углу Коку. Запрокинув голову, он большими глотками пил пенистое янтарное пиво. Его левая рука лежала на краю столика, в ладони был зажат берет. Эрна пересела за соседний столик, нарочито громко подозвала официанта. Услышав знакомый голос, Кока поставил кружку, взглянул помутневшими от хмеля глазами на Эрну. Эрна посмотрела на Коку. Взгляды их встретились. Кока быстро сунул берет в карман, встал из-за стола, подошел к Эрне.
— Какими судьбами? — улыбнулся Кока. — Вот не ждал, вот не ждал! А я был у тебя, соседи сказали, что ты на демонстрации. Забежал сюда. Часа два сижу. Ты же знаешь, я не люблю митинги. Лучше посидеть вот тут, послушать музыку, самому поиграть. Хочешь, я сыграю что-нибудь для тебя? Ну, твою любимую. Говори...
Эрна заметила: Кока сегодня какой-то необычный — растерянный, волнуется.
— Присядь, — тихо сказала Эрна и показала на стул. — Ты один?
— Нет, с друзьями, Эрна. — Кока сел. — Я тебя познакомлю. Хочешь?
— Познакомь.
— Вот они. — Кока кивком указал на танцующих в спортивных костюмах. — Хелло, Курт! Хелло, Марта! — крикнул Кока. — Хватит топтаться. Знакомьтесь: Эрна Пунке, — продолжал он, когда Курт и Марта подошли к Эрне.
— Просим за наш стол, — пригласил Курт, целуя руку Эрны.
— Да, да, за наш стол, — поддержала его Марта, разгоряченная от танца. — Здесь намного уютнее. Хелло, оберст, — позвала она официанта. — Сосиски, четыре коньяка и четыре пива.
Официант быстро выполнил заказ.
— Коньяк не пью, — сказала Эрна.
— Ради знакомства можно. — Марта подмигнула Коке.
— Конечно, Эрна. Ради знакомства. За компанию.
— Разве только по такому случаю. — Эрна пригубила коньяк.
— Э-э, так не годится, — возразил Курт. — Всё выпейте, всё.
— Что это, Эрна, — заметил Кока, — я тебя не узнаю.
— Боюсь, буду пьяна, — еле улыбнулась Эрна. — Весь день ничего не ела.
— Не беда, — настаивал Курт.
Эрна выпила коньяк.
— Теперь закуси, — предложил Кока, — хоть это и не по-немецки, но зато по-русски. — Эрна взяла сосиску, обмакнула в горчицу, откусила... — Говоришь, на митинге была? Ну и как? — спросил Кока.
— Да, как прошел митинг? — вставил Курт.
Эрна подняла на Курта глаза. Лицо ее разрумянилось, помолодело: морщинки на лбу и в уголках глаз разгладились. «Да она, черт возьми, недурна», — подумал Курт, отпивая пиво и бросая взгляд на Пунке поверх кружки.
— По-моему, неплохо, — ответила Эрна, вытирая губы кончиком салфетки. — Но было бы совсем хорошо, если бы не один человек...
«Он или не он?» — в который уже раз спросила она себя.
Кока встал, пододвинул стул поближе к Эрне, прислонился своим плечом к ее плечу.
— Так, так, Эрна, и что же этот человек сделал? — с любопытством спросил он.
— Хотел сорвать митинг, — резко сказала Эрна.
Кока не шелохнулся. «Зря подозреваю», — пронеслось в голове Эрны. Кока взял руку Эрны в свою, сжал ее. В знак благодарности Эрна улыбнулась уголками губ. Кока заметил это и еще энергичнее сжал ладонь Эрны своей повлажневшей ладонью.
— Отважиться на такой шаг! — удивился Кока. — Сорвать митинг!
— Это же безумие! — излишне громко воскликнула Марта.
— Ах, негодяй, ах, негодяй, — сокрушался Курт.
Почувствовала Эрна фальшь в их разговоре или нет, но она рассказала о митинге и о субъекте в синем берете.
А потом она посмотрела на Коку:
— Мне показалось даже, что человек в синем берете — мой знакомый... Ты, Кока, по праздникам носишь такой берет.
Кока от удивления, а может с испуга, выпучил глаза, заморгал, словно заводная кукла.
Наступило неловкое молчание.
Но тут Марта схватила Коку за прядку волос, спадавшую на лоб:
— Так вот мы с кем имеем дело. В тюрьму его, в тюрьму, негодного...
Оркестр заиграл «Ауфвидерзеен», и последние посетители, рассчитавшись с официантами, вышли из душного, прокуренного гасштета.
Кока и Эрна проводили Курта и Марту до лодки. Попрощались. Курт завел мотор, и лодка скрылась за поворотом.
Потом они шли по тихой, сонной Зеештрассе. Из-за озера выполз красный, словно медный таз, месяц. Вода в озере сразу как-то оживилась, повеселела. В камышах вдруг закрякали утки, засвистели морские курочки-чернушки.
Хорошо, легко дышалось Эрне в эту светлую майскую ночь. Рядом шагал Кока. Он крепко держал Эрну за руку, что-то шептал. Но она, казалось, не слушала его.
— Тебе хорошо со мной, Эрна?
— Да.
— Тебя можно обнять, Эрна?
— Да.
Кока увлек Эрну на берег озера, усадил на парапет, подстелив на серые холодные камни свой пиджак. В голове Эрны туманилось от легкого опьянения, ей хотелось подышать прохладой майской ночи. А в эту ночь было на редкость хорошо. Через все озеро пролегла лунная серебристая дорога, курочки-чернушки даже в такой поздний час гуляли стайками, ночной парк был тихий, спящий.
Эрна жадно смотрела на этот мир, и знакомые ей с детства места казались новыми, необыкновенными. Она ткнулась под руку Коки, прижалась к его теплому боку.
Кока тихонько отстранил Эрну, встал, подошел к озеру, зачерпнул пригоршней воду, полил на голову. Зачерпнул еще, вылил за воротник рубашки. Потер холодными руками грудь, виски.
Эрна подала Коке носовой платок. Кока вытер голову, шею, сел на парапет, закурил. Когда он подносил сигарету к губам, ее красненький глазок мелко-мелко дрожал: Кока волновался.
— Эрик, я должен сказать тебе правду, — начал тихим голосом Кока. — Если ты узнаешь — проклянешь меня, станешь презирать, ненавидеть. А ведь я тебя люблю, Эрик, очень люблю... Но я слабый человек, у меня нет воли. Мной всегда кто-то командовал. А ты... ты стала для меня родной, близкой. Без тебя я конченый человек, ничтожество, дрянь... Ведь я не знал настоящей любви... Я только читал об этом в книгах да видел в кино...
Эрна пододвинулась к Коке. Он схватил ее за руки, начал целовать. Потом ткнулся лицом в колени Эрны, и она почувствовала, как плечи его задрожали: Кока плакал. Пунке подняла
