разгон пахать, а не загонами.
Еще выше подняла Галина знамя и пошла впереди по старой борозде. Ветер в поле сильнее. Ветер разворачивает флаг, разглаживает его. За Галиной погнал свою пару Клемс и, когда врезался плуг во ржище, отвернул и положил первый ломоть сырой весенней земли; он повернулся к людям и радостно сказал:
— Начинаем, значит, жизнь колхозную на земле.
Шла все выше и выше на холм Галина, на самую вершину его, прямо к солнцу. Быстро шли за ней кони Клемсовой пары, а за ней еще шесть пар, и одна за одной ровно и плотно клались темно-серые ленты сырой поднятой земли. Люди прошли за пахарями до самой вершины холма и остановились там, молча поглядывая вслед удаляющимся пахарям. Они видели, как дошла до конца полосы Галина и завернула назад, как прогнал вхолостую поперек поля свою пару Клемс и, повернув ее, повел вторую борозду вслед за Галиной. Галина, поравнявшись с людьми, подошла к ним и стала немножко в стороне.
Прошли кони с плугами, и две широкие, по семь борозд, темно-серые полосы поднятой земли легли на ржище, а между ними стала еще более выпуклой высокая межа. В стороне стоят кучкой семьи колхозников и гости. Гости стоят молчаливые, серьезные. У каждого из них свои мысли о колхозе, о том, что так вот сообща хорошо пахать. Все они думают о людях, осмелившихся сойтись в колхоз. Некоторые жалеют колхозников немного, что вот они навсегда уже отреклись от своего собственного коня, от своей земли, своей клети, своей усадьбы и пошли в новую, нигде никогда не виденную, никогда не узнанную жизнь. Жалеют и немного рады, что эти люди уже никогда не будут иметь свое собственное хозяйство и не смогут хвастать в городе или на ярмарке своей собственной повозкой, своим конем. Рады были, предполагая, что эти люди некогда пожалеют о том, что сделали сегодня. А другие стоят взволнованные. Им больно и обидно. Они завидуют колхозникам, завидуют, и обидно им, что не они, а вот эти первыми пошли, и что им придется быть лишь последующими. Завидуют, что не они, а вот эти имеют возможность хвалиться, что первыми организовали колхоз, что не про них, а про этих будут говорить в городе на рынке и на ярмарках люди.
Неожиданно до холма долетели звуки колоколов.
Прислушался к колоколам Клемс и придержал на минуту коней. Не понял он, в чем дело, почему звонят.
По второму разу шли уже плуги по ржищу. Уже обтерлись лемехи о жесткую сырую землю и заблестели на солнце. Уже близко подошли к меже.
Из-за холма, где церковь, вышла большая толпа людей. Впереди шел батюшка и, макая кисть в воду, которую нес в посудине церковный сторож, брызгал водой на поле. За батюшкой мужчины несли иконы. В толпе пели какую-то молитву, нельзя было разобрать ее. Пение заглушали колокола. Когда вышла толпа на поле, они затанцевали в какой-то бешеной радости, загудели на разные голоса.
— Блям-блям-блям-бом, блям-блям-блям-блям-бом, блям-блям-блям-бом...
Гудели колокола, а плуги поднимали землю. Земля легко распрямляла грудь, раскрывала нутро свое людям, радостная от того, что пришли к ней с весенним солнцем, чтобы разорвать на ней вековые цепи меж.
Ближе и ближе подходили к меже плуги. Межа насторожилась, ощетинилась прошлогодней сухой травой.
По полю, вдоль межи колхозной и деревенской земли, идет с иконами толпа крестьян. Мужчины без головных уборов, женщины в белых праздничных платках. Идет впереди батюшка и орошает поле свящепной водою. За батюшкой поют, и ветер доносит к колхозникам слова:
О-о-отче на-а-аш,
Иже еси на небеси-и-и!..
Клемс остановил коня как раз на холме, улыбнулся.
— Межи наши они обходят, священной водой поливают свое поле, чтоб зараза наша не переползла туда.
Улыбнулся, дернул вожжи и повел плуг дальше. И всем сразу понятным стало, почему ходит по полю процессия.
Отдаляется от холма в поле процессия. Ближе и ближе подбираются к меже острые сверкающие лемеха плугов, вот-вот зацепят ее и срежут, повалят. Межа выпрямилась, выгнулась на середине, подняла ощетинившуюся свою спину. Клемс завернул коней. Кони пошли по обе стороны межи. Направленный плуг подцепил снизу конец межи, оторвал его, отбросил комком вместе с запаханным, потом выскользнул из-под нее. Возле межи глубокая прошлогодняя борозда. Она мешает, и плуг то выскакивает из-под межи, то опять подползает под нее и острым носом отрывает от нее куски и отбрасывает в сторону на пахоту, то выползает и, усталый, срывает носом траву в прошлогодние борозды. Злится Клемс. Межа выгибается, не хочет сдаваться.
— Ишь ты, межа не сдается! — кричит кто-то с холма.
Но другая пара коней подмяла ногами межу. Панас сильными молодыми руками направил плуг и держит его. Плуг подрезает межу и отвалом медленно кладет ее набок. Третий пахарь плугом подбирает оставленные куски межи, подчищает новую борозду на месте, где только что была межа. А на пахоте, порванное на куски, лежало через весь холм тело бывшей межи.
— Митинг давайте теперь,— говорит Панас Клемсу,— заворачивай коней и начнем.
— Начнем,— отвечает Клемс,— я скажу немного и тебе слово дам.
Когда доехали до конца и завернули коней, молодой хлопец, идущий с третьей парой, поставил плуг и побежал к людям на вершину холма. На бегу крикнул:
— Товарищи! Да когда же такое было у нас! Ура!..
Взмахнул двумя руками, подбросил вверх фуражку.
А Галина с холма замахала ему флагом. И тогда горячим комочком подкатились к горлу Панаса слова, продуманные еще за плугом, и хотят вырваться все сразу и как можно быстрее на волю.
По полю, недалеко от холма, с молитвенной мелодией и иконами проходила процессия. И лишь только собрались пахари на холм рядом с гостями, Клемс показал па процессию рукой.
— С богом уже против нас пошли,— сказал он. И начал за этим свою речь: — Они с иконами, с крестами против нас идут, а что мы? Разве на худое мы что пошли? Мы из страданий вылезти хотим, счастья хотим себе и другим, хотим, чтобы немного хоть радостней жить. Так почему же это их богу не нравится? Почему ему хочется, чтобы век весь мы свой горевали, как отцы, как деды наши?..
Говорит Клемс, держится правой рукой за рубашку на груди. Рука дрожит, дрожат и ноги, на ногах дрожат белые домотканые штаны.
— Так не надо и бога нам! — говорит Клемс.— Они священной водой орошают свое поле от нас, чтобы не пошла хотя заразой
