В нижнем отделении ничего, кроме двух бутылок водки, не было. На обратной стороне дверцы приклеено объявление — на белом картоне черным фломастером: «Взял одну — верни две. О. В.».
Он быстро закрыл дверцу, ему не хотелось брать ни одной.
И тут он услышал топот ног на крыльце.
Дом, в котором оказался Варфоломей, принадлежит Ояру Винтеру. Если бы Варфоломей был чуть внимательней, он прочел бы на улице рядом с дверью табличку: «Областной островной заказник № 1. Директор О. Г. Винтер». Но табличка была наполовину занесена снегом, и Варя ее не заметил.
В лице директора совмещалось все: он был директором, егерем, охотрыбинспектором, бухгалтером, мотористом своей электростанции, таксидермистом, водителем вездехода, сторожем и младшим научным сотрудником. Получал за все он только одну ставку, все остальное входило в обязанности, регламентируемые степенью энтузиазма и самоотверженности.
Латыш Ояр Винтер — единственный блондин на Острове, высокий, ладно скроенный викинг, с постоянной затаенной смешинкой в пронзительных серых глазах.
Слава о его бесстрашии и беспощадности к браконьерам пересекла границы Острова и вышла на материк. И все потому, что ему так и не удалось за многие годы настичь и обезоружить браконьера, и он не виноват, если браконьерить тут никому не приходило в голову.
Но один случай все-таки был — он вписан в историю арктических приключений, и этот случай знают на всех островах Ледовитого океана и на побережье от Мурманска до Уэлена.
В 196… году на Остров прибыла большая геодезическая партия с материка и работала полгода. В ТЗП обратили внимание, что партия, закупая в каждый очередной раз продукты, отказывается от мяса — и от консервов и от свежей оленины. Ну что ж, может, там все вегетарианцы или просто запас большой, привезли с материка.
Но однажды Нанук пришел к Винтеру и свалил у него в коридоре оленьи рога и несколько копыт. Тут уж не надо быть младшим научным сотрудником, чтобы определить — убиты олени, которые здесь на вольном выпасе.
В ту же ночь Нанук и Винтер выехали на собачьей упряжке на восток Острова, к балкам геодезистов. Прибыли ранним утром. Никто их не ждал. В балке-столовой готовился завтрак, аромат жареной оленины не спутаешь ни с чем.
— Мы нашли на Острове остатки десяти загубленных оленей. Там, в столовой, — одиннадцатый. Сколько вы вообще застрелили? — задал наивный вопрос Винтер.
Молодой начальник партии молчал. Потом спросил:
— Где нашли?
— Это нетрудно, если пройти по всем следам вашего вездехода.
Молодой начальник партии знал, что здесь он выполняет важное государственное задание. В конце концов его не заменят, а Арктика спишет все, думал он.
— Подпишите, — сказал Винтер и протянул акт.
Акт был подписан.
В то же утро шифровка была направлена на предприятие, от которого работали геодезисты.
Начальник партии, подписывая документ, не учел одного пункта: при аресте браконьеров у них изымается оружие и транспорт — средства передвижения.
Материк подтвердил справедливость действий Винтера, дал добро на конфискацию охотничьих ружей, оговорив, что боевые карабины должны быть возвращены предприятию.
«А транспорт?» — дополнительно запросил Винтер. И вскоре начальник партии был снят, отозван на материк, а через месяц, после завершения всех работ, геодезический вездеход поступил в собственность заказника, в сельсовете были оформлены бумаги, и Винтер стал единоличным владельцем транспорта, получив благодарность и денежную премию управления.
Вот почему о Винтере знали всюду, где есть браконьеры и управления охотничьих хозяйств.
…Неуютна жизнь холостяка, особенно на Острове. Ояр Винтер умел хорошо готовить, но у него никогда не было продуктов. Вернее, продукты были, но он не умел их хранить и всему на свете предпочитал консервы и бутылки.
Консервы валялись в столе, под койкой, в книжном шкафу и коридоре. Все, кто останавливался у него, щедро пользовались разбросанными пищетоварами, но бутылки ему было жалко, поскольку на Острове действовал «сухой закон» и выбить в ТЗП бутылку водки или спирта было проблемой. Но если кто-то в отсутствие Винтера набредал на его шкафчик, то видел объявление и, позаимствовав из шкафчика, возвращал, как положено, в двойном количестве. Винтер в накладе не был. Только однажды, вернувшись из поездки по Острову, он обнаружил вместо бутылки шесть флаконов тройного одеколона, что явно не соответствовало эквиваленту взятого. Он выяснил, что приезжал командированный, у которого ну никаких связей в ТЗП не было, и пришлось возместить недостачу единственным возможным для него способом. Ояр понял его и простил, и дверь его гостеприимного дома по-прежнему никогда не закрывалась.
Дом его неказист, наполовину занесен снегом — стоит на самом берегу, на семи ветрах. Две комнаты, кухня, коридор, туалет в доме, что весьма редко бывает в северных домах.
Систему отопления он позаимствовал у полярников. Из бачка на стене по тонкой трубке стекала солярка на старую сковородку, которая стояла в печи. Мощность струи солярки можно регулировать краником. Солярка горела, печь гудела, и, пока был огонь, в доме было тепло. За ночь же все тепло выдувало, если ты ленился вставать и наполнять бак горючим. Восемь ведер солярки съедала такая печь за сутки.
В доме всегда пахло кочегаркой, машинным залом, ремонтной мастерской. Потолок и стены закопчены, и, если кому-нибудь в голову пришла бы идея заняться утренней гимнастикой и устроить бег на месте, с потолка и стен посыпался бы мягкий черный пух, лохмотья копоти, этакий черненький новогодний снежок.
Все полки, стеллажи и полочки были заставлены минералами, моржовыми клыками, чучелами леммингов, песца, лисицы и птиц (полярная сова, белый гусь, разные виды чаек, гага, гагара, топорок, кулички, поморник). Два черепа медведя скалили зубы из угла.
Книги были лишь по специальности — охотоведение, природа, учебники по таксидермии, климату Арктики, течениям северных морей и другие, изданные Гидрометеоиздатом.
— Не присылают нам художественной литературы, — жаловался Ояр постояльцам. — Вот и читать нечего. Ни в магазине ничего нет, ни в библиотеке — который год закрыта.
Но одна книга у него все же была, подарок Христофора Кучина: добыл тот ее по случаю в букинистическом магазине на Арбате за семь рублей пятьдесят копеек. Вот эту единственную книгу и читал долгими пурговыми темными ночами Ояр. Винтер читал и удивлялся описанной там южной жизни, такой непохожей на северную, и решал про себя никогда не приезжать на юг.
Это был пятый том собрания сочинений Клода Фаррера — «Окоченевшая любовница», издательства «Современные проблемы», Москва, 1927 год, перевод с французского М. Коваленской и Г. Павлова.
— Нам бы эти проблемы, — вздыхал Винтер.
И тайно мечтал о том времени, когда он распрощается с Островом и приедет в город Магадан. Любил он этот город больше Риги. Приедет и сбросит северные доспехи, наденет костюм и галстук, выйдет на улицу, а навстречу ему она — юная акселератка, длинноногая и веселая, молодая и свежая, как утренняя рижанка двадцати неполных лет. Что скажет он ей, он, закоренелый, холостяк? А что можно говорить в таких случаях? Не знает Винтер… И ни в одном учебнике по охотоведению эта ситуация не предусмотрена. Может, у Фаррера есть что-нибудь на этот случай? Открывает страницу, читает: «Ее мордочка была бледнее рубашки на фоне светлого шелка ее волос», переворачивает страницу, опять про то же: «Она — само очарование, может быть, немножко бледновата, но, впрочем, это дело вкуса»… Нет ничего про полярную ночь, пургу и трудовой энтузиазм.
Откладывает Винтер занимательное чтение… И думает: вот не уезжаю я отсюда, да и вообще не уеду… Что я там с деньгами своими делать буду, если робею и двух слов связать не могу?
Дом на юге ему не нужен, золото, дубленка, подписка на Дюма тоже, машина ему не нужна, новый галстук и модная прическа тоже ни к чему, деньги какие-никакие идут и так, за работу, за то, что он делает, и больше ему не надо, и так хватает, был бы Остров и порядок на нем, и чтоб белые гуси на гнездовьях не замерзали, чтоб не заносило их неурочным снегом, чтоб не ел их кладок наглый песец, — да чтоб самолеты полярной авиации не летали так низко над лежбищем, не пугали бы моржей, а то те давят от испуга друг дружку, да хорошо, чтоб и мишки Остров не покидали, пусть всегда, тут выводят потомство, а уж о тишине он, Ояр Гансович Винтер, позаботится, позаботится сам, обязательно, иначе ждет его самое страшное наказание — перевод на материк, где поют соловьи. А семейный неуклад — ну что же, умная да хорошая сама Винтера найдет, пусть он зря не старается. Но он об этом тоже не знает, хотя и сетует на одиночество иногда, в минуты душевных невзгод.
