поговорок? Правда, не всегда употребляет к месту. Но все же? «Мы все учились понемногу чему-нибудь и как-нибудь».
— Не скучаешь? Скука, брат, давно в наследство нам дана! — Вальтраут села за стол, незаметно перешла на «ты». Она вынула из сумочки веер, замахала им: — Душно. Может быть, на воздух?
— Посидим еще немного, — сказал Кока. — Выпьем.
— Я больше не хочу, Кока, — сказал Костя. — Хватит.
— Но за спасение раба божьего можно.
— Разве только за это.
— Посошок на дорожку?
— Что такое посошок? — не поняла Вальтраут.
— Посошок — палка такая. Путник берет ее в дорогу. Она сокращает и облегчает путь. Вот на Руси по последней стопочке пьют — в дорогу, в путь. Чтобы он легким был, приятным.
— Посошок на дорожку, — подняла Вальтраут рюмку.
— До следующей встречи, друзья, — выпил Кока и стал расплачиваться.
— Может, помочь? — спросил Костя.
— Что ты! — замахал руками Кока. — Будь добр, проводи Вальтраут. До вокзала. — Кока посмотрел на часы. — Скоро последний поезд на Берлин.
На улице распрощались с Кокой. Вальтраут и Костя пошли по липовой аллее сквера. Накрапывал мелкий дождик. Вальтраут сумочкой прикрыла голову. Костя обнял девушку за талию, ускорил шаг.
Дождь усилился. Пришлось остановиться у книжного киоска с плоским козырьком, похожего на стеклянный теремок.
— Фу. — Вальтраут тяжело выдохнула. — Немного переждем.
С обложек журналов, открыток на Костю глядели женщины, наверное киноактрисы. Днем он не замечал этой рекламы. А вот сейчас, в свете тусклой электрической лампочки, прикрепленной под козырьком киоска, все сразу бросилось в глаза.
Костя стряхнул с кудряшек Вальтраут капельки дождя. Она улыбнулась, отбросила пряди со лба:
— Так можно опоздать на поезд.
— Во сколько?
— В одиннадцать тридцать.
— Сейчас без четверти. Билет есть?
— Постоянный, туда и обратно.
— Значит, в Берлине живешь?
— Да.
— В Восточном?
— Конечно. Боишься, что в Западном?
— Я ничего и никогда не боюсь. — Костя обнял Вальтраут за плечи. Она было прильнула к его груди, но тут же оттолкнула:
— Всякому овощу свой черед.
— Вот бы почаще встречаться, — вздохнул Костя.
— Не могу. Берлин есть Берлин.
— Жаль.
— По возможности обещаю. — Вальтраут похлопала ладошками по груди Кости. — Связь будем держать через Коку. Он, право, милый человек.
— Ничего, — неопределенно заметил Костя.
Дождь немного утих. Вальтраут взяла Костю за руку и посмотрела на его часы.
— О, делу — время, потехе — час, — выбежала она на аллею.
Костя попросил:
— Еще минуток пять.
— Не могу, опоздаю. Бежим!
Курт Ромахер назначил встречу на окраине города, в местечке Сберг. Там на киностудии шла съемка художественного фильма «Эрнст Тельман»; снимались массовые сцены, в которых принимали участие Марта и Кока. Народу на студии собралось много, из разных районов города, ближних сел и деревень; здесь, среди одетых в робы портовых рабочих, нетрудно было затеряться.
Курт приехал на студию тоже в спецовке, снялся в нескольких сценах, а потом пошел на стадион в открытое кафе, заказал сосиски и кофе, поужинал.
В кафе появился Кока — веселый, разгоряченный. Ему понравились эта толчея в павильонах, команды режиссеров, свет юпитеров, движущиеся на тележках кинокамеры.
— Ох! — Кока помахал шляпой и тяжело опустился на стул. — Вот это работа, как на огненной сковородке себя чувствуешь. — Кока посмотрел на Курта. Тот сидел хмурый, молчаливый. — Чего брови хмуришь?
— Где Марта? — Ромахер поднял голову.
— Грим снимает. Как-никак на переднем плане была, — произнес с завистью Кока.
— Так она же актриса, а ты кто?
— Я, Курт, его величество рабочий класс! — воскликнул Кока и хлопнул по спецовке. — Ну как, похож? — Кока прошелся вокруг стола.
— Садись. — Курт дернул Коку за рукав. — Дело важное предстоит, а ты шутишь, — недовольно проворчал Ромахер.
— Курт! — всплеснул руками Кока. — Что ж, теперь в петлю лезть? Раз дело предстоит, значит... — Кока потер палец о палец, давая понять, что его руки ждут ассигнаций. — А вот и Мартик! — воскликнул он и жестом пригласил ее к столу.
Марта выглядела утомленной. Она встала рано, готовилась к съемкам, ей хотелось сыграть хоть и маленькую роль, но эффектно.
Марта набросилась на кофе, почти залпом выпила две чашечки.
— Ну как, майн херц? — Марта глубоко затянулась сигаретой. — Есть новости?
Курт, словно стряхнув с себя злость, наклонился над столом, пригласив Марту и Коку поближе.
— Новость колоссальная, друзья! — сказал он. — Индустрия пропаганды, о которой я вам говорил, заработала на всю мощность.
— Ты говоришь загадками, Курт, — сказала Марта.
— Представьте себе несколько залпов из минометов — и тысячи листовок оказались в воздухе. И знаете, кто это сделал? Не угадаете.
— Ты, Курт! — воскликнул Кока.
— Кто же еще способен на это! — иронически улыбнулась Марта.
— Спасибо за комплименты, — не очень довольно сказал Курт. — Однако вы, друзья, недооцениваете моих организаторских способностей. Макс, тот самый Макс, который катает пивные бочки в клубе молодежи. Вот он, старый фронтовик-минометчик, и пулял мины. Они как пузыри лопались в воздухе, и листовки тысячами летели на эту сторону. Это было восхитительно! — распалялся Курт.
— Хватит петушиться, — охладила его Марта, — заказал бы пива. — Не дождавшись согласия Курта, она подошла к стойке, попросила налить пива и сама принесла кружки.
Глотнув пива, Курт поостыл немного и спросил:
— Скажи, Кока, как дела у Вальтраут?
— О, дела на мази! — Кока приподнял кружку и посмотрел пиво на свет. — Видишь, как пиво искрится. Так и дела у нее — всеми цветами радуги играют.
— Говори без загадок, Кока.
— Коста в силках, Курт. Так влюбился в
