Впоследствии оказавшиеся за границей Локкарт и Рейли грозились пустить в ход любые средства, чтобы отомстить Берзину.
Артиллерийский дивизион под командованием Эдуарда Петровича всю гражданскую войну сражался за власть Советов на Западном, Юго-Западном и Восточном фронтах.
Когда закончилась гражданская война, Берзина перевели на хозяйственную работу. Он был начальником строительства Вишерского бумажного комбината. По окончании строительства его вызвали в Москву. Совет Труда и Обороны назначил его директоров вновь организованного Государственного треста по промышленному и дорожному строительству в районе Верхней Колымы — Дальстроя.
За пять лет планомерной работы дружного коллектива под руководством упорного и самоотверженного Эдуарда Петровича дальний Северо-Восток стал краем неутомимой стройки. Автомобильная дорога — путь к богатствам Колымы — что ни год, продвигалась на двести километров к северу. Все вновь возникающиё предприятия связывались с побережьем.
— …Добро! — закончил совещание директор. — В начале декабря выделим для экспедиции транспорт. Перебрасывайте грузы на Берелёх и двигайтесь дальше, к Индигирке, на оленях. Все ископаемые, какие там откроете, будут нужны для выполнения пятилеток. Желаю успеха!
* * *
Вечером пятого декабря в темноте заканчиваем погрузку последней машины. Шесть трехтонок с грузами и людьми ушли в тайгу еще до обеда.
Я и Рябов помогаем взобраться в кузов нашим одетым в ватные брюки и меховые дохи дамам. Устраиваем их потеплее, в передней части кузова, поближе к кабине. Прощаемся с остающимися работниками экспедиции. Машина трогается.
— Вот мы наконец и поехали в тайгу. Закончились наши сборы и беготня, — удовлетворенно отмечает Наташа.
Дует встречный, пока еще теплый ветер. Однако с каждым десятком километров он становится холоднее.
Ночь непроглядно темна. Нас в машине то и дело потряхивает: едем быстро.
Вот и поселок Палатка. Отогреваемся, пьем в столовой горячий чай. В три часа ночи подъезжаем к поселку Атка, что в двухстах восьми километрах от Магадана. Перед этим переваливаем через Яблоновый хребет.
— Пять лет назад, — говорю я Рябову, — мне удалось проделать этот же путь на собаках за двое суток. Я тогда гордился скоростью передвижения. А теперь нам потребовалось всего восемь часов.
Едем дальше. Встречный ветер уже очень холоден. В поселке Атка термометр показывает 45 градусов ниже нуля.
Спим в спальных мешках из оленьих шкур.
В глубь тайги. Старые знакомые, Трудная дорога на оленях. Встреча Нового года. В Якутии. Неожиданное распоряжение. Новое поручение. Опять перемена: Индигирская экспедиция состоится! Летом в тайге.
Утро. Наша машина бежит по отличной дороге, проложенной по правому берегу реки Оротукан. Везде кипит жизнь. Идет разведка и строительство новых предприятий.
А давно ли я с двумя десятками разведчиков впервые шел по этой долине по колено в снегу и ледяной воде!
Вечером мы уже на Спорненской автобазе. В конторе диспетчер разводит руками и огорченно покачивает головой.
— Все машины заняты переброской взрывчатки для горняков. Только дня через два сумею предоставить вам транспорт. А пока располагайтесь в гостинице, отдыхайте.
Что ж делать? Располагаемся, отдыхаем.
Через два дня продолжаем путь. Осторожно спускаемся на лед и пересекаем скованную морозом реку Колыму.
Ночью проезжаем освещенный электричеством поселок Ягодный, центр строителей автотрассы. Он живописно разбросан среди березовых рощ. Опустив ветки, в серебряных кружевах куржака стоят березы, не шелохнувшись, переливаясь искорками при лунном и электрическом свете. Из труб занесенных снегом домиков поднимаются к небу столбы дыма. Все спят — и люди и собаки, укрывшись в тепле от мороза.
За поселком трасса раздваивается. Направо она идет до Северного горного управления. Мы едем налево, по строящейся трассе. Едем целый день.
— Обедаем в последней трассовской столовой, — предупреждает наш шофер. — Дальше их нет.
К вечеру, с трудом перевалив через крутой перевал, мы попадаем в бассейн Берелёха.
Дорога местами идет по каким-то кочкам. Груз в кузове прыгает и разъезжается. Еле гнущимися от мороза руками привязываем его покрепче.
Спускаемся на реку и мчимся, как по асфальту, объезжая дымящиеся паром наледи.
— Сюда! Сюда подавай машину! — слышу я голос нашего завхоза из темноты. Прямо на снегу лежат наши грузы.
— Ну вот и началась наша таежная жизнь, — говорит Наташа, выбравшись с моей помощью из кузова машины.
— Здесь даже захудалого домишки нет! — растерянно озирается Татьяна Васильевна.
— Ничего, дома построим, Таянка, на то мы и строители, — ободряет ее муж, приступая со мной и с рабочими к установке палатки и ее оборудованию.
На следующий день я отправляюсь в оленеводческий совхоз, расположенный в полутора километрах от нашей базы. Подхожу к низеньким без крыш, зимовьям. Близ склада стоит под погрузкой с десяток оленьих упряжек. Около нарт я встречаю озабоченного Петра Лунева, моего старого таежного спутника.!
— Сколько лет, сколько зим не виделись! — здоровается он, — Слышал, на Индигирку едете, Не иначе, за олешками по мою душу пришли. Я ведь в тресте оленьим транспортом заведую. Идемте ко мне в контору. Осенью сюда перекочевал с Ягодного. Успел хозяйством обзавестись. Склад, баню, пекарню, чайную и несколько домиков для жилья срубил, — говорит он, показывая на неказистые постройки, — У меня ушла в тайгу триста нарт с грузом. Оленей нет, подойдут только дней через десять.
* * *
В ожидании обещанного транспорта время проходит в напряженной работе по устройству Берелёхской базы. С каждым днем все больше больных приходит к нам в палатку. Узнали, что среди нас есть врач, идут со всех организаций треста, работающих в долине Берелёха.
— У нас с Наташей прием пациентов, как в большой больнице, — отмечает Татьяна Васильевна..
Частенько нам с Рябовым приходится выходить из палатки на мороз, мешаем принимать больных. Наконец, договариваемся с Луневым, и он отгораживает в чайной уголок для медпункта.
Ежедневно поздно вечером мы с Наташей слушаем один и тот же разговор:
— Опять, Таянка, ты целый день до ночи голодная с больными возилась. Нельзя же так. Надолго ли тебя хватит?
— Не сердись, Николка, что я, могу сделать?.. Больных много, всем хочется помочь. У меня сегодня старушка якутка с застарелой опухолью была. За сто километров приехала. Придется ее на операцию послать в Магадан…
Часто Татьяне Васильевне удается уговорить меня выписать со склада дефицитные продукты для улучшения питания своих пациентов…
Утро выходного дня. В палатке все в сборе. Хозяйки навели порядок и уют. Мы с Николаем Степановичем ждем чая с мясными пирожками.
Около полуоткрытой двери появляется тень и слышится голос. — Можно войти?
— Входите, только осторожно! — приглашают хозяйки, торопливо убирая с дороги свою стряпню.
В палатку втискивается почти на четвереньках фигура, закутанная в меха и, выпрямившись, представляется:
— Врач Рождественский!
Я вспоминаю нашу с ним прошлогоднюю встречу на Улахан-Чистае… — Рад познакомиться с коллегой, — продолжает он, — Командирован Средниканским райисполкомом в якутское селение Оротук на борьбу с эпидемией кори. Взрослые болеют. Прибыл сюда с тасканскими артельными оленями. Двести штук их пришло.
«Это прибыли обещанные нам олени», — думаю я.
Вечером, после ухода гостя, к нашему грузу подходит шестьдесят порожних нарт. Каюры распрягают оленей и угоняют их пастись.
Транспорт привел агент оленесовхоза Егор Ананьевич Винокуров — мои старый знакомый.
— Двумя транспортами по тридцать нарт надо ехать, — говорит он, неторопливо потягивая из блюдечка чай. — Меньше оленей, собирать легче будет.
Пауза, несколько глотков чая — и продолжение, заставляющее меня насторожиться:
— Тяжелая сейчас дорога на Индигирку. Мучения много примете. Мороз большой, снег маленький. Кочки много — нарты ломаться будут. К каюрам болезнь пристала. Беда, трудная дорога.
И вот погрузка нарт давно закончена, но бригадир каюров, старик эвен Семен Корякин, каждый вечер появляется в нашей палатке и, сев на корточки в углу, закуривает трубку. Пуская едкие клубы махорочного дыма, он вечер за вечером сообщает одно и то же:
— Беда, дикий олень! Собрать не можем. Тайгу бежали десять оленей. Совсем не ученый олень. Как поедем, начальник? Наказание — не олень. Дикий, да дикий. Искать завтра пойдем.
Низкий, коренастый, нескладно, но крепко сшитый, Семен напоминает старую, корявую лиственницу, крепко вросшую корнями в каменистую мерзлую родную почву севера.