когда Фадеев пришел, офицеры пожали друг другу руки.
— Садись и читай. — Крапивин передал документ.
Фадеев быстро прочитал текст. Грустно вздохнул, поправил очки на переносице.
— Этого следовало ожидать, Иван Иванович.
Крапивин, видимо нервничая, забарабанил пальцами по сукну стола.
— Надо делать выводы, комиссар. Хоть и больно ударили, но, очевидно, на пользу пойдет. Не так ли?
— Безусловно. Все сделаем, Иван Иванович, — сказал Фадеев. — В главном-то мы правы. Первое — высокая боевая готовность. Второе — быстрее вводить в строй молодых летчиков.
— Все верно. Но и по первому пункту, и по второму у нас огрехи есть. Неровно еще летают ребята. Одни — как орлы, другие — как мокрые курицы. Тренажер, тренажер, тренажер! Во всех вариантах. Вслепую, ночью — по приборам, только по приборам. Обратить внимание на отстающих, персонально на каждого. Как, комиссар, пойдет, пожалуй? А?
— Направление верно, Иван Иванович. Соберем ребят, поговорим. Может быть, они и сами что-нибудь предложат.
— Давно известно, инициатива — великое дело, Уварыч, — сказал Крапивин и, задумавшись, покрутил карандаш в руках.
— По-моему, надо и техническую службу поднять, командир. — Фадеев поправил очки. — Понимаешь, какой-то застой в мыслях у людей появился... В позапрошлом году было подано и внедрено тридцать рационализаторских предложений, в прошлом — двадцать. В этом, за полгода, — три. Улавливаешь?
— Ребята инертными стали. Наша недоработка. Вот ты комсомольцев встряхнул — кажется, дело пошло. Теперь надо «старичков» расшевелить. Будет фронтовым багажом-то жить, пожалуй.
— Фронтовой багаж в запас увольнять рановато, — сказал Фадеев. — Но все равно что-то придумать надо.
Крапивин взялся за телефонную трубку:
— Инженера ко мне!
Пришел в кабинет инженер-майор, немного полноватый, с залысинами на крутом лбу. Он дышал тяжело, лицо его было потным. Выдвинутый живот перетянут ремнем, пряжка сбилась набок.
— Но вашему приказанию инженер-майор Вяткин прибыл.
Крапивин взглянул на него, невольно улыбнулся,
— Опять, Харитоныч, пряжка на боку. Что, на пупке уж не держится? — Иван Иванович вышел из-за стола, подал Вяткину руку.
Вяткин смущенно заморгал
