Он так и не увидел волков, возвратился подавленный, равнодушно выдержал насмешливые взгляды товарищей. Впервые он взглянул на себя со стороны и с невеселой улыбкой вспомнил слова Анны Афанасьевны: «Спешим и ничего не успеваем». Странные слова… Никуда он не спешит, все у него есть, всем доволен. Он работает, и никто еще не сказал, что плохо работает, у него есть замечательная девушка. Если ему что и мешает — это излишняя застенчивость, робость перед другими людьми, как будто все они лучше его, и он сознает это. Но все-таки, почему так тревожно колотится временами сердце?
Когда возвращались из деревни, остановились на отдых в Курбе. По радио передавали «Аскольдову могилу» Верстовского. «Вот как жили при Аскольде наши деды и отцы». В деревне они забыли о радио, а здесь, слушая, чувствуя неясную грусть и не понимая, что с ним происходит, Саша не мог сдержать слез. Сидел, уткнув лицо в колени, и сладко плакал.
Саша пошел в поповский дом. Вернее, не пошел — полетел, как на крыльях. У него не было для Наташи подарка, он нес себя, свою любовь. Представлял, как она вскрикнет: «Ой, Сашка! Вернулся! Сашка, милый, как я скучала!» — «Я тоже, — ответит он, — я все время думал о тебе».
У дома он столкнулся с похоронной процессией. Хоронили Володю Горбуна, о котором говорили, что он и не болел, пришел с работы, прилег и не встал. Народу за гробом шло немного, и все больше женщины. Что-то уж сильно убивалась одна из них, в темном платке, скрывавшем лицо. «Что воет-то, — злобно бормотала шагавшая следом старуха. — Смотреть не на что…» Ей что-то сказали, унимая, и она хоть унялась, но сказала с непонятным довольством: «Все там будем».
«Вот и нет Володи, не будет больше на свадьбах его веселой гармошки», — невесело думал Саша. Но, наверно, еще долго в поселке, слушая игру других баянистов, будут говорить: «Это что, вот Володя Горбун, бывало, играл — меха горели».
Сашино радостное настроение убавилось еще и потому, что на его звонок никто не ответил. Хотел оставить записку, но не нашел у себя ни карандаша, ни бумаги.
Он пошел в клуб и первым увидел Аркашку Сазонова — тот был в новом коверкотовом костюме, желтых ботинках и вообще весь сиял праздничностью. Светловолосая Вера с вздернутым пуговичным носиком держалась за его локоть. Аркашка округлил глаза, помахал рукой: «Сто лет! Когда вернулся?» Его хорошенькая Вера строила глазки. «Сашенька, в тебе есть что-то новое. Ты как с картинки».
Саша спросил, не встречалась ли им Наташа. Аркашка вспыхнул, потер прыщеватую щеку ладонью.
— Знаешь, — объявил он, — когда ты уехал, она так скучала — ужас смотреть было… А тут курсант оказался, вообще-то он мой дальний родственник, я их познакомил. У Георгия скоро выпуск, едет куда-то. Спешит… Не знаю, как тебе покажется, но вроде дело у них пошло на лад. Дня не пропускают… Сам увидишь.
Саша был ошеломлен, старался поймать Аркашкин егозливый взгляд. Может, неумело шутит? Но он знал, что шуток за Аркашкой не водится, не способен. Он мгновенно представил Наташу, ее милое лицо — нет, быть того не может, что он услышал, какая-то дикая нелепица.
— Ты вообще-то не очень расстраивайся, — оправдывался Аркашка. — Я и сам не думал. А у них, видишь, как получилось…
Он увидел их у входа в зал. Наташа, привстав на цыпочки, поправляла воротник военной гимнастерки, как когда-то поправляла ворот его застиранной рубашки. Парень был высокий, ладный, с серьезным сухощавым лицом, острым, выдвинутым вперед подбородком. Он бережно вел Наташу, что-то говорил ей. И тут она заметила Сашу. Румянец выступил на ее лице. Но она быстро совладала с собой, скользнула еще раз взглядом и поспешно увлекла парня в сторону.
Саша ушел из клуба.
На следующий день он все-таки решил сходить к Наташе. Рассудок говорил, что идет он напрасно, — вчерашняя встреча показала это. И все же шел. «Мне надо выяснить для себя, почему все так произошло», — твердил он себе.
В комнате было, как прежде: мебель, занавески на окнах, такой же приветливой была Анна Афанасьевна, и все-таки все было не так. Наташа сидела на диване в углу и что-то шила. Саша часто видел ее сидящей так, но не видел еще такого растерянного и неприветливого лица. Она все взглядывала на стену, где тикали ходики, — видно, ждала курсанта и беспокоилась, что он может столкнуться с Сашей.
А Саша, презирая себя, мялся, краснел и не мог уйти. Говорить же в присутствии тетки было невозможно.
— Мне надо что-то сказать тебе, — натужно выдавил он, хотя понимал, что, как только увидел ее, не говорить, быть вместе с нею — вот что ему надо было. — В кинотеатре идет новый фильм. Пожалуй, сбегаем, а?
Он хотел увести ее до прихода курсанта, тот бросится искать, конечно, побежит в клуб, а они в это время будут сидеть в темном зале, — тогда-то все объяснится, и он сумеет вернуть ее любовь.
— Понимаешь, мне совсем некогда, — не поднимая глаз, сказала Наташа.
Он ревниво смотрел на нее; как собственность, принадлежащую ему, видел обозначившиеся на мягкой ткани халата маленькие груди, тонкую талию, бедра, ее округлое нежное лицо и злился до темноты в глазах, злился на свою беспомощность, на то, что он не умеет доказать, как она нужна ему, как важно им быть вместе. Она нервно шила, взмахивая иголкой, и ему казалось, что каждый раз иголка вонзается в его тело. Чувствуя, что вот-вот сделает какую-нибудь непростительную глупость, Саша выбежал из комнаты, резко толкнул ногой дверь из коридора на лестницу. Она с сухим треском ударилась в стену.
О чем прежде думает обманутый влюбленный? Конечно, о мести. Но Саша и в мыслях не допускал мстить Наташе, которую несмотря ни на что продолжал боготворить. Разум подсказывал, что ни в чем не был виноват и курсант Георгий. Вся месть сосредоточилась на Аркашке Сазонове. Это он, сводник, толкнул Наташу в объятия другого парня. Пусть не с умыслом, пусть, но он во всем виноват.
В клубе, который казался на этот раз мерзким, насквозь пропахшим табаком и уборной, Саша попробовал быть веселым. К удивлению заметил, что выглядеть таким, хотя бы внешне, ему удается, на самом деле ощущение было такое, будто все внутренности рвутся на части. Он шутил и при каждом подходящем случае приглашал танцевать Аркашкину девушку; содрогаясь от того, что делает, шептал ей ласковые слова. И удивился, как легко он добился того, чего желал.
— Сашенька, ты превзошел себя, я тебя таким не знала, — сказала ему светловолосая Вера. — Хотя, — лукаво улыбнулась она, — вчера я сразу подметила: что-то с тобой случилось.
Может, ей стал надоедать Аркашка, может, Сашины уверения, что она ему нравится, подействовали на нее, но она была теперь возле Саши, к Аркашке и не подходила. Надутое прыщеватое Аркашкино лицо смешило их обоих. «Давай сбежим», — предложил ей Саша. Вера лукаво мигнула.
Ее номерок от пальто оказался у Аркашки. Саша сказал, что готов пожертвовать для нее своим пальто, больше того, готов отдать ей весь мир.
— Мир не надо, это так много. Что я с ним буду делать? — деловито ответила Вера и пошла брать у Аркашки номерок.
Как и надо было ожидать, Аркашка приплелся за ней, был мрачнее мрачного. Он получил ее и свое пальто, так как номерок у них был общий. Он вроде бы хотел не отставать от них.
Саша выхватил пальто из его рук, помог Вере одеться и небрежно сказал:
— Будь здоров, родной, до завтра!
Аркашка растерянно хлопал глазами, все еще не верил тому, что произошло. Вера насмешливо поглядывала на него.
— До завтра, родной! — повторила она таким ехидным голоском, что было понятно: никакого для него «завтра» не будет. Даже Сашу смутила ее безжалостность, и, признаться, в эту минуту его доверие к прекрасной половине человеческого рода сильно пошатнулось. «Вот так и с Наташей, — уныло подумал он. „Познакомься, это Георгий“, — сказали ей, и она так же легко, как Вера, потянулась к другому».
Он провожал Веру, но ему уже было скучно, начинала мучить совесть: он не сдержался, сделал зло Аркашке, что, допустим, так и надо, но чем виновата эта девушка, оказавшаяся невольным участником игры? Никакого чувства, никакого зла Саша к ней не имел. «Вот и получается круговорот, о котором говорила Анна Афанасьевна, — пришло ему на ум. — Аркашка сделал мне зло, теперь это зло вернулось к нему, а потом оно придет к Вере, когда узнает, как я на самом деле отношусь к ней. Я не пытался сдерживать себя, да и едва бы сумел… Анна Афанасьевна говорила, что для этого надо хорошо знать себя и иметь много сил. А что я знаю о себе? Ровно ничего. А сил, твердости? Прекрасный был случай убедиться в своих силах, когда пытался посмотреть волков».
Шагая рядом с Верой и раздумывая так, Саша еще не понимал, что пробует разобраться, пытается подойти к тому, что называется познанием себя. Позднее он научится рассматривать каждый прожитый день и безжалостно осуждать даже малейшие свои ошибки.
