шаровка. Ничего интересного!
— У свеклы есть история, Паша.
Большие глаза Ольги Николаевны глядели на Пашу серьезно.
На пороге палаты появилась дежурный врач Надежда Ивановна.
— Больные, что вы делаете? — укоризненно сказала она. — Уже половина одиннадцатого, спать пора… А потом, Паша, пожалуйста, не утомляй Ольгу Николаевну.
Надежда Ивановна щелкнула выключателем.
— Мы поговорим завтра, — сказала в потемках Ольга Николаевна, а Пелагея Дмитриевна, весь вечер молча слушавшая разговор, вздохнула:
— Все интересно, по-моему: и историю учить интересно, и дома строить, и свеклу садить, и коровку доить — все занятно… А самое интересное, интереснее чего нету, — что бы вы думали? — Бабушка замолчала, ожидая ответа.
Паша не выдержала:
— Что самое интересное, бабушка?
— Ребятенков родить да воспитывать.
5. Большая история свеклы
Вечер. Тишина. Приветливо светит сквозь шелковый абажур лампочка на тумбочке Ольги Николаевны. В синем фланелевом халатике Паша сидит, прижавшись к спинке кровати. Ее скованная гипсом нога лежит на сиденье стула. Так удобнее. Ольга Николаевна говорит очень тихо.
— Вчера, Паша, ты сказала, что в твоей работе нет интересного. Было бы плохо, если бы ты искренне так думала. Я тебе не поверила. Ты любишь свою работу, и она не может быть для тебя неинтересной.
— Для меня, может быть, и интересно, — возразила Паша. — А для других — для вас или для Оли, которая архитектором хочет стать, чего в свекле интересного? Потому я так и сказала.
Ольга Николаевна покачала головой:
— Если хочешь знать, свекла имеет большую и очень интересную историю. Может быть, интереснее, чем романы о рыцарях.
— Рыцари — одно, а свекла — другое. Свекла и есть свекла! — упрямо сказала Паша. — Дело маленькое.
— Нет, Паша! Если хочешь, я тебе немного расскажу о свекле.
Бабушка, любившая также и слушать, опередила Пашу:
— Просить будем. — И, повернувшись к Паше, наказала: — Ты, девуня, слухай. До тебя касательство имеет.
Ольга Николаевна говорит очень тихо и очень простыми словами. Паша внимательно слушает. Перед ней встают картины…
Под белыми парусами плывет через моря и океаны медлительный тяжело нагруженный корабль. Штормы, подводные скалы, нападения пиратов грозят его экипажу. Корабль упрямо плывет; из далёкой знойной Индии он везет в Англию драгоценный груз — сахарный тростник. На вес золота будут продавать его королевским дворам капиталисты, хозяева Ост-Индской компании. Непосильно трудятся и гибнут ради этого на тропических плантациях сотни тысяч невольников. Ни одна из войн прошлых веков не брала столько жертв, сколько взяла их «мирная» торговля сахаром!.. Но пытлива человеческая мысль. В скромной лаборатории немецкого аптекаря Маргграфа качаются аптекарские весы, взвешивая первые граммы первого свекловичного сахара.
Паше немного обидно, что такую хорошую, простую, всем необходимую вещь, как свекловичный сахар, открыл немец. Но если подумать как следует, даже хорошо, что везде, во всех странах бывали и бывают передовые люди, а по рассказу Ольги Николаевны, ученик Маргграфа — Ахард — был таким человеком. Когда капиталисты — торговцы сахарным тростником — предложили ему деньги, чтобы он прекратил свои опыты, Ахард отказался от богатства.
«И я бы на его месте так же сделала! — думает Паша. — И Ольга Николаевна, и профессор, и доктор Надежда Ивановна, и директор МТС Матвей Иванович, и шофер Сашка — все бы, конечно, так сделали».
От такой гордой мысли на душе у Паши становится весело:
«А вот бабушка Пелагея Дмитриевна, кажется, скуповата, — продолжает раздумывать Паша. — Это, наверно, потому, что она долго жила при капитализме».
Но бабушка так внимательно слушает рассказ Ольги Николаевны, что Паша снимает подозрение и с нее. Да и раздумывать некогда, потому что, передохнув, Ольга Николаевна продолжает свой рассказ;
— Ты, Паша, бывала на заводе и видела, как делают сахар?
— Я туда с экскурсией из школы ходила.
— Ты видела, что это — большое, сложное производство, а полтораста лет назад один русский крепостной крестьянин сумел построить сахарный завод, изготовив для него своими руками гончарное оборудование. Представляешь себе, сколько изобретательности и сметки понадобилось ему вложить в это дело?
Паша пробует представить, но ничего не получается. Разве может обойтись сахарный завод без электростанции, огромных машин и многих километров металлических труб?
— Но особенно большую работу проделали советские ученые в селекции сахарной свеклы, — продолжает Ольга Николаевна. Комсомольское звено вашего колхоза, в котором ты работала, сеяло лучшие в мире семена свеклы.
«Так и должно быть!» — думает Паша.
— Все это я рассказала тебе потому, что ты назвала свой труд маленьким и неинтересным делом, — закончила Ольга Николаевна. — Запомни: маленьких дел нет, а историю всякого дела творим мы сами… Мы…
Ольга Николаевна не договорила, вытянулась на спине, и лицо её вдруг стало необычайно спокойным. У нее был острый приступ боли, о котором никто не узнал. Но Пашу испугало это спокойствие.
— Вам плохо, Ольга Николаевна? — спросила она.
— Нет, так… сейчас пройдет.
Ласково светит лампочка. Блекнут тепличные цветы.
Снится Паше, что едет она на машине вдоль неоглядного темно-зеленого свекловичного поля. Рядом с ней в кабине шофер Сашка. Но только хотела она Сашке на что-то показать, повернулась к нему и видит, что вместо Сашки машиной какой-то старичок управляет. Удивилась Паша и спрашивает:
— Ты, дедушка, кто такой?
Тот отвечает:
— Я Ахард, который свеклу выдумал.
Вот какой смешной сон Паше приснился!
За окном, сверкая на солнце, падают проворные капли. Снег на улице грязный, мокрый, и проезжающие машины так разбрызгивают воду, что пешеходы (Паше с третьего этажа они кажутся маленькими) боязливо жмутся к фасадам домов.
Тоскливо лежать в больнице в буйную вешнюю пору! Даже Пелагея Дмитриевна и та нет-нет да и подползет через силу к окну, а Паша места не находит. Чуть что — костыли под мышки и в дальнее путешествие по коридорам, соседним палатам и лестницам.
Раз на лестнице наскочила на профессора, да так, что чуть с ног его не сбила. Он ужасно рассердился:
— Это еще что, больная Струкова? Марш в палату!
Потом прибежала сестра и отобрала костыли.
— Сколько раз тебе говорила, Паша, что во время обхода профессора больные должны быть в постелях! Опять мне из-за тебя попало.
— Это больные должны быть в постелях, а я здорова! Нога болит, а сама я здорова! И температуру напрасно мне меряете: все время нормальная.
Сестра по обязанности должна быть, строгой.
— Все равно, если ты в больнице, должна подчиняться правилам.
И вот Паша сидит на своей койке и пишет письмо подруге.
«Дорогая Дуся! До чего в больнице лежать скучно, и представить
