уже в Берлине! Эх, и хорошо же заживете вы, фрау, с дочкой своей!»
Солдат хотел было вскинуть автомат за спину, но вдруг остановился. Он заметил на чердаке дома фашистов. «Ложись!» — крикнул и мигом свалил нас с Бригиттой на землю. Раздались автоматные очереди. Пули просвистели над нашей головой, врезались в ствол яблони.
Началась перестрелка. А когда кончился бой, мы увидели: рядом с нами, широко раскинув руки, лежал усатый русский солдат...
А мысли Ивана снова витали в родном доме. «Эх, мама, мама, — думал он. — Может быть, ты и сейчас вспоминаешь об отце. Какой он был хороший, говорила ты. Добрый, ласковый. Когда приезжал с базара, обязательно привозил мне калач, а как-то тебе подарил кумачовый платок. На рождество всегда елку ладил. Выбирал в лесу лучшую. Стройную, пушистую. Сам игрушки мастерил, сам наряжал. А потом Дедом Морозом становился, песни пел, нас танцевать заставлял. Подарками одаривал. Верю, мой отец был храбрым солдатом. А как же иначе? Раз до Варшавы дошел, с умом воевал и перед врагом не трусил...»
— Я так и обомлела, увидев солдата, — слушал Иван фрау Пунке. — Взяли его на носилки, а потом вместе с другими похоронили в братской могиле...
«Мама, дорогая мама, — думал Иван. — Сколько ты перенесла в те годы страшного, тяжелого! С утра до ночи работала: пахала, сеяла, убирала... На женщинах держался весь колхоз. Что могли делать старики и инвалиды? А жила впроголодь. Мирилась. Ждала кормильца. Не дождалась. Тоже, наверное, похоронили в братской могиле...»
— Вот я и хожу каждую субботу на его могилу, — продолжала Пунке. — Он похоронен в парке, хороший, добрый русский солдат...
— Не верьте ей! — крикнул кто-то в толпе. — У нее муж был фашистом. — Кричавший мигом скрылся.
Эрна на минуту оторопела. Схватившись за край трибуны, она еле устояла на ногах.
— Спокойно, Эрна, спокойно, — поддержал ее Гуго Браун. — Говорите, говорите смелее!
— Я отвечу на эти слова, — собралась с мыслями Эрна. — Отвечу раз и навсегда. Мой муж никогда не был фашистом, но он воевал против русских, обманутый фашистами. И он сгинул где-то в русских лесах. А русский солдат Прошка Новиков принес нам свет и свободу. Прошка Новиков!..
— Что она сказала, я не ослышался? — спросил Прохор. — Прошка Новиков?
— Да, так она сказала, товарищ лейтенант, — подтвердил Кленов.
Побледнел лицом Новиков. И вырвалось:
— Неужели отец?..
Солдаты посмотрели на него с пониманием. А Кленов повторил:
— Она сказала — Прошка Новиков.
— Да, отец... погиб где-то здесь... — тихо произнес Прохор, — в последние дни войны.
К Новикову подошел Крапивин:
— Вы слышали, Прохор?
— Слышал, товарищ подполковник... — Его глаза, вдруг покрасневшие, встретились с глазами командира. Крапивин легонько притянул Новикова к себе.
— Будь мужчиной, Прохор Прохорович, мужайся. Слушай, каким добрым человеком был твой отец, настоящий герой.
— Я знал, что он погиб где-то здесь. Я теперь найду его. — Прохор посмотрел на Крапивина и, еще минуту постояв, отошел в сторону, чтобы не расплакаться. Прохор не слышал, как закончился митинг, не заметил, как колонны двинулись по шумной центральной магистрали города.
Прямо с площади Эрна Пунке пошла домой. Трамваи стояли, и ей пришлось идти пешком почти через весь город. Эрна шла по тихим, безлюдным улицам вокруг озера. Воздух был напоен ароматом молодой сочной зелени: цветущих каштанов, ивы и белой акации. В глубине озера отражались двухэтажные чистенькие острокрышие домики.
На душе Эрны было неспокойно. Ее мучил вопрос: «Неужели он? Не может быть. Нет-нет, этого не может быть. Мне просто показалось. Крикнул какой-то человек в синем берете... Крикнул и спрятался, как самый жалкий трус...»
Эрна села на скамейку, чтобы немного отдохнуть. Ей не хотелось спешить домой: ведь там ее никто не ждал. Единственное утешение — дочь Бригитта — пошла, наверное, с демонстрантами и теперь вернется поздно.
В голове Пунке пронеслись картины только что состоявшегося митинга. Эрна вспомнила, как страстно говорили рабочие, русский подполковник. Эрна представила, как и она впервые в жизни держала речь перед такой многотысячной толпой.
Очнувшись от воспоминаний, Эрна подняла голову. Взглянула на часы — половина девятого. От озера тянул ветерок, и холод неприятно заползал за ворот кофточки. Эрна накинула на плечи шарфик, туго стянула его концы на груди. «А ведь у него тоже есть синий берет, — думала Эрна. — Носит только по праздникам. Бережет».
По озеру плыла одинокая лодка. Она с разгона ткнулась носом в илистый, поросший тростником берег недалеко от гасштета-поплавка. Мужчина и женщина, одетые в белые спортивные костюмы, привязав лодку к дереву, вошли в гасштет.
«Счастливые, — решила Эрна. — Сколько их таких на свете! Но еще больше, пожалуй, одиночек, как я. Всего лишь сорок лет... А в одиночестве больше десяти... Ждала Тотлева, думала, вернется, хотя сообщили, что погиб на русском фронте. Соврал этот провокатор. Тотлев никогда не был фашистом... Нет больше никакой надежды ждать. Открыла сердце другому — Коке. Бригитта его не любит. Говорит, что он какой-то ненастоящий. Кто знает? Обходительный, по хозяйству помогает. Только выпивает частенько... Бригитта просит оставить его, не пускать в дом. Ревнует дочка... Но знает ли она, как в сорок лет страшно быть одинокой, не обласканной, не обогретой дыханием близкого человека? Эх, Бригитта, Бригитта! Ничего ты не понимаешь, родная, и еще долго, наверное, не поймешь».
На башне, что серым пятном виднелась на противоположном берегу озера, часы пробили девять. «Пора домой», — вздохнула Эрна и поднялась со скамейки. Тихо пошла по улице. Проходя мимо гасштета, вдруг почувствовала, как сосет под ложечкой. Пунке вспомнила, что целый день почти ничего не ела. Решила зайти в гасштет. «Удобно ли одной? — остановилась возле двери. — Еще подумают невесть что. А, будь что будет — дома ничего нет». — И Эрна открыла дверь.
В глаза ударил яркий свет. Эрна от неожиданности прищурилась. На небольшом возвышении увидела музыкантов — четыре трубача и аккордеонист играли модное танго «Голубые глаза». Несколько пар, в том числе мужчина и женщина в белых спортивных костюмах, танцевали.
Эрна прошла вперед, выбрала свободный столик. Она окинула зал быстрым взглядом и заметила в дальнем
