рейс вдоль линии Берега. Вопрос был решен…
…Студент проводил взглядом бойко пофыркивающую шлюпку, на буксире которой тащился сколоченный на месте плотик, где шалашиком была свалена только что выловленная рыба; вздохнул. В ушах его звучал негромкий впечатляющий голос Амбарщика, приказавшего ему, Студенту, никуда не отлучаться, а ждать его возвращения, помешивая палочкой уху в ведре и наблюдая за тем, чтобы на горизонте не появилось ни одной подозрительной личности, которая может про себя таить мерзкие мысли и стараться стащить оставленный на берегу капроновый невод или просто позариться на рыбное место.
Студент был сражен той переменой, которая произошла в людях, вроде неплохо уже Студенту знакомых, когда они работали. Он любовался точными движениями их рук, скупыми одновременно и красивыми. Настрой для высокой производительности труда создавало обилие красного золота. Лица приобрели выражение величественной торжественности, забыты были посторонние эмоции, мешающие работе; ни лишнего движения, ни суеты, ни торопливости, ни пустого слова.
…Студент восхитился и онемел; эти люди предстали перед ним кузнецами собственного блага, кузнецами могучими и неутомимыми.
Рыба мало-помалу пошла в речку широким потоком. Ее стало так много, что она не успевала проходить в горловину устья, выскакивала на берег, чтобы, разогнавшись, как торпеда, застрять в ячее сетки.
Спустя час перегруженная шлюпка вышла из култука в туман, волоча за собою плотик к неподвижно застывшему в миле от берега судну. Трое товарищей неусыпно следили друг за другом, чтобы иметь возможность предусмотреть каждое неосторожное движение сидящего напротив. От любого неосторожного движения сидящего напротив края шлюпки могли наклониться, и за борт скользнут несколько десятков рыбин, что было равносильно тому, по подсчетам Амбарщика, как если бы взять да выбросить в воду несколько десятков купюр, которые во сто крат ценней, в общем-то, поганой рыбы.
Тарахтел мотор, плыли рваные клочья тумана, а трое пассажиров в странном экипаже, качающемся на необозримой поверхности водного пространства, занимающего более половины планеты по имени Земля, завели неторопливый разговор.
— Я ловлю рыбу не затем, что мне нужны деньги, — искренне признался Лева. — Мне не нужны ваши пятаки, пропади они пропадом. Да подавитесь вы своими башлями, кусками, сотнягами, четвертаками, червонцами и трояками. Все это мне ни к чему. Но мне перехватывает горло, когда я подумаю, что рыба эта достанется кому-нибудь другому. Не могу не доставить себе удовольствие посмотреть на перекошенную рожу какого-нибудь чувака, который метнет сеть, а в ней не будет даже захудалого гольчишки. Ему даже на уху не достанется, вы чуете?
Лева захохотал, откинувшись на спинку, и потер руки.
Несколько рыбин скользнуло за борт, и на лице Амбарщика появилось такое родное и знакомое до дрожи в коленках выражение брезгливого любопытства. Лева смешался.
Амбарщик же думал о том, сколько ходок за рыбой нужно сделать, чтобы, реализованная по спекулятивным ценам, рыба могла окупить затраты сил и времени. Получалось, что для полнокровного удовлетворения всех потребностей экипажа необходимо сделать не менее десяти рейсов.
Лева попытался понять, почему только одно упоминание имени Третьего сразу же лишает жизнь смысла и очарования, а то прекрасное, к чему всеми силами стремится душа, сразу перестает быть прекрасным. Но не может быть, чтобы Чиф не успел ничего придумать, прикинул он. Хотя что-то не давало ему покоя, какая-то подспудно зреющая мысль, что Чиф не сможет выполнить той миссии, которую возложил на него он, Лева.
…Когда теплоход полным ходом шел к этим местам, до которых было часов семь, Чиф вызвал Леву к себе и пригласил сесть. Старательно пряча взгляд в глубине неосвещенного угла каюты, Чиф сказал:
— Неплохо придумано. Но кто за это возьмется?
Оттого, что взгляд Чифа затерялся в углу, Лева смутился, чего с ним отроду не бывало, и спрятал свой под диванчиком, на котором сидел Чиф и под которым скопилось много пыли и чернела еще более густая тьма, чем в Чифовом углу.
— М-м-м-м-м-м-м… Я уверен в том, что все сделается само, — сказал Лева, наивно полагая, что все сделается само, но тотчас понял, насколько неубедительно и пошло все это звучит.
Чиф понимал, что все само собой сделаться никогда не сможет и что необходимы какие-то действия, направленные на первоначальное исследование возможностей по отчуждению Третьего. Поэтому он воспринял Левины слова как неубедительную и пошлую шутку.
— Я предполагал, что у вас есть некоторые соображения, — нерешительно сказал он.
— Ведь вы согласны, что Третий анфан-террибль? — в лоб спросил Лева.
Да, Чиф был согласен.
— Ему попросту не место на нашем образцовом судне с такой дружной спаянной командой. Ведь он еще даст копоти, он еще устроит нам Варфоломеевскую ночь, вот посмотрите.
— Кто это сказал? — вскрикнул Чиф.
— Это сказала Повариха. И, о! как она права!!!
— Ну, а-а-а?
— Вот-вот…
Чиф еще старательнее спрятал свой взгляд в углу, а Лева еще старательнее спрятал свой под диванчиком, на котором сидел Чиф.
Чифу было ясно, что Лева не сможет, да и не захочет нести миссию, о необходимости нести которую ему и хотел напомнить Чиф, потому что Лева был единственным и истинным автором этой миссии. Тем не менее какая-то подспудно зреющая уверенность, какая-то тревожная мысль подсказывали Чифу, что Лева не захочет иметь никакого отношения к осуществлению намеченного плана. Это мучило Чифа и, чтобы проверить свою догадку, он спросил:
— Э-э-э-э-э-э?..
— О-о-о-о-о-о!.. — Лева улыбнулся и показал большой палец. Зрение у него обострилось до такой степени, что он различал уже не только пыль, но и отдельные пылинки.
— Ясное дело, это сделаете вы, потому что я родился с такой светлой головой только для того, чтобы вылавливать мысли, витающие в воздухе. Вы ведь не только ничего не выловили, но и даже пока и пальцем не шевельнули. Кто же из нас должен браться за это дело? Не я, это не вызывает у меня никаких сомнений. Не я.
И Лева проницательно улыбнулся.
Чиф не стал напоминать о том, что не кто иной, как он, ходил к прокурору, еще когда они стояли в порту. Ему показались ничтожными мысли о том, что когда-либо кто-либо примет это за заслугу.
— И-и-и-и… — тоскливо пискнул он.
— Угу, — буркнул разочарованный Чифом Лева.
Лева знал, что Чиф, в общем, слабый человек, нерешительный, безвольный и инфантильный. Он был неудачник и грубиян. Лева знал, что после каждого возвращения из рейса Чифа поджидает на пирсе пьяная жена и начинает колотить его, едва он только сойдет на берег. Дети пока молча обливают Чифа презрением за то, что Чиф еще ни разу не перевелся в торговый флот и ни разу не ходил за кордон, откуда
