По очереди они тащили на спинах мешок, в котором позвякивало что-то железное… «Неужели Калиныч взялся чинить самогонные аппараты?» ужаснулся Рубинчик.
Но тут до него донесся шум, и, оглянувшись, он ужаснулся еще больше.
По огородам неслись что есть духу пионеры, а за ними, свистя, улюлюкая, угрожая, лохматый мужик, мальчишки, бабы и множество разномастных собак.
— Бей цыганят! Лови их, куси их, ату!
Не раздумывая, Рубинчик бросился навстречу опасности, на помощь к своим. И вовремя. Ребята замешкались в плетнях, Володя Маленький не мог перелезть с барабаном. Боб зацепился ремнем фотоаппарата. Рубинчик немедленно перенял барабан и фотоаппарат, как эстафету, и дал ходу к лагерю.
Он мчался без оглядки. Ему все казалось, кто-то догоняет. И только выбежав из леса на поляну, уже в виду лагеря, оглянулся. Его догоняла длинноногая Сима.
Все равно Рубинчик прибавил ходу и свалился рядом с палаткой, когда она подскочила.
— Где вы были столько времени? Почему мчитесь как угорелые! — подбежал к ним вожатый.
— Мы… тренируемся! — выпалил Рубинчик.
— У нас кросс, — указала Сима на показавшихся из леса ребят.
— Так, понятно… Маршрут? Время? — спросил Федя.
— От села до лагеря мы с Рубинчиком промчались за двадцать минут, взглянула на часы Сима.
— Это точно?
— Да, как раз когда был дан сигнал, я поглядела на часы.
— От Выселок до лагеря три километра! Молодцы, ребята, ведь это же мировой рекорд! — восхитился Федя и начал аплодировать подбегающим ребятам.
У каждого своя тайна. — Волшебный аппарат Калиныча. — Фотоателье Феди Усатова. — Дотошные мальчишки. — Храбрые девчонки.
— Ребята, молчок! — предупредил Рубинчик.
Да никому и не хотелось рассказывать о своем позорном бегстве. Самим вспомнить тошно. Правда, если не считать многочисленных ссадин, царапин, синяков и пережитого страха, все обошлось благополучно. Удрали без потерь. Часы, фотоаппарат, барабан — все материальные ценности отряда целы. Но моральный ущерб был велик.
Было непонятно и обидно, почему с таким свистом и улюлюканьем их преследовали деревенские ребятишки, которых у околицы угостили конфетами.
Злой шкуродер принял их за каких-то озорников, пришедших его дразнить, — это ладно, бывает. Бабы гнались, приняв их за огородных воришек, — тоже понятно. Но мальчишки-то почему хотели побить?
Помочь в разгадке этой загадки могли только Фома и Ерема.
Вот они и явились. Крадучись, потихоньку. Спросили — все ли живы и здоровы? И, узнав, что, в общем-то, ничего, обошлось, даже рекорд бега по пересеченной местности поставлен, обрадовались.
— Это тоже… А то шкуродер с похмелья мог и ноги переломать. Он страсть не любит, когда его ребята дразнят и летом дохлых кошек подбрасывают… Ох, лют он, когда напьется!
— Он ведь бедняк? — спросил Боб, все еще сожалевший об испорченной фотопластинке.
— Гольный бедняк.
— Значит, его кулаки-самогонщики спаивают? — спросила Сима.
— Вестимо, — кивнули разом Фома и Ерема.
И тут у Симы мелькнула мысль — поймать и разоблачить самогонщиков. Вот будет замечательная помощь деревенской бедноте в борьбе пробив кулаков.
Но ребята не поддержали ее. Хотя Фома и Ерема соглашались показать, где скрываются самогонщики, Рубинчик на это не пошел.
— Нет, я с ними больше не вожусь. Путаники. Опять чего-нибудь напутают! Заведут, да не туда.
Боб тоже не разохотился:
— Я из-за них три пластинки испортил, хорошо еще, уцелел фотоаппарат.
Сима усмехнулась про себя: «Трусят ребята… Ладно, мы им докажем, что девчонки храбрей мальчишек». И она решила провести всю операцию втайне. Вскоре вместе с подружками они уже шептались, сговаривались о чем-то с Фомой и Еремой.
А Рубинчика и Боба захватили другие тайны, каждого своя.
Рубинчик занялся таинственным поведением Калиныча. Случайно подслушанные слова старого слесаря «об этом надо подумать», сказанные в ответ на предложение деда Еграши отремонтировать ему самогонный аппарат, засели в голове Рубинчика, как заноза.
Подогрела его любопытство и случайная встреча в памятный день неудачной экскурсии в Выселки.
Куда это шагали мимо него дед Еграша и Калиныч, когда он в тени рябины рисовал с натуры церковь? Чего они тащили по очереди в мешке? Что там звякало?
Начав слежку за Калинычем, Рубинчик через несколько дней обнаружил, что мастер слесарного дела действительно ремонтирует какую-то сложную железную штуковину, устроив навес под обрывом берега. Тут уж нашего следопыта за уши нельзя было оттащить от этой тайны.
Боясь что-нибудь напутать, напрасно навести тень на всеми уважаемого Калиныча, Рубинчик ни с кем не делился своими подозрениями, действовал в одиночку. Он ни чего не сказал даже своему ближайшему другу Бобу И при встрече с ним отводил взгляд.
А толстяк, несколько похудевший после бегства из Выселок, встречаясь с Рубинчиком, тоже не мог смотреть ему в глаза. И у него завелась тайна! Да еще какая!
Однажды, увлекшись проявлением пластинок, на которые так неудачно заснял он ненастоящего бедняка, странного середняка и удивительного кулака, Боб засиделся в затемненном углу палатки допоздна.
Вышел освежить голову и вдруг услышал незнакомые приглушенные голоса, негромкий смех.
Боб прокрался к берегу реки и здесь обнаружил Федю и двух девушек. Они сидели, свесив ноги с обрыва, и щелкали семечки.
В темной реке всплескивали рыбы.
Откуда эти девушки, кто такие, почему вожатый разговаривает с ними, таясь от всех? Боб потихоньку подполз и услышал непонятные фразы:
— Так, значит, фотоателье — увеличение семейных портретов, а? спрашивал Федя.
Девчата отвечали смешком.
— Портрет — икона. Икона — портрет, любуйтесь, пожалуйста! Здорово!
Девчата опять засмеялись.
— Опиум разоблачим, да еще и ребятишкам на молочишко заработаем!
Со смехом девчата прыгнули с обрыва, сели в лодку и уплыли. А Федя проводил их и вернулся. Неуклюжий Боб не успел схорониться.
— Ты все слышал? — спросил, заметив его, Федя. — Тсс, молчи! Никому ни звука. Эту тайну должны знать только мы с тобой да вот эти девчата.
— А кто они?
— Одна дочка дьячка, другая попова батрачка. Они мне такое открыли, такое… Ну ты же все слышал. Все понял.
Боб не все слышал и не все понял, но для солидности кивнул.
— Так вот, — сказал Федя, — мы с тобой организуем фотоателье. Я буду ходить по домам и собирать заказы на увеличение семейных портретов местных кулаков и богатеев, а ты будешь их переснимать и увеличивать.
И дело у нас пойдет!
— Детишкам на молочишко?
— Да, не без этого. Хорошая работа должна быть хорошо и оплачена, усмехнулся Федя.
Простодушный Боб ни в чем плохом не заподозрил вожатого. А чего же не заработать с кулаков и богатеев?
С молочишком в лагере обстояло дело неважно.
Вскорости Федя развил такую деятельность, что из Выселок потекло не только молоко — заказчики стали приносить и свежие яички и сливочное масло.
Федя обходил дома побогаче и собирал заказы, а Боб увеличивал с разных фотокарточек портреты местных богатеев, их чад и домочадцев.
Заказчики приодевались, прихорашивались. Все хотели, чтобы портреты их вышли «покрасивше».
Работу фотоателье руководство пионерлагеря одобряло. Васвас принимала заработанные продукты. Калиныч, видя, как довольны заказчики работой, только посмеивался. А Боб, когда Федя с ним перемигивался, отвечал ему понимающей улыбкой. Он чувствовал, что за всей этой работой скрывается какая-то тайна. Но какая? Тогда на берегу в разговоре вожатого с девушками из Выселок он что-то упустил, а спросить Федю стеснялся.
Терпеливый, покладистый Боб работал вовсю, увеличивая фотографии, и ждал: вот-вот ему откроется что-то удивительное.
Пока Рубинчик вел слежку за таинственными связями Калиныча с самогонщиками, а Боб трудился над увеличением портретов кулаков и богатеев, Сима Гвоздикова тоже не зевала. Желая утереть нос мальчишкам, она со своим храбрым звеном вела поиск самогонщиков.
Лучшими помощниками в этом деле у нее были Фома и Ерема. Уж как ублажали их девчонки! Все конфеты, припасенные еще дома, отдали этим прожорам, жадным до сладостей. Ничего не жалели — только бы отличиться.
Фома и Ерема не оставались в долгу.
Однажды мальчишки тайно пригнали из деревни и спрятали в кустах ивняка под берегом лодку. Этой ночью Фома и Ерема обещали показать самогонщиков. Девчонки, дрожа от волнения, стараясь не разбудить спящий лагерь, одна за другой соскользнули с обрыва. Под водительством храброй Симы уселись в лодку и поплыли.
У многих стучали зубы, то ли от ночного холодка, то ли от нетерпения, но, уж конечно, не от страха. Ведь девочки-пионерки не должны ни в чем уступать ребятам, а быть даже храбрей.
