Вервейко остановился.
— Трудно! — сказал он. — Уже рассвело.
— Непременно добыть «языка»! Поручи Палийчуку.
— Слушаю.
Вервейко ушел.
Стахурский подошел к окну.
Рассвело недавно, но туман уже сполз клочьями по ущельям к долине реки и лег росой на травы — день обещал быть ясным, погожим, весенним. Флангов из окна не было видно: правый скрывался за холмом, в двухстах шагах, левый — за крутым, обрывистым взгорьем. Если противник прорвется по ущелью и выйдет к реке, батальон Стахурского будет взят в кольцо. Но в кольцо надо взять врага! Если там действительно целый полк, — сделать это силами одного батальона будет не просто. К тому же противник находится на гряде, господствующей над местностью, а батальон Стахурского внизу. Однако, если удастся загнать врага в ущелье, с полком управится и один взвод.
Стахурский высунулся из окна. Ни разу за всю войну у него не было такого комфортабельного КП. Он расположился в живописном и уютном охотничьем домике. Тут, вероятно, не так давно наслаждался жизнью какой-нибудь тирольский помещик. Но, собственно говоря, это не был КП, тут расположился штаб батальона, расквартированного до прихода пограничников, в качестве временной пограничной охраны на границе оккупированной территории. Вокруг домика, вдоль стен, выстроились ряды стройных штамбовых роз, на них уже появились бутоны. За дорожкой, утрамбованной крупной галькой со дна горной роки, раскинулись цветочные клумбы. Вскоре взойдет солнце и клумбы запестреют тысячами цветистых венчиков. Солнце еще не взошло, — и нашей обороне хорошо была видна опушка леса, откуда наступал противник. Взойдет солнце — и ничего нельзя будет разглядеть из-за его ослепляющих лучей.
Стахурский отошел от окна и сказал ординарцу сержанту Тагиеву:
— Не отходите от телефона, я сейчас вернусь.
Он прошел в соседнюю уютную комнату, где отдыхал ночью. На стенах среди охотничьих рогов висели картины на буколические и религиозные сюжеты. Всюду — на подушках, скатертях, полотенцах — виднелись надписи готическим шрифтом: «Немецкий бог всем нам судья», «После обеда — лучший отдых» и другие в том же роде.
Стахурский открыл дверь и вышел на балкон.
До реки отсюда было около двухсот метров — сначала небольшой сад, а дальше, за обрывом, синяя лента воды. На противоположном берегу, сквозь голубоватую дымку предутреннего тумана, смутно маячили готические контуры небольшого немецкого города. Строения тесно скучились вокруг кирхи в узкой котловине между горных отрогов. За три дня до конца войны саперы Стахурского взорвали мост через эту реку, чтобы отрезать врагу отступление. За два дня они опять возвели его — новенький, пахучий буковый мост. Это был подарок местным жителям на память о советских саперах.
Встреча с моторизованной пехотой майора Джонсона состоялась как раз на этом мосту. Солдаты крепко жали друг другу руки, похлопывали по спинам, офицеры обменивались звездочками с погонов, подносили даже цветы, собранные тут же на берегах.
Потом этим же батальонам Стахурского и Джонсона пришлось временно стать пограничными гарнизонами на берегах ничьей реки. Так началась для них мирная жизнь, мирная армейская служба. Ежедневно по утрам мотопехотинцы майора Джонсона, разучившиеся за время войны ходить пешком, — маршировали по набережной под аккомпанемент рожков. Затем солдаты собирались в круг и под губную гармошку пели, то нудные, как месса, то нестройные, как джаз, английские солдатские песни. Солдаты майора Стахурского после утреннего учения тоже пели — русские, украинские, грузинские народные песни, звучные и задушевные. Но особо популярными среди бойцов Стахурского стали сейчас старинные революционные песни. Их отлично запевал начальник штаба капитан Вервейко, славившийся на всю дивизию своим баритоном. Под звуки «Варшавянки» бойцы расходились на отдых после политмассовой работы.
По вечерам советские и английские солдаты играли в футбол. Силы футбольных команд были почти равные, в матчах был переменный успех.
Состоится ли сегодня вечером финальный матч?
Стахурский взглянул на противоположный берег.
Набережная была пустынна. Обычных учений сегодня не происходило. Очевидно, батальон Джонсона тоже на всякий случай приготовился к бою. Около моста стояло несколько легковых автомашин. Должно быть, майор Джонсон подъехал ближе, чтобы узнать, в чем дело, что за инцидент произошел на советской стороне и не попросят ли советские части оказать им помощь. Нет, советские части не просят помощи с английской стороны.
Сержант Тагиев вышел на балкон и доложил:
— Командир второй роты капитан Иванов-первый у провода. Желает говорить с вами лично.
Вторая рота капитана Иванова-первого стояла на левом фланге. Стахурский поспешил к телефону.
Иванов-первый докладывал: противник усилил минометный огонь, установил пулеметы над ущельем, — бойцы прижаты к земле, есть убитые и раненые.
— Они рвутся к реке, — закончил капитан Иванов, — может, отойти, пусть идут в гости к майору Джонсону?
— Нет, — сказал Стахурский, — не пускать их к реке.
— Есть не пускать к реке, — отозвался капитан. — В таком случае прошу подавить огневые точки врага над ущельем. А то он пройдет по нашим трупам, — сказал Иванов-первый и положил трубку.
Для чего немцам нужна река? По всей Германии, от Рейна до Одера, война закончена, пятнадцатого мая завершено разоружение гитлеровской армии. Почему же эта часть до сих пор скрывалась в горах?
А может, это не немцы, а какие-то наемники из стран-сателлитов? Остатки голубой дивизии Франко, хорватские усташи или вояки генерала Андерса? Пробиваются домой, чтобы замести следы преступлений, содеянных в странах Европы?
Нет. Если бы это были бандиты-наемники, они бы нашли способ ускользнуть в первые дни после окончания войны. В те дни на дорогах Европы, на стыках союзных армий происходило вавилонское столпотворение. Десятки тысяч людей двигались во всех направлениях. На запад шли освобожденные советскими войсками из концлагерей и выпущенные из немецких заводов рабочие: французы, голландцы, бельгийцы, итальянцы и пленные англо-американской армии. На восток шли возвращавшиеся из фашистской кабалы советские люди, а также поляки, чехи, венгры. На юг пробирались болгары, греки, румыны, сербы. Иноземные наемники, воевавшие вместе с гитлеровцами, бросали оружие, переодевались в штатское и, прикинувшись освобожденными из плена, тоже брели кто куда.
С какой целью этот отряд хотел оставить оружие у себя?
Еще до рассвета дозор вдруг сообщил, что по горному ущелью, стараясь обойти заставу, движется какая-то воинская часть. Она идет в боевом порядке, с боевым охранением впереди и на флангах. Натолкнувшись на наш дозор, автоматчики из боевого охранения противника обстреляли его. Батальон Стахурского, поднятый по тревоге, едва успел занять оборону, как противник атаковал его с ходу. Лобовая атака врага была отбита. Враг притих. Потом разведка установила, что он загибает фланги, намереваясь окружить батальон Стахурского, и особенно пытается обойти наш левый фланг, чтобы выйти к реке, к переправе.
Для чего ему переправа, ведь на противоположном берегу начинается зона англо-американской оккупации?
Советского офицера Стахурского беспокоило следующее.
Западные дороги из Австрии ведут только в южную Германию. Но политическое положение на территории поверженной гитлеровской Германии командиру советского батальона на альпийской заставе не было известно. Быть может, в южной Германии собираются недобитые фашистские головорезы, чтобы поднять восстание и продолжать войну? Может, Мюнхен в южной Германии собирается вторично стать колыбелью фашистского путча? И может, кто-нибудь с Балкан, из Италии или далекой Испании уже выступил, чтобы поддержать восстание? Разве не возможно, что вдруг именно в этом месте, на заставе майора Стахурского, внезапным, как обычно, актом начинается новая мировая война? А может быть, в эту минуту уже снова начал воевать весь мир? И на чьей стороне будет теперь майор Джонсон со своим батальоном английской мотопехоты?
Отразить неожиданный удар неизвестного врага, окружить его и обезвредить — иного решения для советского командира быть не могло.
Так раздумывал советский майор Стахурский, командир заставы над чужой рекой, среди чужих гор, под чужим небом, в самом сердце Европы — на границе двух миров.
На левом фланге не умолкали пулеметы, на правом стрельбы сейчас не было, но оттуда доносился неясный гул, похожий на раскатистое «ура».
Телефон зазуммерил. Иванов-второй с правого фланга уведомлял, что пришлось принять рукопашный бой, противник отброшен и отступил, но сомнений нет — наступает гитлеровская часть в форме эсэсовцев. Иванов-второй просил прислать подкрепления.
