невозможно! Профессор, доктора и сестры строгие, ко всему придираются. Одно утешение: профессор обещает, что скоро совсем вылечит, но этого я, должно быть, не дождусь. А так в больнице хорошо. Рядом со мной лежит смешная и славная старушка и еще одна учительница, которую я очень люблю. Она преподает историю, но только больная. Такая больная, что может скоро умереть…»
Паша поднимает глаза на худое лицо Ольги Николаевны, и ей становится страшно того, что она написала. Она густо зачеркивает последнюю фразу и продолжает:
«Она страшно образованная. Недавно от нее в первый раз услышала, что сахарную свеклу, которую мы каждый год сеем, изобрел двести лет назад один химик по фамилии…»
Паша кусает карандаш, пытаясь вспомнить фамилию, но ничего не выходит: не то на букву «м», не то на «к». Вертится в голове, а не вспомнишь.
— Ольга Николаевна! — тихонько говорит она.
— Что, Паша?
— Как фамилия этого ученого, который узнал, что в свекле сахар есть?
— Маргграф… Два «г». А его ученик — Ахард… А-хард…
— Спасибо.
Паша морщит лоб и повторяет:
— Маргграф, Ахард… Маргграф!.. Теперь ни за что не забуду.
Карандаш скользит по бумаге.
«…по фамилии Маргграф, а его ученик, другой ученый Ахард изобрел сахароварение и сварил три первых центнера сахара, с которым мы теперь каждый день пьем чай. Коммунистов тогда еще не было, но Ахард был честный и неподкупный ученый. Английские торговцы, которые получали большие барыши от торговли сахарным тростником, хотели дать ему взятку, чтобы он прекратил свою работу и сделал так, чтобы про нее никто не знал, но он ужасно рассердился и прогнал этих подлых торгашей так, что они с лестницы полетели…»
Таких подробностей Ольга Николаевна Паше не рассказывала, и, покосившись на Ольгу Николаевну, Паша задумалась: не вычеркнуть ли написанное, но ей очень хотелось, чтобы дело происходило именно так, как она написала. «Ну и добавила от себя немного, — успокоила она себя. — И пусть! Я бы не только их с лестницы спустила, а взяла бы за шиворот и в госбезопасность: за взятку и шпионаж…»
И Паша решительно продолжала письмо:
«Все это очень интересно, но я пишу коротко, а когда выздоровею, достану книги про свеклу, про ее историю и сделаю в нашем клубе доклад, чтобы все колхозники знали, какое это большое и интересное дело.
А лежать скучно. Передай комсомольский привет всем девчатам и ребятам и обязательно Саше Новикову, когда его увидишь, и напиши, что у вас нового.
П. Струкова»
Письмо сложено треугольничком, адрес написан, Что делать дальше? До обеда далеко.
Паша открывает дверцу своей тумбочки, там гостинцы из дому: пышки и банки с маслом и медом. До воскресенья, когда Паша получит очередную посылку, четыре дня, а меду в банке — на донышке. Но разве виновата Паша, что у нее хороший аппетит? Она вздыхает, зачерпывает ложечкой мед, мажет пышку и ест.
Ей чуть-чуть стыдно: ест она больше всех — и то, что дают в больнице, и то, что приносят из дому, и кое-что из того, что приносят Ольге Николаевне. Получается это как-то незаметно. У Ольги Николаевны всегда много вкусных печений и конфет. Сама она их почти не ест, но обязательно угощает Пашу:
— Паша, попробуй…
— А что же вы сами, Ольга Николаевна? — сопротивляется Паша. — Ведь вам принесли.
— Ты же знаешь, я не могу много есть, — говорит Ольга Николаевна, — а ты поправляешься, тебе нужно.
Ольга Николаевна отламывает кусочек печенья, а Паша съедает остальное. Надо сказать, что Паша всегда угощает Ольгу Николаевну и бабушку деревенскими гостинцами.
А бабушка в этом отношении прехитрая. Дед частенько присылает ей деньги, но она ни копейки на себя не тратит. Получит и завернет в платочек.
— Поднаберется, ребятенкам что-нибудь справлю.
От угощенья же не отказывается.
Есть еще книги, которые приносят Ольге Николаевне. Никогда Паша так много не читала!
Самые интересные дни — это воскресенья, когда к Ольге Николаевне приходят ее ученицы. Паша теперь знает их всех, и ее очень интересуют их рассказы и разговоры. Она даже немного завидует Оле, той самой, что приносила альбом с рисунками. Оля побывала в строительном институте, побеседовала с профессорами и уже твердо решила стать архитектором.
Есть планы и у других девочек. Они так хорошо говорят о будущем, что в конце концов о нем начинает мечтать и думать сама Паша. И почему ей не быть такой же откровенной с Ольгой Николаевной, как эти городские девочки?
— Ольга Николаевна, все с вами советуются. И мне хочется.
— Посоветоваться?
— Да.
— О будущем?
— О чем же, Ольга Николаевна? Самое главное.
— Самое главное! — подтверждает Ольга Николаевна. — Как ты представляешь себе будущее?
Паша садится на койку и говорит:
— Я девушка не городская, а деревенская и хочу сделать так: выйду из больницы, поеду в колхоз и нажму на работу, чтобы прославиться. Земля загудит, как работать стану!
Наверно, многие из учениц Ольги Николаевны мечтают о славе, но никто не говорит об этом так просто.
— Ты очень хочешь славы? — улыбаясь, спрашивает Ольга Николаевна.
— Ну, не славы, — смущается Паша, — а так… Пусть обо мне не говорят, не пишут, но все знают, что я мастер высокого урожая.
— Этого нужно добиться.
— Дам слово и буду его держать. Все буду делать, как наука велит. Все силы приложу, а сделаю! Обучусь работать — и на целину. Правду говорят, что в Сибири районы большие и нетронутой земли сколько угодно?
— Правду.
— Поеду туда. Народ едет, и я с ним. И возьмусь за огородное дело. Ужасно, Ольга Николаевна, я огородное дело люблю! Люди станут заводы строить, а я им помогать буду. И холода тамошнего не боюсь! Вы не смотрите, Ольга Николаевна, что я молодая — я сильная.
— Одной силы мало, Паша, нужно быть упорной и постоянной в своем слове.
— Какая же радость за легкое браться, Ольга Николаевна?
Голые руки и плечи Паши упруги и молоды, она и впрямь сильна. Но во много раз дороже этой силы ее простая и дерзкая решимость. Личико у нее по-детски круглое, но брови сжаты и, главное, эти маленькие серьезные складочки около губ. Наверно, Паша так же сжимала губы, принимая на себя тяжесть ящика с тракторным мотором.
Эта мысль заставляет Ольгу Николаевну улыбнуться.
— Ты решительная девушка, Паша, — говорит она. — Твой замысел хорош, и я желаю тебе успеха.
— Вот увидите, Ольга Николаевна!
— Нет, я не увижу, но я тебе поверю.
Паше не сразу становится понятным смысл
