Крошечный уютный хуторок поодаль, на холме. Дымок из одной трубы вьется. Значит, кто-то живет здесь, а может, доживает свой век отшельником.
И узкоколейка, почти невидимая на невысокой, поросшей травой насыпи. Единственная в горах «дорога жизни». Она словно въехала сюда из детского магазина, из мира игрушек. Паровозик, а иногда и крохотный тепловоз. Вагончики. Тонкие нити рельсов. Все настоящее. И в то же время как забава. Раз в сутки проследует из Белорецка в поселок Инзер и обратно пассажирский поезд; посвистит тепловоз или попышет паром паровоз и снова надолго замрет дорога.
Удивленье перед необычностью места, где квартирьеры раскинули лагерь, не исчезало. Узнали от местных жителей, что и грибов, и рыбы, и дичи всякой полно тут, что и медведи изредка «пошаливают», а речушка Айгир, что рассекает хуторок и впадает в Малый Инзер, берет свое начало в горах. Весной страшной бывает. Треск, гром стоит. Камни ворочает. Летом успокаивается. Смирно течет меж камней да под кустами. А вытекает она из-под огромного камня. Если идти вверх по Айгиру, как раз и придешь к нему. «Кая-таш» его называют — «крутой камень». Вода в Айгире холоднющая, да чистая такая, что каждую песчинку рассмотреть можно, каждого малька, мелькнувшего в струе. А если кто хочет знать правду, то и не вода это вовсе, а слезы девушки Айгуль, которая до сих пор по ночам сидит на камне и плачет, никак не может забыть своего ненаглядного жениха, смелого и сильного батыра Айгира, который мог в опасные минуты в коня превращаться и скакать по горам. Но погубили его злые дивы.
По ночам звонок Айгир. В отблесках. Словно со звездами переговаривается. И звезды необычны. Как живые. Слушая плач Айгуль и вздохи Айгира, звезды опускаются ниже, до самых вершин скал и острых верхушек елей. И оттого крупнее становятся и ярче. Горят, как окошечки на небе, будто из невидимых теремов. С непривычки жутковато глядеть на них. Кажется, протяни руку, коснешься…
Такими они, наверно, казались и древним людям, которые жили здесь.
Студенты отряда «Сокол» приехали сюда строить новую железную дорогу. От Уфы до Белорецка самолетом тридцать-сорок минут. От Белорецка в обратном направлении по узкоколейке до их лагеря почти семь часов. Плутали-плутали среди гор и ущелий, и вот он, дикий неразбуженный Айгир. Невероятна сама мысль — построить здесь широкую колею. Все здесь дышало тайной. И все вокруг приготовилось к сопротивлению. И Малый Инзер, и скалы, и леса, и Айгир.
3Три брезентовых палатки отряда среди кустарника и деревьев. Дверцами на восток, чтобы утреннее солнце проскальзывала сквозь щель и вело побудку. Хорошо досыпать последние минуты в теплом солнечном воздухе. А выбежать на волю, на солнце, на прохладный воздух реки? Малый Инзер слева, в нескольких шагах. Мелководный перекат. На том берегу камни-валуныскальные срезы, почти отвесно поднимающаяся вверх гора, заросшая густым ельником. Справа, на возвышении — узкоколейка, построенная еще в двадцатые годы: студенты сразу же прозвали ее «Чих-пых». Отживет она скоро свой век. Напротив палаток дом сплавщиков. Сейчас это отрядная столовая. Внутри светло от побеленных стен, большая печь, деревянные столы и скамейки, цветы на столах, украшения на стенах из березовых «спилов» — поделок собственных художников, стенгазеты, «Распорядок дня». Чисто, уютно. У входа — как же без юмора? — вывеска: «Харчевня» — «Оля + Наташа». И большая кость на проволоке. Оля и Наташа — понятно: поварихи. А кость? Отрядный врач, студентка мединститута Ляля Ха, ирова с гордостью объяснила: это значит, что у бойцов тяжелый труд, аппетит хороший, а в рационе — мясо. Холодильник у них промышленного типа, а в нем «целый бык поместится».
Юмор сквозит во всем. Невдалеке от палаток хорошо оформленный стенд по технике безопасности «Береги себя» и уголок курильщиков «Дикий уголок». Хочешь закурить, раздумаешь. Ибо в этом «уголке» тебя встречает «Идол», вытесанный из толстого бревна. Огромная круглая лысина, глаза смеющиеся, рот открыт, нос вздернут сучком. Как живой! Искусная работа. Авторы ее боец Виктор Зайцев и комиссар отряда Игорь Кривошеев.
Снаружи, на бревенчатой стене «Харчевни» — «Оля + Наташа» висят настоящие спасательные круги. На них написано «Тонешь сам — помоги другому» и «Наше дело — труба!» Последняя надпись стала знаменитым ходячим выражением в отряде, ибо тут тебе и символ, и буквальный смысл, и юмор. И радуются ребята, когда им удается «подловить» на этом человека, приехавшего в отряд. Они-то на самом деле строят трубы. Огромные железобетонные водопропускные трубы под земляное полотно будущей дороги. Пока не будут сделаны трубы, нельзя отсыпать земполотно. А чтобы построить трубы, тут еще надо подумать, не окажется ли их дело — труба?
Я долго любовался лагерем «Сокола». Всеми «художествами», на которые ребята затратили немало сил и времени. А на что же еще рассчитывать в такой глухомани? Чем скрасить жизнь и тяжелую изматывающую работу? У них и приемник есть, и магнитофон, и библиотечка художественной литературы, и гитары. Разве плохо, когда ребята входят в лагерь не понурые, а веселые, тянутся туда, как в дом родной, как в светилище? А что? «Светилище» от слова свет, светить. Они идут на светлое с работы, на теплое, на юморное и человечное, так и пусть идут с улыбкой. На улыбающегося человека и смотреть приятно.
Вечерело. Бойцы возвращались с работы. Я спрашивал: где командир? Никто не знал, где: видимо, на объекте, на самом дальнем.
4Одна из палаток в лагере называлась красиво и загадочно: «Айгирская обитель». Можно было догадаться, что в ней жили девушки. Поварихи, врач. Другая «Тридцать три богатыря». Ясно, мужская «обитель». Громкое, может, чересчур самонадеянное название. Но, наверное, так оно и есть: хлопцы подобрались в отряде что надо, один здоровей другого. А вот и третья палатка — «Земля Санкина». Романтично, но еще более загадочно. Арктикой отдает. И контурный рисунок рядом с названием: что-то вроде намека на Северный полюс, на тайгу, на трудности и лишения. Но все же не слишком ли «единоличное» название? Не один же этот Санкин жил в огромной палатке? Да и вообще, кто он такой, Санкин? Спросил ребят. Удивились. Обиделись.
— Как!? Не знать Санкина? Это ж наш командир!
Командир? Значит, палатку назвали его именем? Только одним его именем?
После жаркого дня вечер теплый. Умыться по пояс в Малом Инзере — блаженство. Одни впритруску бежали на речку, перекинув через плечо полотенце. Другие шли медленно, наслаждаясь покоем. Умывальник стоял за столовой, возле кустов. Длинная цинковая посудина с «сосками», как называли ребята железный стерженек. Потому что слишком долго «чирикать» приходится, пока умоешься. Поэтому умывальник почти всегда стоял в забытом одиночестве. Кто же променяет Малый Инзер на умывальник? Сполоснешься в речке, повизгивая и покрякивая от удовольствия и перехватившего дыхания, разотрешься полотенцем, и усталости как не бывало.
Я ходил вдоль палаток, по берегу Малого Инзера, в столовую заглянул, и все выискивал среди ребят здоровяка, широкого в плечах. Именно таким почему-то представлялся мне Николай Санкин. По внешности командир сразу заметен. Носит он, как обычно, новое стройотрядовское обмундирование и значков понавешено ССО-шных целая грудь. «Земля Санкина»… Властный, видать, человек. Держит отряд в ежовых рукавицах. Зря что ли такой образцовый порядок во всем. Отсюда и авторитет, разумеется, не совсем заслуженный.
5Вначале я услышал его голос. Неуверенный, спотыкающийся. Сидел он среди плотно сбившихся ребят на замкнутой в виде квадрата скамье. Сумерки размыли очертания лиц, и слышны были только голоса. Санкина спрашивали. Он отвечал. О деле: как план выполняется, что уже сделали, часто ли бывают простои, как выполняются соцобязательства. Спрашивали представители его родного института, республиканского штаба ССО и другие ответственные товарищи, нежданно-негаданно нагрянувшие на Айгирский участок трассы, в их отряд. Серьезно спрашивали. Некоторые блокноты раскрыли, каждое слово важно, каждая мысль значительна. А он, командир, выглядел совсем несерьезно. Как мальчишка, который прогонял весь день футбольный мяч во дворе, уроки не выучил и вот вместо четких ответов, дельного разговора, какая-то невнятица, смешки, несущественные детали. План? «Середка наполовинку!» — отвечает Сан-кин. Какие у него бригады? Бригады, значит? «Бригады — понятие растяжимое»… «Ритмика труда?» — «Вненарядная заливка бетона»… «Монтаж, освоение?» — «Белка в колесе»… «Транспорт?»— «Чих-пых!..» Да-а, подумали все, так оно и есть: и сам Санкин, и дело у Санкина — труба!
В чем же дело? Может, гостей просто не считал за людей? А Санкин говорил и говорил. Юмору подпускал. Но никто из его подчиненных, бойцов то есть, не смеялся, не поддакивал. А говорил он, казалось, все еще не по существу, шуточками-прибауточками, стараясь пустить пыль в глаза. Или скрывал что-то? Но почему молчали бойцы? Круговая порука или солидарность?
